Три ноги, одна голова. Соседский пес по кличке Франклин активно скулил и царапал лапой дверь так, что слышно было даже с нашего крыльца.
Собственно, Франклин был единственным активным существом в окру́ге. Поселок Марианский был похож в этом плане на вставшие старинные часы — подергивалась в них одна лишь единственная секундная стрелка, нервно создавая видимость жизни, а вся остальная конструкция существовала как бы обрамлением этому действию.
Тем не менее, несмотря на, казалось бы, полное отсутствие людей, Марианский был на удивление чистым. Наверное как в вакууме нет пыли, так и у нас — мусору просто неоткуда было взяться, думал я.
Марсова улица — центральная хорда нашего поселка. Вдоль нее под бесконечно-голубым небом аккуратно вытянулись несколько одноэтажных домов и продуктовый магазин. В конце улицы стояли бараки разной формы — что в них находилось и для чего вообще они были нужны, мне не говорили. Хотя, честно говоря, я и не спрашивал. Для меня до сих пор оставалось загадкой, как, зачем и почему люди решили поселиться в таком захолустье, но лишних вопросов, как я уже сказал, старался не задавать.
Поселок стоит в поле, и от отсутствия деревьев возникало ощущение вечной осени. Место наводило ужасную тоску.
До ближайшего города километров двадцать, где и находилась моя школа. Школу я, конечно, терпеть не мог. И ребята там не сказать, что уж очень сильно мне нравились, но на занятия я ходил с удовольствием. К тому же у меня был там друг — собрат по несчастью, а как известно, тяготы жизни лучше делить с приятелем.
Жизнь мне казалась ужасно несправедливой. Я чувствовал себя песчинкой в реке, где никому нет до меня дела. Ну а в нашей стране реки больше напоминают болота. Вот и я был помещен в одно из таких болот. Там мне и предстояло провести всю мою жизнь, а перемен ничто не предвещало. Да и что в действительности может изменить человек, тем более подросток?
В самом Марианском я был единственным ребенком, но это меня нисколько не удручало — соседская собака была мне лучшим товарищем. Свою, к сожалению, мы завести не могли — по понятным причинам. Собака, кстати, принадлежала Владимиру Алексеевичу, дяде Вове — водителю автобуса. Старик каждый будний день возил нас, ну, заодно и маму — в Мирный. Но сегодня автобус как будто бы задерживался…
— Странно, уже на четверть часа опаздывает, — процедила мама. — Ну и как, скажите, пожалуйста, я теперь попаду на работу?!
На этот вопрос у меня не было ответа. Стоять в одежде в прихожей становилось жарко, и я мечтал о появлении автобуса, чтобы мне уже разрешили выйти на улицу.
— Кирилл! — Мама подбежала и, присев передо мной, сняла шапку с моей головы, обняв холодными ладонями лицо. — Я пойду сбегаю до магазина, посмотрю, может, кто-нибудь возьмет меня до города. В школу сегодня вести тебя уже нет времени, так что тебе повезло — у тебя сегодня выходной. А маме надо работать. Да что разгалделся этот пес?!
Она выпрямилась и пошла к окну.
Интересно, что там случилось у дяди Вовы? Может, запил или заболел. Тут такое с людьми случается. Вообще, по всей видимости, с утра из дома он, скорее всего, вышел. Значит, наверное, первое. Хотя на него это не похоже — так сразу, с утра за воротник закладывать. Он дядька ответственный, все-таки детей возит. Но, признаться, от жильцов Марианского всего можно ожидать.
— Вроде машина к магазину подъехала! Ладно, я побежала. Поцелуй маму. Телевизор до моего прихода не включай, чайник — используй, пожалуйста, только газовый. Уроки сделай — вечером проверю, а Яне Александровне я позвоню — скажу, почему занятия пропустил. Может, заодно и узнаю, почему автобус не приехал. Все, побежала. Люблю тебя, дверь закрой!..
Я так и не успел произнести ни слова, как ураган материнской энергии уже унесся в направлении продуктового, где остановился несчастный серенький седан кого-то из ночных сторожей или колхозных рабочих.
Я медленно двинул защелку, снял тяжеленный рюкзак со спины и поставил его рядом с полкой для ботинок. Затем развернулся в прихожую и уставился в тишину. Собачий лай утих. Лениво гудел трансформатор над дверью, постукивали кухонные часы. Я остался наедине со своими мыслями.
— Повезло, скажешь тоже, — сказал себе я. — А в нормальных школах автобусы за детьми не опаздывают. Да чего уж там, в нормальных семьях, наверное, и такси могут вызвать на крайний случай…
Мой случай определенно был крайним.
