Поезд резко затормозил, заставив стакан в металлическом подстаканнике съехать по столешнице и со звоном затормозить о борт стола. Михаил резко проснулся и, вглядываясь в чернильную мглу, силился прочесть название полустанка. В паутине ветвей он рассмотрел надпись «…тьма». Символично. Поехал куда глаза глядят, в поисках новых смыслов, но все дороги ведут во тьму.
— Что за тьма такая?
— Не «тьма», а Тотьма. Деревня такая. Домов десять осталось, ферма еще, сыроварня. Что-то сегодня продавцов сыра не видать, обычно ходят мужики разные…
Тотьма, в Тотьме, у Тотьмы, от повторения в ритме слова появился зыбкий смысл, обещание чего-то сказочного. Как Иванушка-дурачок находил все чудеса и радости жизни за тридевять земель, так и Тотьма вполне тянула на место, где Михаил мог найти нужную ему магию.
— Я, пожалуй, сойду, посмотрю, что за Тотьма такая. Сыр я люблю…
Михаил схватил рюкзак и выскочил из поезда одновременно с первым звуками, с которыми просыпается механизм, готовый к продолжению езды.
***
Свет медленно разбавлял уголь ночи, открывая новые детали. Ожидания Михаила увидеть грустные останки домов не оправдались. На него смотрела обаятельная деревня с разноцветными, почти пряничными домами, игриво выглядывающими из-за живописных рябин. Пейзаж не соответствовал образу, нарисованному ворчливой проводницей, хоть и было в нем что-то неестественное, кукольное.
Михаил уверенно пошел вперед, решив, что начать надо с директора или председателя главного органа власти. Тем более, что ранним утром на улице не было ни души, и даже сквозь приоткрытые окна не проникало ни единого звука обычной утренней хлопотни.
В сельсовете, несмотря на открытую дверь, тоже было тихо. Пятнистая дворовая собака с рваным ухом лениво проводила сквозь сон взглядом нового гостя, пара коз бодро общипывали торчащие сквозь забор астры.
В прохладе коридора Михаила вновь настигло ощущение пустоты. Специально топая громче обычного, он прислушивался к эху и никак не мог понять — где люди. И кабинетов ведь немало: две двери справа, две двери слева и прямо по курсу — начальник управления, Комаревцев В.К. Михаил осторожно постучал в дверь, с облегчением услышав звуки присутствия человеческого существа.
— Можно?
— Можно-можно!
Навстречу вышел бодрый человек, который одновременно был похож на Карла Маркса и Санта Клауса. Та же седая шевелюра волнами, та же окладистая борода, и даже улыбчивый взгляд из-под очков в тонкой золоченой оправе. В довершение книжного образа, В. К. был одет в бархатный темно-синий халат, расшитый бордовыми цветами.
Не менее интересным, чем хозяин, был и сам кабинет, в котором не было ничего от классического присутственного места. Пухлый диван, два кресла, старинный буфет с аккуратно сложенной посудой, цветущая герань на подоконнике.
— Приятно, очень приятно. Вот радость, как я ждал… — «Карл Маркс» долго тряс руку Михаила, выказывая неподдельную радость. — Валентин Климентьевич. А вас как звать-величать?
— Михаил, очень приятно.
Новый знакомый продолжать трясти руку, с силой сжимая её. У Михаила возникло ощущение, что он просто не хочет и даже боится её отпустить.
— Тихо у вас, люди-то где все?
— Какие люди? — Валентин Климентьевич собрал кустистые брови домиком. — А, люди. Ну вот, жена моя отлучилась. Давайте я вам лучше деревню нашу покажу.
Деревня Тотьма и при близком рассмотрении оказалась весьма приятным местом. Порядка двадцати свежевыкрашенных домиков, краска для которых выбиралась по принципу «чем ярче, тем лучше». Дошли и до небольшой фермы, где в двух чисто убранных помещениях с одной стороны скучающе жевали три десятка упитанных коров, а с другой на них смотрели столько же коз. Комаревцев был немногословен, и по большей части фиксировал то, что видел. Вот, значит, ферма, вот, значит, мой дом, а этот, значит, соседский. Там, значит, у нас пруд, а эт, значит, подстанция.
— Хорошо, только не пойму — где люди? Вторник, утро, столько домов, а нет никого…
— Наблюдательный какой. Ну нет никого, нет. Жена скоро приедет, говорю ведь. Ты знаешь, что, пойдем чаю выпьем, и я тебе всё расскажу. Ты, главное, не бойся.
Владлен Климентьевич зашел в ближайший дом, прошел на кухню и начал уверенно хозяйничать, доставая чашки, блюдца, пряники, небольшой графин с темно-бордовой жидкостью.
— Ну, за новую жизнь! — Комаревцев уверенно опрокинул рюмку с наливкой и запил крепким чаем. — Где люди, спрашиваешь? А нет никого. Последний — Колька «математик» — прошлой весной укатил.
В речи Климентьевича, благодаря наливке, появились остановки и особенная тягучесть, и это давало время на обдумывание его рассказа. Деревня Тотьма уже год как опустела. Владлен Климентьевич и его жена Мария остались вдвоем.
— А окна в домах? Я ведь видел, включаются, выключаются. А мужики разные, которые сыром торгуют? Проводница в поезде рассказывала.
— С сыром — это я. Приходится, правда, немного внешность менять. Но в темноте незаметно. Пару раз и Маша ходила, но сыр у мужчин лучше берут. А электричество… сперва приходилось вручную ходить включать, а сейчас пульт у меня есть такой, знаешь, на диджейский похож. Нажал, отжал.
Владлен и его жена не только включали и выключали свет. Они отвечали на массу писем, реагировали на телефонные звонки, виртуозно имитируя разные голоса, при этом отлично помнили, какой голос кому принадлежит. Вот бухгалтер, Татьяна Ивановна, а вот уже и зоотехник Михалыч обсуждает с партнерами закупку фуража.
— А зачем весь этот театр?
— Так закроют деревню, если узнают, что здесь нет никого. Поезд останавливаться не будет, электричество отведут. А так, глядишь, вернется народ. Красота-то у нас какая! Теперь втроем знаешь как заживем?
— Втроем? — Михаил с сомнением покачал головой, в первую секунду посчитав предположение нового знакомца полным бредом.
— Ну да! Оставайся! Денег — во! — Владлен энергично рубанул ладонью по шее. — У меня ж тридцать человек как бы работает, зарплата приходит. И тебя устроим кем-нибудь. Ты кто по специальности?
— Учитель истории.
— Школы пока нет, прощения просим. Будешь электриком, ветеринаром, инженером, в конце концов. Новую профессию освоишь, я ведь тоже ничего не умел, а сейчас любо-дорого, благо в интернете всему учат.
Идея Владлена уже не казалась Михаилу такой абсурдной. Психолог что сказал? Развернуться на 180, перепридумать себя, перепридумать свою жизнь, разорвать себя на части, чтобы срослось заново и появилась бы в местах сращения новая чувствительность.
— Я всегда мечтал научиться сыр варить, можно?
***
— Семь лет в этом поезде работаю, впервые у меня в Тотьме кто-то выходит, — сказала проводница, с усилием опуская подножку.
— Да, к нам редко кто-то приезжает, — ответил Михаил и весело зашагал домой.