Б

Близкий-чужой человек

Время на прочтение: 7 мин.

Стою на лестничной площадке с шоколадным тортом, в который воткнула две свечки с цифрами «3» и «1». Через пять минут родится мой близкий человек, нужно будет нажать на дверной звонок и поздравить его. Пламя подрагивает, а я не уверена в происходящем вместе с ним. Хочется оставить торт на пороге и убежать, чтобы это мучило меня еще полгода точно. Делаю над собой усилие: мне нельзя развалиться, увидев знакомое лицо с трехдневной щетиной и эти губы, к которым у меня больше нет доступа. Понимаю, что не готова за завтраком, на работе и вечером с друзьями в сотый раз произносить его имя. Нужно просто сделать это в последний раз.

Этот первый разговор, его осторожное «привет». Мы встретились в приложении для поиска секса без обязательств. Воспользоваться друг другом и не морочить себе голову ни чувствами, ни привязанностями. Я так не умела. Всегда цеплялась за людей и удивлялась, когда они предавали. Мол, как же так, ты же хороший? Приняла решение воспитать себя и сыграть роль той, кто тоже может переспать и забыть. Раз, два, десять — так легко. Мило беседуешь с мальчиком, получаешь свою дозу удовольствия и целуешь в щеку на прощание. А сама в такси кидаешь его в черный список. Дело сделано, хэдшот. Безжизненно улыбаешься и ставишь галочку в голове: снова получилось.

— У тебя такой красивый голос, — говорит он. Неловкие вопросы, подбор слов, выбор маски — и вы начинаете узнавать друг друга. «Да, я был женат, у меня дочь. Да, я старше тебя, но не чувствую разницы в наших умах. Я заеду за тобой завтра после работы, позволишь? Хочется продолжить разговаривать, ты такая…» Мысленно говоришь себе: Лиза, будь спокойной, не теряй голову. И уверяешь себя, что ни в коем случае! Уже натренировала сердце, больше не промахнусь.

Он действительно приезжает к восьми утра, открывает дверь автомобиля и приглашает внутрь. Садится рядом, смотрит с любопытством. Оба улыбаетесь, вам странно, но приятно. Я даже не могу вспомнить, о чем мы говорили, просто не было страха и неуверенности — было доверие. Минутами позже мы уже сидели в кафе и потихоньку снимали с себя маски. «Да, я немного соврал, мы еще не развелись. Но уже два месяца не живем вместе. Двенадцать лет я любил ее, но не принял третьих лиц в постели, не согласился на отношения втроем. А потом она мне изменила. У нас дочь, кем она вырастет?» Заметила, как хочется придушить его бывшую жену и подарить ему всю любовь, что я так старательно прятала внутри.

В первые минуты я была уверена, что это была игра — сесть к мужчине в машину, наблюдать за его действиями и знать, что приведешь его к себе в постель. Мне было легко говорить о том, как я не стала папиной любимой дочерью, приправляя этот рассказ тревожными шутками. Просто вывалить истории одноразовых встреч с сайта, потому что это напускное, это не ты, это твоя виртуальная версия. Там ты главная обольстительница, а здесь режешь сырники пластмассовым ножом и стесняешься положить кусочек в рот, потому что вы слишком близко, и он смотрит. Вот ты настоящая.

Спустя тридцать минут я уже ощущала свою ладонь в его руках, а подсознание назойливо шептало: «Он все равно уйдет, мы ничего не теряем, сколько таких было». Но он остался. В тот же вечер приехал и приготовил ужин. Овощи, рис, красная рыба. Глинтвейн на белом вине. Я все это время крутилась вокруг него, пытаясь помочь и подавая специи, но он справлялся сам и ловко находил любой нужный предмет. Беру фотоаппарат и включаю запись.

— Альберт, ты гармонично смотришься на моей кухне, — говорю на камеру и ловлю его улыбку.

