Чуть наискосок от нашего коттеджа стоял потемневший от времени дом с резными наличниками, нарисованными на дверях петушками, с мезонином, украшенным резьбой. Сзади зиял провалами развалившийся крытый двор, за ним виднелось то, что осталось от бани. Дом пустовал, и я, очарованный обаянием старины, даже хотел купить его для старшей дочери Тани. Стал искать наследников, но найти не смог. Никого я в округе не знал, и никто из местных не подсказал мне, к кому обращаться. В своих поисках я особенно не усердствовал.
Однажды «хозяева» появились — из тюрьмы вышли два брата. На мой вопрос, не хотят ли они продать дом, старший — на вид лет сорока пяти, худощавый, с цепким внимательным взглядом, — охотно ответил, что продадут. Вскоре оказалось, что помимо двух братьев, которые регулярно сидели в тюрьме, а в промежутках между посадками жили в «маткином доме», есть еще куча родственников в поселке. Наследства никто не оформлял, и продавать они ничего не собирались. С кем же я вcтупил в переговоры — с рецидивистами! А ведь я — профессор, ученый!
С этих пор наша жизнь в деревне существенно изменилась. Как-то ночью в коттедже раздались шаги. Мы спали на втором этаже, и до появления братьев никогда на ночь дверей не запирали. Я решил, что звуки мне послышались, и вставать с постели не стал. Жена крепко спала. Утром обнаружилось, что к нам действительно приходили воры, они унесли мой швейцарский нож и выгребли из холодильника все продукты!
Кто это был — сомнений не возникало, конечно же, Жигаловы. Решили, что к ним пойдет жена. Я, знаете ли, человек вспыльчивый, взрывной, моя встреча с ворами могла окончиться плохо. А Римма отлично ладит с местными.
Вернулась она довольно быстро, стала рассказывать:
«Я приоткрываю дверь и вхожу. Сеней нет, и я сразу попадаю в большую кухню с русской печью и газовой баллонной плитой. Полумрак. Младший — Ленька — прислонившись к печке, целуется взасос с какой-то девкой, за столом сидит пьяный в дупель Серега, на плите в ковшике булькает что-то черное — наверное, чифирь.
— Мужики, отдайте нож, — начинаю я. Про продукты уж и речи нет.
— Мы не брали.
Некоторое время продолжается вялый обмен репликами. Ну, дальше я перехожу на нецензурную лексику и угрожаю написать заявление в милицию. Наконец, Серега не выдерживает:
— Давай пятьдесят рублей, ножи просто так не отдают.
— А полы тебе помыть не требуется? А то я вымою, — отвечаю я цитатой из фильма «Осенний марафон». После недолгих препирательств нож возвращен с условием, что в милицию мы обращаться не будем. Условие принято».
Вокруг же все отторгало эту темную сторону жизни, никак не совмещалось с ней. Стояли прозрачные, особенно ясные и жаркие дни. На Шитово накатывали волны хвойного духа от мшистых сосновых боров. Вечерние туманы накрывали пойму и ближайшие к реке дома, плыли матовыми молочными слоями. Над их завесой видны были лишь скворечники на высоких шестах. Вечерами с реки наносило прохладой и медовым запахом цветущей таволги. Кричали коростели, будто кто-то бесконечно пилил бревно, и было только «звездное небо над головой и моральный закон внутри нас».
Ленька где-то подолгу пропадал, а вечно нетрезвый Серега жил дома. То кому-нибудь траву скосит, то участок убрать поможет… Я ему сигареты давал и деньги на пиво. Римма пыталась заключить джентльменское соглашение — историю с ножом мы забываем, а вы у нас больше не воруете (все та же, в сущности говоря, интеллигентская наивность!).
— Если чего надо — мы и так дадим, ты только скажи, — увещевала она.
— Если у тебя машина застрянет — я тебя на руках до деревни донесу, — как-то странно и невпопад отвечал ей Серега.
Довольно долго мы жили спокойно. Серега занимался другими делами. Успел выкопать картошку в чужом огороде, а всю ботву старательно натыкал обратно. Хозяева, бывавшие в деревне наездами, обнаружили подвох в первый же свой визит, но предпринимать что-либо было уже поздно. Тогда же Жигаловы угнали у охотников машину с оружием и приехали на ней в поселок. Родственники подняли шум, машину быстро вернули владельцам. У одного из охотников случился сердечный приступ, и на этом история завершилась. И снова братьям выходка сошла с рук.
