П

Парижские каникулы

Время на прочтение: 8 мин.

Парижское метро не было красивым, как московское, оно было простым и удобным, короткие расстояния между станциями. Вообще, Париж был совсем другой. Не такой, как Москва. Узенькие улочки, старинные особняки, булыжные мостовые. Вера любовалась Латинским кварталом, парком Люксембург и Марсовым полем, представляя в небе воздушный шар с изобретателем Бланшаром. Восхищалась крохотными сырными лавками и булочными, откуда тянуло выпечкой и ванилью. Ей хотелось найти здесь местечко и для себя. Как она будет жить без Парижа? Денег, собранных на поездку, еле хватило на неделю, а ей так хотелось остаться. Перед поездкой она перебрала все возможности, но так и не успела как следует вспомнить школьный французский, так ей было невтерпеж. Теперь она поняла, как глупо ехать с наивными иллюзиями в чужой город и пытаться найти работу. Она поздно возвращалась в маленький отель, смущаясь от ворчания ночного портье. Июльские ночи самые светлые, а Париж оказался таким уютным. Разве возможно обойти Москву за один день с юга на север? Париж — запросто. За день можно пройти сотни улиц и помечтать на набережной Сены, рядом с зелеными ящиками букинистов со старыми книжками, гравюрами и почтовыми открытками прошлого века. Она спала мало и беспокойно. Падала на кровать, сбросив стоптанные сандалии в белой пыли сада Тюильри, а утром торопливо готовилась к встрече с городом. Он был ее возлюбленным, дразня невозможным и пытаясь очаровать, ничего не обещая взамен. 

Она бродила по городу, впитывая в себя каждый уголок, каждый сквер, наблюдая за парочками на скамьях среди густой летней листвы. Видела тысячи лиц, улыбалась незнакомым. Прочла все объявления о работе в русских церквях, но звонить с мобильного не могла, денег не было. А из отеля боялась, вдруг ей нечем будет заплатить в день отъезда. Наблюдала за семейками в парках: папы ловили бегающих малышей, мамаши болтали с подружками, листая журналы, и впитывала в себя их жизнь, их радости, красивый и звучный язык. В сознании всплывали давно забытые глаголы и смутно знакомые фразы на французском. 

Она сама могла показаться смешной и немного старомодной, как неровные булыжники и храмы с черными от городской копоти стенами. Седые волнистые волосы подколоты шпильками в низкий шиньон, лицо сияло таким восторгом, что иногда на нее оборачивались прохожие, а она этого и не замечала.

Она ни с кем не поделилась своим желанием поехать в Париж. Семьи и детей у нее не было, зато каждый год — по тридцать малышей начальных классов. Их надо было научить тому, что дети должны знать в семь лет, утереть носы, когда они плакали, и рассказать, как устроен мир. Она учила и любила их больше тридцати лет, а этим летом ее неожиданно отправили на пенсию. Прислали письмо и документы для подписи. Она сначала растерялась, а затем вспомнила, что давно мечтала увидеть улицы, по которым ходили Бальзак, Мольер и Марсель Пруст. Сняла в банке все, что было, и вот она здесь. Она была счастлива. Деньги кончились быстро, но она увидела Лувр, собор Парижской Богоматери и Сорбонну. Пер Лашез она оставила на последние дни. Она не любила кладбищ. Родители покоились на Ваганьковском, и она навещала их в годовщину свадьбы. Даты смерти — грустные даты. А дата любви всегда останется радостной. Родители умерли в один день, 31 мая, с разницей в десять лет, и она надеялась, что им теперь не так одиноко, как было одиноко маме последние годы.

Пер Лашез удивил отсутствием грусти и величественными аллеями. Она наслаждалась тишиной и запахами раннего утра, положила по цветку Шопену и Эдит Пиаф, долго стояла в колумбарии возле таблички с именем Айседоры Дункан, вытирая слезы. Сзади раздалось вежливое покашливание, и чья-то рука протянула белый тканевый платок. Она машинально взяла, провела по мокрым щекам, спохватилась: «Испачкаю…» Обернувшись, наткнулась взглядом на  мужчину в круглых очках и светлой шляпе, похожего на Чехова. Он стоял, опираясь на трость из темного дерева, высокий и неуклюжий в мятом льняном пиджаке.

