* * *
Весна моя — таз без дна,
Оттого и сыра земля.
Слишком быстры́ ветра,
Несущие журавля.
Уже не дрожит в глазах
Молочная слепота.
И баловни-ледники
Сползают едва с хребта.
И мраморной крошки взвесь
Сбивается в округа.
Газон запаршивлен весь:
Остаточные снега.
Проплешины облаков
Насмешливо голубы.
Отравленный дым весны
Завис у твоей губы.
* * *
Холодная улица будит людей
Дыханьем своим по утрам.
По камню стучат. И идут по воде
На службу к чужим городам.
Идут на крикливую службу свою
В распахнутый свой open space.
В душистых рубашках о чём-то поют,
Когда отправляются в рейс.
Поют очень тихо несвежим баском
Про тридцать рассеянных лет,
Запретных подруг, невозвратный билет
В семью, ипотеку и дом.
О том, что расскажешь себе за углом,
На площади не говорят.
Мой лодочник машет упругим веслом,
Дунай упирается в Сад
Земных наслаждений, альпийских витрин,
Большой, золотистый излом.
Здесь каждый дурак — сам себе господин,
И ветер так пахнет костром.
Как Вена, тускнеем мы день ото дня,
Но я не хочу быть собой.
Поставь на айфон вместо Босха меня
С раскрашенной головой.
Поликрат
О, прошло много лет, и квартира уснула:
Ты уехала в порт лишь с одним рюкзаком.
Но однажды, за по́лночь, окно мне моргнуло,
Голубой океан подавился кольцом.
И тебя мне вернул, эти верные руки
На волнах легких чувств вновь качали тебя.
Стал мой март золотым, и завистливой скуке
Надоело смотреть на прыжки воробья.
Тёплый сумрак нам пел городские баллады,
Дождь по крышам стучал серебристым ключом.
Я смотрел тебе вслед, и оттенки помады
Щекотали мне щёки душистым платком.
Горько плакал в порту годовалый ребёнок,
Но тебя я на пирсе увидел одну.
Голова закружилась, как рыжий котёнок,
Моя жизнь и кольцо покатились ко дну.
* * *
Пахнет тобою и небом над нами —
Облаком серым / косым дождём.
Влажными досками и грибами,
Ягодой прелой и старым сном.
Там за созвездиями чужими —
Таинства памяти и мечты.
Я так тоскую, что в снах моими
Кажутся мне все твои черты.
* * *
В эти тихие дни
я хочу тебя видеть,
а ты у холодного моря,
где бьют ключи и идут дожди,
снимаешь на видео смерч
и пишешь про узкий каньон,
до которого ехать почти шесть часов.
Я получаю твои сообщения
и засыпаю.
Сны мои снова свободны
от взглядов с улыбкой —
в них свожу счёты со старыми страхами,
в них я такой,
каким был до встречи с тобой.
Сны предсказуемы и одномерны,
тесны, но я так хочу спать,
ускоряя часы.
Я хочу тебя видеть.
А ты пишешь кратко,
молчишь,
улыбаешься ярко, наверно,
когда я звоню, и смотришь на облако.
Тихо дрожишь
и выходишь на берег,
прячась от холода
в лён полотенца.
В пене, как в извести,
прежде лазурное море.
Ты же спокойна и радостна.
Я так хочу тебя видеть,
а не загадывать,
как же ты выглядишь,
чем же ты дышишь,
о чём говоришь,
куда молча смотришь.
Хочу, чтобы время приблизило
город с миллионом домов
и сгоревшим асфальтом.
Хочется слышать твой вдох —
словно дождь после долгого лета,
встретить тебя в тот же день,
когда смог, словно в сите, рассеют
и погаснет зажженное небо,
когда воды в реке перестанут кипеть,
а сухая трава станет войлоком.
Но оба мы знаем, что
он никогда не рассеется,
что небо такое не гаснет,
река будет вечно кипеть,
а лодка — стоять посредине.
И — мы удивляться, зачем, почему,
когда всё, сгорая, плывет по течению,
мы застываем,
и каждый из нас
ловит во взгляде другого
своё отражение.