В мой день рождения старший брат встретил меня у колодца и стал просить отвезти его в Козловку к жене и дочери, уверяя, что решил бросить пить и устроиться на работу. Сам я машину не вожу, меня всюду жена возит. Римма не хотела никуда ехать, готовилась к приему гостей, а я ее стыдил:
— Как ты можешь отказывать, вдруг у человека судьба решается!
Конечно, мы поехали. Римма за рулем, Жигалов — на переднем сиденье штурманом, а я, как второстепенный персонаж, сзади. В Козловке подъехали к избе — темный сруб, выцветшие голубые наличники на окнах, лавочка и высокая береза перед старым деревянным забором. Серега вдруг указал пальцем на девчушку лет десяти, которая играла во что-то в компании других детей.
— Вон моя!
Хлопнул дверцей и зашагал к калитке.
На следующий день он был уже дома в своем обычном состоянии, а мы-то понадеялись…
Прошло несколько дней, и я увидел из окна кабинета Серегу, который вальяжно развалился на нашем крыльце. Это был плохой знак, Жигалов что-то задумал. Когда Римма вышла его прогонять, он неожиданно аккуратно взял ее за щиколотку и стал приговаривать:
— Ах, дурак я, дурак…
Главное — жена не сопротивлялась! Застыла и стоит, будто в оцепенении, как кролик перед удавом. В этот момент мне даже показалось, что у них завязываются какие-то свои отношения… Ну, тут уж я выскочил и заорал:
— Вон с моего участка! Немедленно вон!
Уходить он не хотел, поднялся, не торопясь, и медленно пошел к калитке.
Мы по-прежнему не запирали дверей, мне важно было доказать жене, что воров я не боюсь и готов дать им отпор. И, наконец, гром грянул. Я работал у себя в кабинете, а Римма разбирала какое-то барахло на втором этаже, когда услышала внизу странный шум. Я, как назло, ничего не заметил. Римма спустилась на первый этаж и застала Серегу на террасе, уже выходящим из дома.
— Ты зачем приходил?
— Сигарет стрельнуть.
— Стрельнул?
— Да, — быстро ответил он и так же быстро направился домой. Жена бросилась к сумке — кошелек с пятью тысячами рублей исчез. Дальше события развивались стремительно. Сначала Римма побежала к братьям, а я все наблюдал из-за калитки. Ленька торчал на улице, смотрел вдаль, будто кого-то ждал.
— Леня, Серега у меня украл деньги, я еду в полицию, — предупредила Римма.
— Не надо, разберемся, — ответил Ленька, но как-то вяло.
— Пусть отдаст кошелек.
— А его дома нет.
Ясно было, что Ленька врет.
Тут уже Римма пришла в ярость, бросилась к машине, завела мотор и рванула в поселок. Она, как ковбой на лошади, буквально перелетела прорытую вдоль забора канаву и мгновенно скрылась за полем.
Полиция приехала быстро. Серега был дома, деньги при нем, хотя уже в меньшем количестве — за водкой успели послать Ленькину девицу. Содеянного он не отрицал. Полицейские вывели его на улицу и посадили на лавочку перед домом.
— Ты куда кошелек дел? — вопрошал участковый.
— Куда-то выбросил, не помню, — довольно высокомерно отвечал Серега и неопределенно махал рукой в сторону речки. Младший чин уныло шарил по кустам в поисках кошелька. Между тем участковый с вором беседовали совершенно по-родственному.
— Ты в этом году за грибами-то ходил?
— Ходил, да что-то их мало…
Кошелек так и не нашли, Жигалова увезли в КПЗ.
Вскоре нам позвонили из районного суда, что назначена очная ставка. Приехав туда, мы довольно долго ждали, пока не появился Серега, а с ним знакомая нам уже Ленькина девица. Или теперь уже Серегина? Их не разберешь.
Римму с Серегой посадили спинами друг другу и каждому дали прочитать записанные с наших слов показания. Возражений никто не высказал, бумаги были подписаны, после чего Серегу временно отпустили. На улицу мы вышли все вместе, подошли к машине. Девица попросила:
— Довезите до деревни?