— Merci, Monsieur, c’est tres gentil!1 — Удивилась, как легко говорить на французском.

— Вы говорите по-русски? — Легкий акцент аккуратно произнесенной фразы.

— Да, я русская, недавно в Париже. — Разговор завертелся, закружился, о Париже, о Москве, откуда он знает русский и почему она любит Францию. 

— Шарль Давиньи. — Мужчина слегка поклонился.

— Вера Аркадьевна Голицына, можно Вера. — Впечатления от  путешествия выплескивались с такой непосредственностью, что через несколько минут она забыла, что плакала, и рассказывала обо всем, что ее поразило в Париже.

Она говорила и говорила, иногда останавливалась и трогала Шарля за рукав, продолжая делиться увиденным. Под кронами старых разлапистых дубов прыгали солнечные зайчики, чуть позже солнце сжалилось над ними и спряталось в рыхлую вату облаков. Они пересекли  Бульвар Вольтера и вышли к площади Вогезов. 

— Я могу пригласить вас на обед? — спросил Шарль.

— Я вас не задерживаю? Заболталась совсем, — смешалась Вера.

— У меня давно не было такой очаровательной собеседницы.

Вера забыла, что способна быстро краснеть, а Шарль ничем не выдал, что заметил ее смущение. Они устроились под арками среди столиков с красно-белыми шашечками скатертей. После обеда Шарль захотел показать Вере свой Париж, и они долго бродили по району Маре. После Музея Пикассо он рассказывал Вере об ордене тамплиеров и Марии-Антуанетте. Маковый рулет на улице Розье в крошечном кошерном кафе оказался бесподобным. День тонул в темной воде Сены. 

— Благодаря вам мой последний день в Париже оказался таким чудесным, — сказала Вера.

— Последний? — расстроился Шарль.

— Завтра поезд, да и деньги кончились, — рассмеялась Вера, — но боже мой, какая это была неделя! 

— У меня пустует квартира в Париже, я сейчас живу за городом, можете остановиться у меня и уехать чуть позже, — неожиданно предложил Шарль.

— Что вы! Вы же меня совсем не знаете.

— Как не знаю? Мы с вами общались… — Он посмотрел на часы. — Почти девять часов. — Растерянность Веры придала ему храбрости. — Мы можем поменять билет и сейчас. 

— Шарль, уже поздно, билет у меня в гостинице… и я ведь тоже совсем вас не знаю, — тихо сказала Вера.

— Хорошо, — согласился Шарль. — Во сколько у вас поезд?

— Где-то в обед…

— Я провожу вас. Утром решите, вокзал или Париж. Вы же не видели Версаль?

Вера достала из сумочки карточку с адресом отеля и позволила Шарлю взять такси. Ведь он прав, еще есть несколько часов. Чемодан собран, но так хотелось побыть здесь еще немного, спешить некуда. Душная Москва или Версальский дворец? Да и когда она сможет вернуться? 

Утром на вокзале Гар-дю-Нор Шарль поменял билет с ее единственным условием, что она вышлет деньги, когда вернется в Москву. 

— Здесь еще жили мои родители. — Шарль попытался снять с себя ответственность за антикварную мебель квартиры в двух шагах от Эйфелевой башни.

— Очень красиво, — пробормотала Вера, — но я ругаю себя, что навязалась на вашу голову.

— Вера, — улыбнулся Шарль. — Сколько вам лет? — И сам себе ответил: — Мы с вами не так молоды! Если не делать глупостей сейчас, то когда же? 

— Вы правы, — рассмеялась Вера, — билет поменяли, денег на отель у меня все равно нет. Я просто боюсь, что буду совсем несчастна, когда вернусь.