— Хочу тебя вкусно накормить, — слышу в ответ. Осматриваю этого человека сквозь объектив, невольно радуюсь и не могу понять, почему сердце наращивало защиту, если существуют такие мужчины. Откладываю съемку и медленно подхожу вплотную. Единым порывом прислоняюсь к спине и просовываю руки под свитер, обнимая его грудь. Он горячий, сильный, живой. Свой, мой и ничей. Я испугалась, стала уязвимой и зависимой — в миг. В тот вечер этот мужчина показал мне другую близость, в которой есть интимный взгляд и внимательность к твоей родинке на подбородке. В этом было больше дрожи и удовольствия, чем в одноразовых встречах. Я не старалась убежать и полностью доверилась: казалось, что в мире нет двух других людей счастливее нас. Он весь вечер держал мое тело в своих руках.

Он присвоил меня всю — поняла я, когда с восторгом звонила маме и рассказывала о тридцатилетнем мужчине, который вот-вот разведется и будет со мной. Для нее все это звучало как бессмыслица, из которой срочно нужно вытаскивать дочь, но, мам, он же кормит меня, целует на прощание и укрывает одеялом ночью. Все будет хорошо, я в надежных руках, мы уже планируем будущее. А сестра была рада: ну наконец-то достойный кандидат! Мамины предостережения казались излишними и обманчивыми. Мам, что ты знаешь о мужчинах, если с выбором своего так ошиблась?

Спустя три дня я достала холст и акриловые краски. Захотелось нарисовать свои чувства. Это был нежно-фиолетовый, светло-желтый и мягкий красный — таких цветов была любовь. На картине написала цитату из «Маленького принца»: «Глаза слепы. Искать нужно сердцем». Альберт сказал, что не привык принимать. Умеет только давать. Я ответила, что пора учиться. Эта картина осталась у него дома, а я каждый раз прикасалась к ней, как к частичке себя.

— Что, если я не искал, но нашел? — спросил он, обнимая меня сзади.

Просыпаясь каждый день вместе, я чувствовала, что всегда ждала его, знала, как он выглядит и как пахнет. Однажды утром он сказал мне, что я та, с кем он всегда хотел построить свою жизнь. Мы много и жадно целовались, он шептал, что хочет показать мне его любимую Флоренцию, отвезти к китам на Камчатке и попробовать вместе все виды вин. На шестой день подарил одну малиновую розу на длинном стебле. Ее я засушила, а он сказал: «Только не ставь в рамку. Так сделала моя жена с розой предложения». Я спрятала бутон в салфетку и убрала в ящик.

Спустя десять дней после нашего знакомства я оставила ему открытку, в которой написала, что готова произнести слова, которые никому не говорила, кроме мамы и сестры. Переживала о том, что рано, но не получалось совладать с собой. Прочитав, он позвал меня и посадил себе на колени, как свою дочь. И серьезно сказал, что невозможно так быстро полюбить. Как невозможно? У меня же получилось!

А на следующий день приехал в обед, опустился на пол передо мной, обнял за ноги и сказал дважды: «Я люблю тебя».

Я люблю тебя.

Две недели я чувствовала, что могу справиться со всем, потому что он был рядом. Когда возмущалась происходящим на работе, когда обожглась кипятком на кухне, когда в истерике сидела на полу в гостиной, получив сообщение от сестры о том, что папа вновь побил маму. Он крепко обнимал меня, то и дело вытирая слезы. Ведь он был отцом. Не тем, кто по пьяни решает расправиться с женщинами в доме, а протрезвев, приносит гребаные хризантемы с мольбами о том, чтобы его не выгоняли на улицу. Нет, Альберт обожал свою дочь. Мы так странно сошлись: я, которая не знала отцовской любви и отчаянно в ней нуждалась, и он, которого лишили дочери. Я искусно заменила недостающую деталь в его жизни, а он — в моей.

Мы любили друг друга ровно две недели.