Римма отказалась.
Серега продолжал жить в маткином доме, а я испытал странное чувство, что мы все «повязаны». Хотя, встречаясь у колодца, я с ним теперь не здоровался и вообще не разговаривал, мне казалось, что этот эпизод нас как-то сблизил, что мы уже «свои», чуть ли не часть этого воровского мирка.
Римма же, напротив, продолжала о чем-то беседовать с Серегой при встрече. Я чувствовал, что от него исходит сильное мужское обаяние, и жена ему поддается. Все это было совершенно невероятно, но факт. Они смотрели в глаза друг другу, и буквально физически ощущалось исходящее от них эмоциональное напряжение. Я намного старше жены, мы всегда жили мирно и спокойно. Римма во всем мне помогала, обеспечивала возможность заниматься только своей работой и больше ничем. И вдруг я вижу, что она откликается на ухаживания вора, который ее же обворовал! Обида и ревность кольнули меня своими иглами.
Прошло время, и Жигалова забрали, чтобы «закрыть» до суда. Дата была точно неизвестна, но однажды раздался телефонный звонок. Римма поставила телефон на громкую связь.
— Это вас из районного суда судья беспокоит. Отдыхаете?
Мы с Риммой недоуменно переглянулись.
— А мы вот тут с прокурором над вашим делом мучаемся. Кошелек представлял для вас ценность? Нет? Вы что предпочитаете: наказание по всей строгости, простить или по решению суда?
Жене нужно было сделать выбор. Совсем простить вора казалось невозможным, это означало обречь себя на новые кражи. Римма выбрала «по решению суда», и вскоре мы уехали в Москву.
В октябре из суда пришел толстый конверт, адресованный «потерпевшей Жаровой», то есть Римме. Внутри оказалось подробное и довольно эффектное описание кражи железной трубы, лежащей в доступности около забора в деревне Слободка, неким гражданином, находящимся в нетрезвом состоянии. Сначала было очень смешно. Но потом жена, раздосадованная нелепым недоразумением, порвала и выбросила это произведение судейского искусства. А через некоторое время пришел второй конверт. В нем содержалось дело Сергея Владимировича Жигалова, приговоренного к полутора годам тюремного заключения.
Ленька все это время жил незаметно. В отличие от старшего брата, он был тихий и меланхоличный. Подолгу сидел на корточках возле дома, курил и смотрел в одну точку. Если Серега мог вытворить что-нибудь в открытую, средь бела дня, то младший брат действовал втихаря и посерьезней старшего. Как только Серегу «закрыли», он куда-то исчез. Однако поздней осенью, когда все дачники уже разъехались и осталось лишь человек пять местных жителей, появился снова. Весной московские художники, жившие через дом от нас, обнаружили, что исчез телевизор и дорогие наушники. Замки были нетронуты, вероятно, вору удалось проникнуть в дом через окно. Доказать что-либо было невозможно, хотя все понимали, что это Ленька. Серега в это время уже сидел, а других воров в наших окрестностях не было.
После всего случившегося коттедж в деревне мы продали, купили дом в поселке и перебрались туда. Прошло почти два года с тех пор, как Жигалов-старший вышел из тюрьмы. Как показало время, нам предстояло встретиться снова. Жене захотелось посадить в саду бересклет — красивый лесной кустарник. Она вычитала, что пересаживать его лучше всего ранней весной. Мы приехали в поселок в конце марта и отправились выкапывать саженец на наше любимое место, в лес за Шитовым. На поле перед лесом чернели протаявшие объездные дороги, мокрые, в глинистой жиже вперемешку с сухой прошлогодней травой. Мы поехали прямо. Двигались медленно, на первой пониженной передаче, и я успел заметить, что колеи впереди становится все глубже, и вал межу ними все выше. Наконец, жена стала выворачивать на поле, но уже не успела: мы сели на брюхо, а колеса ушли глубоко в глину, перемешанную со льдом.
Вокруг ни души, идти за трактором — история на целый день… Пришлось подстелить на ледяную глину целлофан, я лег и начал откапывать днище машины. Временами мне казалось, что вот так я и умру, скрючившись на холодной земле. Потом мы приспособились: я держал лопату, Римма била по черенку топором, разбивая лед, а я руками выгребал из-под брюха нашей Нивы ледяную кашу. Часа через полтора мы уже почти откопались, во всяком случае, под машиной появился хороший просвет, и тут вдалеке замаячила фигура. По заснеженному полю к нам шел Серега Жигалов.