Я помялся немного в прихожей, зашел на кухню, открыл — затем закрыл холодильник. Очень хотелось спать. В любой другой день я, скорее всего, поддался бы этому чувству и пошел в свой маленький уютный уголок, к своей кровати. Но тот день был особенным.
Я не пошел спать и даже не включил телевизор, хотя, честно говоря, мамины наказания в этом отношении обычно не сильно меня останавливали, да и за домашнее задание можно было не беспокоиться — мама все равно будет слишком уставшей, чтобы его проверять.
Вместо этого я направился прямиком к двери. Снова натянул на себя рюкзак, толкнул плечом дверь и, задержавшись на мгновение, вышел наружу.
Что меня толкнуло на этот необдуманный шаг? Думаю, в первую очередь чувство несправедливости.
Почему автобус не приехал именно за мной?
Я вроде не делал никому ничего плохого, чтобы меня лишили возможности увидеть друзей — да еще и в такой день — во вторник, когда в столовой на обед давали бутерброды с копченой колбасой и сыром, которые, надо сказать, я очень любил. Они мне полагались по праву, и отказываться от своей добычи я был совершенно не намерен.
К тому же я чувствовал себя уже достаточно взрослым, чтобы самостоятельно ходить в школу. Меня душила оскорбленная гордость — я был единственным ребенком, который все еще приезжал на занятия с мамой. Другие дети уже давно ходили сами. Даже того неуклюжего парня из Лененского — и того родители сажали на автобус одного.
А я езжу с мамой — стыд, да и только.
В общем, закрыв входную дверь, я сошел с крыльца и под возобновившийся лай Франклина, который явно одобрял мою идею, отправился в путь.
Автобус доезжал до Мирного примерно за двадцать с небольшим минут, так что по моим подсчетам идти было примерно пару часов с небольшим. Так я планировал быть в школе как раз к обеду, может, даже немного раньше. Дорогу я знал хорошо. Сколько лет езжу и, казалось, могу назвать каждое дерево и куст на пути.
Я уверенно вышел из Марианского и направился навстречу неизвестному. Проселочная дорога была пыльная и грязная — ни о каком асфальте в нашей деревне, конечно, речи не шло. Но день был холодный и сухой — самое то для прогулки. Над головой приятно грело солнце, а по бокам живописно раскидывалась ранне-весенняя степь.
Захваченный собственными мыслями, я устремлялся взглядом в горизонт. Я представлял себе разные миры, существующие и нет, давая полную свободу собственному воображению.
Я думал о классной игровой приставке, которую подарили моему однокласснику Саше на день рождения, и мечтал, что однажды у меня тоже будет такая. Еще я мечтал о Кате — думал, какая она все-таки симпатичная, но, честно говоря, не такая уж симпатичная, как игровая приставка.
Так прошла пара часов моего пути. Лямки рюкзака натирали мне шею и плечи, но усталости пока я не чувствовал. Меня не покидала решимость достигнуть своей цели.
Однако через некоторое время я поймал себя на мысли, что места кажутся мне не такими уж знакомыми.
— Странно, не помню этого дерева, — удивился я. — Или, может, все-таки… Нет. Мы каждый раз его проезжаем. Ошибки быть не может — дорога та — это можно сказать точно!
А еще минут через двадцать можно было точно сказать, что я заблудился.
И, как назло, ни одной машины за все это время я так и не встретил! Я решил не сдаваться и пройти еще немного — до вершины ближайшего холма. Я прислушался в надежде поймать звук проезжающего автомобиля, но ничего, кроме шелеста травы и стрекота цикад, не доносилось. На секунду мне стало страшно.
Подойдя к вершине холма, я огляделся. Места казались абсолютно чужими. По всей видимости, я уже несколько часов брел не по той дороге. Я бросил рюкзак на землю, сел на выпирающую кочку и начал решать, что делать дальше. Возвращаться обратно? Возможно, это было бы правильно. С другой стороны, я чувствовал, что цель уже недалеко.
Скорее всего, я свернул на смежную дорогу и, так или иначе, скоро должен был прийти на место. В школе, конечно, делать уже было нечего, но поворачивать назад я не хотел.
— И чего вообще я в эту школу поперся?! — вырвалось у меня. — Колбасный день — браво, Кирилл. Ни школы тебе, ни колбасы. А что теперь? Идти обратно — мать уже с работы вернется — мне еще нагоняй прилетит за то, что из дома ушел. Зато какую историю классную расскажу! Хотя нашел, конечно, чем гордиться. Заблудился и по шее от мамы получил — хорошее приключение. На смех поднимут. Опять. На это только и хорош — людей развлекать. Как теперь выбираться отсюда?