Версаль покорил королевскими покоями и фонтанами. Бретань, устричные фермы, виноградники Шампани. Столько красоты в такой маленькой стране! Как в Реймсе могут сочетаться собор крещения французских королей и фасады ар-деко? А секрет залива Мон-Сен-Мишель? 

Они многое узнали и друг о друге. Шарль родился в Бордо, семья занималась торговлей винами, и он — один из акционеров компании по продаже вина в Европе и России. Вера из рода Голицыных, родители были учителями истории, и от них в наследство она получила эту беспредельную любовь к Франции. Первая жена Шарля похоронена на кладбище Пер Лашез, дочь живет в Америке. Второй брак продлился недолго.

Они были удивительно похожи. Оба сентябрьские Девы. Любили Бодлера и Стендаля, Вагнера и Чайковского. По утрам Шарль заезжал за ней, и они вместе завтракали, обсуждая планы на день. Она смотрела на его красивые руки и удивлялась, что ему за шестьдесят. Волосы с проседью, загорелое лицо, даже с тростью он не выглядел стариком. Нашли адрес русского букиниста возле Сорбонны, выбрали несколько книг и толстый русско-французский словарь. Вера читала его на ночь вместо романа. 

В один из дней они отправились к замкам Луары, и Шарль сказал еще утром, что приготовил для нее сюрприз. Замок Шенонсо был невообразимо хорош, и Вера подумала, что это и был сюрприз, но они поехали дальше, в сторону Атлантического побережья. За спиной остался городок Анже, и Вера закрыла глаза. Проснулась от шелеста шин по гравию. Их встретил Анри, помощник Шарля, рядом крутился золотистый ретривер по имени Виски. Дом принадлежал семье Шарля, но бывали здесь крайне редко. Перед ужином Анри поставил на столик шампанское в ведерке со льдом и оставил их одних. 

— За тебя, Вера. 

— Спасибо, Шарль. Ты знаешь, я буду ждать тебя в Москве. И еще мы съездим в Санкт-Петербург и в Новгород. Конечно, у меня нет замка, — засмеялась она, — но у тебя будет отдельная спальня. 

— Ты помнишь, я обещал сюрприз, — серьезно произнес Шарль. — Он на дне бокала.

Вера  чуть нагнула бокал, в котором что-то звякнуло.

— Что же это может быть? — Не принимая всерьез тон Шарля, она выудила ложечкой кольцо.

— Выходи за меня замуж, Вера. Ты не можешь опять сказать, что мало знаешь меня, я пытаюсь показать себя с самой хорошей стороны уже дней десять.

— Уже десять! Мне осталось всего несколько дней? — пробормотала Вера.

— Если твой ответ «нет», то тогда четыре, а если ты согласна, то у нас впереди лет двадцать, и я смогу показать тебе всю Францию, да и весь мир. Завтра мы возвращаемся, а сегодня с нами ужинает мой старый друг Паскаль, я хотел вас познакомить.

На ужин Анри приготовил перепелку под апельсиновым соусом, достал из подвала бутылку Шато Марго, кофе пили на летней террасе. Вера немного освоилась с французским, и весь вечер они говорили о литературе. Она вышла на кухню за бутылкой воды и возвращаясь услышала несколько фраз.

— Я сделал Вере предложение, — голос Шарля.

— Да, я так и понял… 

— Ты помнишь нашу поездку в Москву, Паскаль? В восемьдесят пятом. Нашего гида Ольгу?

— Ее невозможно забыть.

— Мы с ней стали близки перед отъездом. В Париже мне казалось, что я быстро ее забуду, что все будет как прежде. Работа, семья, рутина… но я постоянно думал о ней. Вернулся через полгода в Москву, искал ее…

— Почему ты ничего мне не сказал?

— Зачем? Я не нашел ее, она больше не работала в Интуристе, ни телефона, ни адреса у меня не было. 

— А ты все же уверен, что сегодняшняя Вера не охотница за богатыми мужьями? — саркастически произнес Паскаль

— Перестань, она не такая… 

— Не такая, — передразнил Паскаль. — Все они одинаковые.