Это была уже не первая наша встреча после его выхода из тюрьмы. А первый раз, когда мы как-то летом заехали в деревню за садовой тележкой, забытой в проданном уже коттедже, дело чуть не дошло до смертоубийства. Абсолютно невменяемый, недавно освободившийся Жигалов (страшный, опухший — видно, пил уже давно), схватился за топор, вызывая меня на бой. Жену он совершенно игнорировал, хотя она отважно пыталась его удержать (с женщинами не воюем?). Он матерился, замахивался топором, орал, обращаясь ко мне: «Ну, иди сюда, иди!» В общем, был совсем не в себе. Однако сам находился на значительном от меня расстоянии и с места не сходил. Я тоже на всякий случай приготовился к драке, отступать я был не намерен. Я решил драться за Римму. Выскочил новый хозяин нашего коттеджа, крепко обхватил Серегу сзади и держал, а Римма заслоняла меня от него спереди. Так все и обошлось.
Сейчас же Серега был трезв и сама любезность.
— Ну что, ребята, сидим? — сказал он, взял лопату и ловко откопал все колеса. Вообще, Жигалов был когда-то профессиональным шофером.
— Римка, садись, заводи мотор и раскачивай машину потихоньку вперед-назад. Первая — задняя, а теперь — газу, газу!
Под его руководством мы довольно быстро выехали. Он не преминул заметить, что не надо было его сажать. Поблагодарил за то, что жена не предъявила на суде (на котором, кстати сказать, не была) никаких претензий, а «дураков учить надо», — смотрите, как заговорил! И неожиданно жена его поцеловала!
Мне его помощь была неприятна, он как будто свел на нет все мои усилия, и я опять оказался перед женой слабаком.
— Мы бы и сами прекрасно выехали бы, — сказал я, ни к кому не обращаясь. Никакой реакции не последовало, меня просто не замечали!
— Отойдем на пару слов, — вдруг обратился Серега к Римме. Они отступили на несколько шагов, а я из-за машины прислушивался к их разговору.
— Ты почему из деревни уехала?
— Да из-за тебя, дорогого!
— А я ведь хотел тебя на руках до деревни донести, если ты застрянешь. И вообще думал, что мы поладим.
— Сереж, ты в своем уме?!
Римма дала ему денег, хотя он не просил. Серега быстро повернулся и ушел. Он приходил за деньгами или поговорить с Риммой? Скорее всего, все вместе. В результате мне стало плохо с сердцем, а нитроглицерина, как всегда, не оказалось (сколько жена мне его в карман ни кладет, он где-то теряется), слава богу, нормально доехали до дома.
— Как ты могла, как могла заводить с ним какие бы то ни было отношения?! — допытывался я у жены по дороге.
— «А ты не стой на льду, а лед провалится, а не люби вора, а вор завалится», — Римма только отшучивалась, ни в чем не признаваясь.
Больше мы Серегу не видели. И я был этому очень рад. Не хотел я общаться с ворами, не хотел участвовать во всех наших баталиях. Возможно, я трус. Может быть, мне так и не хватило душевных сил, чтобы оградить Римму от лишних приключений. С тех пор в наших с женой отношениях и наметилась трещина. Как-то охладели мы друг к другу… А потом она от меня ушла. Насовсем.
Знакомые рассказывали, что этой весной Серега заболел — начал кашлять и задыхаться. Односельчане возили его в районную больницу на обследования, он лечился, но ничего не помогло. Однажды Сергея Владимировича Жигалова нашли мертвым на полу в маткином доме.
Леонид Владимирович Жигалов в деревне не прижился. Да и на что ему было жить? В отличие от Сереги, деревенскими подработками он брезговал, и никто его не подкармливал, как старшего брата. Когда Сереги не стало, Ленька быстро нашел себе компанию. Недалеко от Шитова в лесах спрятался полуразрушенный мужской монастырь, где батюшка принимал под свое крыло вышедших из тюрьмы уголовников. Он был суров лицом, могучего телосложения, ряса подпоясана армейским ремнем — надзирал строго. Бывшие зеки образовали в монастыре небольшое поселение и занимались ремонтными работами в храме за еду и жилье. Вот там и сделал остановку младший брат.