В раздумье я провел еще около часа. Поздний весенний день превращался в вечер. Компанию мне составлял только треск кузнечиков.
Казалось, они радовались моей неудаче. Их пение было похоже на звук аплодисментов, а я был героем на сцене. И чем трагичнее я исполнял свою роль, тем громче был звук аплодисментов.
Чувство горькой обиды душило меня. Я сложил руки на прижатых к груди коленях, из глаз полились слезы.
Внезапно, как молния разбивает пасмурное небо, в мою голову ударила мысль — я не сдамся!
И с чего это вдруг я дам им себя поломать? Что их мнение для меня? И что с того, что мать отругает — как будто в первый раз?
Слезы перестали течь, и уже через нахмуренные брови я гневно смотрел на своих невидимых врагов. Со стороны могло показаться, что я просто кричу на сверчков.
— Что, думаете, сдамся? Да не тут-то было! Меня ваши насмешки и щелчки не остановят: сказал, дойду до города — значит, дойду! Еще и свой бутерброд в столовой потребую! Если считаете, что я устал — ошибаетесь! Дождь пойдет, все равно буду идти! И ночью пойду, если придется! Всем покажу, из чего я сделан!
Я вскочил с земли и, окрыленный своей пламенной речью, вернул боевой настрой. Упиваясь своим могуществом, я важно расхаживал взад и вперед около своего рюкзака, планируя будущее свершение.
Мысли настолько захватили меня, что я начисто потерял связь с реальностью. И когда услышал низкий голос за моей спиной, от страха у меня душа ушла в пятки.
— И кому это что ты собрался показывать?
Я развернулся. Передо мной стоял широкий в плечах мужчина лет сорока, неаккуратно выбритый, в рабочей одежде и с армейским вещмешком. Он смотрел на меня с выразительной улыбкой.
— Да я это… — замялся я. — А вы откуда?
— В город иду.
— В город? А далеко? Вы знаете, как попасть?! Я тоже туда иду, но думал, что я заблудился…
— Да вот по тропе, через поле. Направо и через лес — уже город.
Я огляделся и только сейчас обратил внимание, что место, где я остановился, пересекала тропа, на которой и стоял незнакомец.
— А ты, наверное, по дороге шел? — спросил он. — Она объездом идет. Все никак бетонку проложить не могут. Хотя, может, оно и к лучшему. Мне нравится тут ходить. Лес там приятный. А ты откуда вообще?
— Из Марианского.
— Ого, тебя занесло. Ну, хочешь — до города вместе пойдем?
Тут я насторожился. Со взрослыми незнакомцами лучше по вечерам не разгуливать, хотя этот вроде внушал доверие. Я уже был готов вежливо отказаться, как раздался шум подъезжающей машины. Через холм к нам приближался старенький жигуль. Через минуту машина остановилась. Из окна высунулся старый дядя Вова.
— О, Женька, привет, — обратился он к незнакомцу, — давно не виделись. На станцию идешь?
Затем он покосился на меня.
— Кирилл? А ты чего здесь делаешь?
— В школу иду.
— Ахаха! В школу, ну молодец, — рассмеялся он, — тут уж до ужина ничего осталось, а он только в школу идет. Ну залезай, подброшу тебя до дома — считай, персональное такси. В школу уже завтра поедем. Жень, могу и тебя до станции докинуть, хочешь?
— Чего отказываться? Поехали.
Я подобрал рюкзак, и мы влезли на задние сиденья автомобиля. Машина взревела.
— Представьте, — сказал дядя Вова, — автобус сегодня заглох, только из Лененского выехал. Движок-то я завел, но пришлось сразу в город гнать — на станцию. Старое барахло! Для детей автобус нормальный закупить не могут! Понять не могут, что некоторые вещи уже к чинке непригодны. Правильно говорю или нет?
— Правильно, — улыбнулся Женя.
— А вам с мамой со станции звонил — хотел предупредить, чтобы вы автобуса не ждали, но, видно, опоздал — к телефону уже никто не подходил.
— Мама на попутке до города поехала, — ответил я.
Он посмотрел на меня через густые черные брови, и оставшуюся часть дороги мы ехали молча. Дядю Женю мы высадили на станции. Поблагодарив старика, он подошел ко мне и крепко пожал мою руку.
— В следующий раз планируй свои приключения лучше, — улыбнувшись, сказал он.
Мы попрощались, и дядя Вова снова завел движок.
— Ну, поехали домой? — сказал он.
Я улыбнулся и кивнул. Машина тронулась. Задумчиво уставившись в окно, я вспоминал свое путешествие и гадал, как на все это отреагирует мама. Но волнения не было — на душе было легко и приятно.
Я начинал готовиться к следующему путешествию.