Разговор смолк. Вера подождала несколько секунд, ей казалось, что всем слышно, как колотится ее сердце. Вернулась к столу и почти сразу ушла, сославшись на усталость. Виски составил ей компанию и улегся на коврике около кровати.

Утром пес первым вскочил на заднее сиденье, и они неожиданно взяли его с собой. До даты, напечатанной на билете, оставалось несколько дней, но в их отношениях что-то изменилось. Исчезла легкость первых дней. Затяжных разговоров было все меньше. Вера несколько раз пыталась заговорить о том, что услышала там, на террасе, но не находила смелости. Ей почему-то становилось стыдно и очень грустно.

В день отправления поезда Вера попросила Шарля вывести собаку, пока она накрывала к обеду. Когда он вернулся, на одной из тарелок лежали конверт и кольцо. Она благодарила Шарля, просила прощения. Оставила московский адрес, если Шарль не передумает приехать. В дорожную сумку запихнула белую рубашку, свидетельницу ее счастья, и тяжеленный словарь. Дорога на вокзал заняла полчаса, поезд «Париж — Москва» отходил с четвертой платформы. Ее вагон был в головной части поезда, оказавшись первым классом, и ей снова стало больно от того, что она и не догадалась раньше взглянуть на билет и сказать Шарлю спасибо. Проводника нигде не было, она поднялась по ступеням, нашла купе, бросила сумку на кушетку и вышла в коридор, вглядываясь в провожающих, будто искала кого-то. Двери поезда закрывались, когда она заметила движение в начале платформы и приблизила лицо к стеклу.

По перрону бежала желтая собака в оранжевом ошейнике. За ней спешил Шарль, рубашка выбилась из брюк, он был без трости и сильно хромал. Споткнулся обо что-то ей невидимое, упал. Вокзальный полицейский успел наступить на поводок, собака скулила и рвалась к поезду. «Боже мой! Что я делаю!» Вера бросилась к выходу. Она колотила в дверь, нажимала на рычаги,  но поезд медленно катился вдоль перрона. Собаки уже не было видно. Да и было ли все это вообще? Вера лихорадочно огляделась, уткнулась взглядом в блестящую рукоятку на стене тамбура, зажмурилась и рванула на себя стоп-кран.

Рецензия писателя и критика Романа Арбитмана:

«Мне понравился рассказ. Любовь автора к Парижу и к Франции вообще передается героине, и именно Париж, по сути, и является главным героем, а не только местом действия. Очень много хороших деталей — и их может быть еще больше, если выбрать что-то нетривиальное, о чем читатель может и не знать (а Вера как франкофил знает). Ход с мотивацией симпатии Шарля неплох, хотя и напоминает мне об аналогичном эпизоде в «Отцах и детях» Тургенева (где Павел Петрович тайно влюблен в Фенечку, потому что внешне она напоминает ему женщину, которую он когда-то любил). Другое дело, что в этом рассказе внешнее сходство — только катализатор, а на самом деле автор вполне убедительно пишет о духовной близости героев. Один вопрос: Вера — человек открытый. Почему она не поговорила с Шарлем откровенно сразу, рассказав о случайно подслушанном разговоре? Впрочем, тогда не было бы концовки, понимаю».

Рецензия писателя и критика Майи Кучерской:

«В тексте столько любви к Франции, Парижу, что это окрашивает его в теплые тона. С точки зрения жанровой у автора получилась почти сказка. Мне нравится, что герои не молоды, это делает историю не совсем обычной. Конечно, в итоге все сложилось у Веры и Шарля довольно шаблонно. Как этот шаблон сломать? Наполнить историю неожиданными деталями. В тексте многовато пояснений, что герои чувствуют, мне кажется, он должен быть лаконичнее, это придаст ему большей выразительности. А что история сентиментальная — что ж, так тоже случается. Лишь бы написана она была хорошо». 

  1. Cпасибо, господин, это очень любезно (фр.[]