— Лиза, у меня словно отключили все чувства. Сегодня я ехал после суда к тебе, чуть не сбил девушку с коляской и ничего не ощутил. Я должен был хотя бы испугаться, но внутри ничего нет, — сказал он в тот день, когда официально развелся. — Понимаешь, она мне снится каждую ночь, и я вдруг понял, что меня выбросили после двенадцати лет семейной жизни как ненужную вещь, которая надоела. Дочь будет расти с другим мужчиной рядом. Я пропущу все самые важные моменты ее взросления и всегда буду сторонним наблюдателем, будто между нами поставили стекло. Сколько бы я ни стучал по нему кулаками, оно не дает трещину.

Почему-то слушала его и не могла принять, что во снах он видит свою бывшую жену. Я спросила единственное, что мне казалось важным:

— Ты ко мне что-то чувствуешь?

— Мне с тобой хорошо.

Вспоминаю день, когда впервые увидела, как папа ударил маму по лицу. В маминых глазах тогда отразилось удивление и разочарование: мол, как же так? Ты же мой муж? Со второго раза я научилась перетягивать отцовское внимание на себя и принимать удары. Считала про себя: раз — мама в безопасности. Два — сестра спит. Три — уже не так больно. В моменты, когда отцовская пряжка ремня прилетала по рукам, животу и ногам, я думала о том, как хочется в нарядном платье танцевать с папой на утреннике. Бьют — значит любят, говорил отец. И я уяснила: любовь всегда жертвенна, ее обязательно нужно заслужить, вымолить, выпросить, за нее нужно бороться и держаться.

Поэтому, когда Альберт перестал чувствовать, я стала девочкой, которая знает, что делать. Девочкой, которая ищет средства, чтобы вернуть его прежнего: давай сходим на концерт, хочешь любимую шоколадку, пошли бить тарелки, я принесла холст с красками, включила наш подкаст, надела красивое белье. «Посмотри на меня, полюби меня заново, не сравнивай меня с женой, я вся тебе, мы справимся, через все пройдем, улыбнись мне, у нас получится…»

Альберт поступил со мной так же, как отец. Я снова хотела, чтобы в нарядном платье, но он оставил меня одну и предал слова о любви. В мой день рождения он позвонил и предложил разойтись.

— Так будет лучше для тебя, ты потом это обязательно поймешь. Я не могу дать тебе той любви, которую ты заслуживаешь. Поверь, твое сердце не разбито, и я прекрасно знаю, что ты чувствуешь. Но наши отношения сильно отличаются от отношений с моей женой, — говорил он мне, а я видела в этих слова лишь несчастные оправдания простому факту: я ему больше не нужна.

Он просил о времени, уверял в моих силах пережить эту нелепость судьбы, называя меня самой прекрасной и умной. Говорил, что он пережил то же самое, и у меня обязательно получится. И людьми он не играет, и чувств уже нет, и не знает, появятся ли они. Но он рядом, конечно. И будет рядом. И вообще, между нами только близости нет, но в остальном — все как всегда.

Меня отобрали у самой себя и оставили сидеть в душевой кабине, пуская то холодную, то горячую воду. Давай же, приди в себя, нам не больно! Я боролась между желанием возненавидеть все, что связано с ним, и приехать к нему домой, чтобы лечь на входной коврик. Его извиняющийся взгляд преследовал меня повсюду, а я не хотела этого помнить. Еще два дня, и он уже просил не звонить. Внутри я кричала: «Верни мне себя! Полюби меня заново, скажи, что я та, с кем ты хотел прожить всю жизнь!» И опускалась до мольбы и бормотания: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

— У меня был прекрасный день, пока ты не позвонила, — сказал он. Я почувствовала себя жалкой, заставляя его вновь обернуться на меня. Все, моя роль сыграна. Занавес упал, актерам пора снимать маски и расходиться по домам, но ты все сидишь на краю сцены и в одного отыгрываешь эпилог. Только зал уже пуст. Он заблокировал тебя во всех социальных сетях и забыл о вашем совместном прошлом. Ты не заменишь ему дочь, сколько бы вы ни пытались.

Через минуту родится чужой человек, но я все еще люблю его. Уже не как мужчину, а как существо, которое сделало мне самый большой подарок — покинуло мою жизнь. Руки больше не дрожат. Глубоко вдыхаю и на выдохе нажимаю на звонок.