Вся деревня, наконец, вздохнула с облегчением.
Комментарий писателя Романа Сенчина:
«Хороший рассказ получился. Герой — Серега Жигалов — этакий шукшинский персонаж, а Шукшин их брал в основном из жизни (поэтому в родной деревне его не очень-то любили). Органичный язык у повествователя — интеллигента, «не знающего жизни». Сюжет выстроен.»
Рецензия критика Валерии Пустовой:
«Рассказ интересно задуман: столкновение интеллигентного или по крайней мере добропорядочного человека с людьми опасными, готовыми на крайность. Автору удалось показать развитие отношения героя к этим персонажам. Есть тут и наивное доверие — и презрение, и полное отторжение — и внезапное сочувствие. Заметно и то, что героя не отпускает образ этих людей: у автора получилось показать, что для героя эти люди — напоминание о его собственном малодушии или бессилии. Мне это больше всего понравилось в рассказе: как автор соединил внешний конфликт и внутренний. Ведь ясно, что герой не стал бы так пристально наблюдать братьев, если бы не стремился через них что-то доказать самому себе. Поведение героев, образы природы, бытовые мотивировки, психологические черты. Все это схвачено вполне убедительно.
Есть и то, над чем в рассказе стоит еще подумать. На мой взгляд, сейчас он получился все же немного искусственный. И не случилось в нем какого-то неожиданного, решительного поворота.
Стоит подумать над началом, в нем противоречия. Герой хотел купить дом — и не нашел наследников. Однако потом оказалось, что наследников полное село. Непонятно, почему в дом героев зайти так легко. Это какая-то совсем условная ситуация. И зачем братья воруют у соседей всякую мелочь? Они только из тюрьмы, легко попасться — что и случилось.
В рассказе есть намек на особенное отношение вора к жене героя. Эту линию стоило бы развить. Вот он обещает вынести ее на руках, если она застрянет. Но когда это происходит, мы видим нравоучительную сцену: вор помогает тем, кто его посадил. Я не против самого хода — рассказы добрые очень важны. Но сцену стоит сделать убедительной благодаря конфликту. Вор слишком готов помогать. А герои, конечно, волнуются на словах — но на деле спокойно принимают его помощь. Получается, линия отношений вора и жены не развилась. Вор легко подчинился нравственному закону. Герои спокойно приняли его преображение. Этой ключевой сцене не хватает напряжения. Мне кажется, дело в заглаживании — автор торопится закончить миром, а стоит пойти на обострение. Вор мог вытащить только жену — заставив героя что-то в ответ предпринять. А мог на полпути начать угрожать. Или можно показать, как героям неловко перед вором и как им неприятна его помощь. Тогда в сцене будет какое-то напряжение, преодоление. Сейчас она выглядит несколько надуманной, нарочно вставленной в повествование.
Так же наставительно и навязчиво и завершение линии второго брата. Ушел в монастырь, под присмотр могучего и сурового священника. Мне кажется, и этот герой на прощание мог что-то учудить. Получается, автор показал гладкое преображение братьев — и их безболезненное исчезновение из жизни героев. Но тогда где конфликт? Конфликт перестает развиваться, едва наметившись.
Ну и главное — стоит продумать линию героя. Ему-то что от этой истории? Как на него повлиял этот опыт? Автор показываете преображение братьев — но герой остается прежним. Он словно не затронут этой историей. Да, ему стало плохо — но за этим стрессом не видно душевной работы, какого-то открытия, перемены самоощущения. Мне кажется, дело в том, что героя история не зацепила по-настоящему. Ему ничего не надо было от братьев. А раз так — неоткуда взяться и конфликту. Потому и внутренний конфликт его тоже замирает. Линия вора и жены могла бы сообщить напряжение рассказу. Герой мог хотеть доказать жене, что он круче вора. Или мог доказать вору, что способен защитить от него жену. То есть по сути доказать себе — что он сильный, что он может справиться с угрозой. Однако герой словно не принял этот вызов и скорее спрятался, спокойно переждав, пока угроза уйдет из его жизни сама. Поэтому из рассказа постепенно ушло и напряжение.»