Лето
Зной отуплял, невыносимо было двигаться, думать, смотреть. Там, где пиджак прилегал к спине, выжигало кожу. Комья свежевырытой земли уже посерели и ссохлись, и почему-то абсолютно не было запахов. Иван смотрел на Машино лицо и как будто только сейчас, наконец, поверил. Не заплакал, как ожидал накануне, а словно ухнул со скалы в озеро-колодец — уже летишь, и все, поздно что-то менять.
Попрощались быстро. Едва дождался, чтобы над могилой насыпали холм, и рванулся к выходу, ни на кого не оглядываясь. «Нечестно, нечестно, нечестно» — билось в районе солнечного сплетения.
— Ваня!
Господи, как же не хотелось этого разговора. Он остановился.
— Все-таки не останешься?
— Не успею, надо на самолет.
— Ну хорошо, а дальше?
— Зоя Викторовна, переезжайте к нам, пожалуйста. Садик, секция — все рядом.
— Это твоя дочь.
— Что я ей дам? Папа, который когда-то быстро бегал. Пожалуйста! Мы же уже говорили об этом. Я только получил ставку тренера — Лену, мою спортсменку, берут в сборную.
Иван взглянул на Асю и почувствовал что-то вроде удара. Как же похожа на мать. Неужели я ее не люблю, почему я не чувствую? Она стояла за спиной тещи, скрестив руки на груди: зареванная, но губа была поджата зло, а глаза блестели упрямо. Даже не подошла — вдруг разозлился.
— Ну все, я позвоню.
И зашагал к машине. Господи, как же жарко.
Осень
Внутри затемненной комнаты работал кондиционер, его пластик пожелтел, а направляющая воздуха скрипела при движении — странно, вроде к Олимпиаде специально строили, а это будто на барахолке купили.
За окном слышался радостный гул. Ходоки отмечают? Хорошо им! Витя — зверь, конечно, жара — не жара, а кто-нибудь из его бойцов дойдет до золота, даже если остальные сознание потеряют. И опять стало больно. Проплыло перед глазами: Лена идеально проходит последний барьер, он понимает — золото, ее финальный рывок никому не отыграть, но вдруг она резко замедляется, начинает хромать — задняя, рванула бедро — черт, рецидив. И вот уже ее обходят, все. Потом она плакала. Нет, не так они мечтали закончить ее карьеру: уйти трехкратной — вот это было бы красиво.
И ему, он это понимает — не простят: что выигрывал раньше; что критиковал методику подготовки сборной; что вытребовал право тренироваться отдельно от команды. Особенно последнее — Старший даже разговаривать перестал. Терпели за заслуги и потому, что эту медаль уже в планы внесли. Теперь все — облажался.
Ася… когда у нее старт? Сегодня? Не помню.
Как побелели ее губы вчера — Маша так же злилась, вот же характер. Но иначе было нельзя. Расквасилась. Господи, как же он орал! Но слова подобрал удивительно точные: «Да, тренер не приехал; да, ты одна; нет, я не могу быть с тобой, потому что должен быть с Леной — но грош тебе цена, если ты теперь псу под хвост пустишь все те часы и деньги, потраченные тобой и на тебя, убери сопли и прыгай». Если боец, то заведется, а сломается — нечего было и начинать. Но все же, чем они в федерации думают, интересно — отправили девочку одну без тренера? Какому чиновнику квоту отдали? Хотя и он бы так сделал: медаль от нее не ждут — первые игры, статистка. Если к следующим не закончит — посмотрим, что будет.
Ну надо же, подготовил чемпионку мира и Олимпийских игр, но просмотрел, что за это время собственный ребенок вырос и добрался до сборной. Не верил никогда, особо не следил, а вот же.
Выпить? Интересно, не поздно ли начать в пятьдесят пять? Чего ему теперь еще делать?
В дверь били так, что, казалось, стучат прямо в голову. Вынырнув из дурмана дневного липкого сна, он вскочил. Сердце заходилось, кружилась голова. В номере пахло. Открыл дверь. На пороге стоял Старший и орал: «Ну и что ты здесь делаешь?! Какого вообще? У тебя дочь олимпийская чемпионка».
Почему так жарко? Не Африка же. Даже вечером нет продыха. Когда Ася поднялась на пьедестал, он вдруг заплакал — показалось, что это Маша, какой он помнил ее почти тридцать лет назад на чемпионате России — легкая, светлая, улыбчивая, смеясь, запрокидывает голову назад, слегка прикусывая губу. Тогда, после награждения, счастливая, она вместе с медалью передала ему тест с двумя полосками. Сразу решили, что карьера подождет — успеется. Он пока продолжит готовить вторую спортсменку.
