Дочитала сегодня «Страдания
юного Вертера»
и в состоянии
крайнего
нервного
возбуждения
вышла в глухой парк под окнами
размять мысли.
Шла
к родному и близкому,
но родное и близкое,
потрясая иглами
на высоте трех человеческих ростов,
сказало:
здесь висит
слишком много
твоих историй,
нам тяжело.
Ужалило.
Убежала
туда, где не ходят,
и листья намного тоньше,
не справляются
с ревом
подъемных
кранов.
Раны на тех деревьях
чернели трубками писем —
так речи Вертера
сжигали бумагу.
Он говорил:
Создатель не будет злиться,
если его дитя
вернется домой чуть раньше.
Он говорил:
так больно
не быть
с предназначенной небом.
Он говорил
и писал письма,
а потом застрелился из пистолетов,
снятых ею со стены.
Подло.
Звуки подъемных кранов
дрожали
на тусклых ветках.
Я тебе говорила:
такие простые истории
нельзя понимать буквально.
Их
надо читать как поэзию.
Оказалась слишком права.
Слишком сильно открылась
этим словам навстречу.
Ветер стоял над кроной,
я тебе говорила:
Вертер,
должно быть,
спятил,
но я его понимаю.
Отчасти.
Писем
не пишу
и не собираюсь.
Я много тебе говорила,
но,
пока шла
вдоль задушенных шумом листьев,
стало легче,
и замолчала.