Ася остановилась чуть поодаль. Всклокоченный, помятый, расхристанный, он щипал отросшую щетину, не зная, куда деть руки: надо было что-то сказать, обнять, что ли? Шагнул, тронул медаль, перевернул лицевой стороной вверх. Она смотрела в упор, а потом прошептала:
— Мама была бы рада, да?
— Она была бы счастлива. Она говорила, что ты талантливее ее.
Внезапно начался дождь.
Весна
Лило почти весь день. Это Марусе на руку: американка и так проигрывала ей старты по ходу сезона, а от дождя после случая на чемпионате ее вообще трясёт. Иван втягивал запах мокрого газона, вслушивался в шелест воды на безлюдном стадионе, представлял, как все здесь изменится вечером. Как же он соскучился по Играм!
Завибрировал телефон.
— Лена, ты же знаешь, старт!
— Буквально минута, вывешу тебя на главную страницу.
— Только ради тебя.
— Спасибо. Итак, Иван Ильич, Россия побеждала в барьерном беге на Олимпиаде двадцать лет назад, это была ваша спортсменка Елена Феофанова. Сегодня уже ваша внучка, Мария Казанцева, может повторить успех, она фаворит, скажите: каков ваш прогноз на финал?
— Я думаю, что пора нам вернуть свое.
— Ваши последние Игры как тренера закончились неудачей, вас сняли с должности, ваша дочь после победы на Олимпиаде ушла из спорта. Что вы чувствуете сейчас, когда, судьба дает семейной династии новый шанс?
— Я… Лен, представляешь, я готовить научился — она обожает котлеты с грибами и именно мои, других не признает… А, еще у Аськи будет мальчик в ноябре.
— Ива-а-ан…
— Еще попрыгаем… так, мне пора — разминка.
— Все будет хорошо — твоя погода.
— К черту.
— Обними Марусю за меня.
Закончив разговор, высокий крепкий старик с густой седой шевелюрой повернулся и невольно зажмурился — отражаясь в каплях влаги, вышедшее солнце нестерпимо слепило золотом. Легкая белокурая девушка танцевала на дорожке, надев наушники; она беззвучно смеялась, закидывая голову, смешно прикусывая губу.
Рецензия критика Варвары Глебовой:
«Начну с конструктивных замечаний. Сейчас довольно сложно разобраться в происходящем: идет нарезка кадров, жгучие эмоции без погружения в повествование. В этом и сила рассказа — он концентрированный, мощный — и слабое место: если читатель не поймет, что происходит, он не сможет присоединиться к герою и сопереживать.
Предлагаю — озаглавить фрагменты годами. Похороны жены, провал подопечной, победа выросшей дочери, подготовка к выступлению выросшей внучки — интервалы огромные, много женских персонажей, а обстоятельства похожи. Пусть будет шифр, но оставьте читателю подсказки.
В остальном картина выстраивается. А что не сразу, с некоторым усилием — даже плюс, читателю приходится попотеть, и он ценит свою добычу.
Есть что-то душераздирающее в этой истории. Когда герой делал, как хотел — проиграл. Параллельно без его участия дочь — выиграла. И ясно, что выиграла только для того, чтобы папа ее заметил, чтобы обратил внимание. Прекрасно, что в финале, поддерживая внучку, он наконец-то ценит человеческие отношения: семейные связи, котлеты с грибами. Ну и плюс мощная мысль, что близкие продолжают жить в своих родных (лейтмотив Машиных черт, которые он видит в Асе и Марусе) — простое открытие, к которому герой так долго шел. Хороший рассказ.»
Рецензия писателя Романа Сенчина:
«Кажется, вы уже учились на подобном курсе… Триптих интересный. То, что действие происходит не зимой — объяснимо, хотя есть ведь зимние чемпионаты мира по легкой атлетике. Любопытно, выдуман ли вами главный герой и его женщины или есть документальная основа для этой истории. Посмотрю на досуге.
Написано неплохо — ярко, образно, динамично. Правда, по моему мнению, слишком экспрессивно, что ли: больше догадываешься (или не догадываешься), чем видишь. Я сложно входил во вторую часть рассказа — первые полтора абзаца были густым туманом, и лишь потом я стал понимать что к чему.
А то, что обратились к теме спорта — отлично. О спортсменах пишут нынче немногие…»