Дедушка подгоняет к подъезду «бычка», и мы с сестрой забираемся на полосатые матрасы в задней части машины. «Бычок» — старый корейский автомобиль, микровэн Daewoo Damas, уже снятый с производства. Дедушка купил его у знакомой, которая перегоняет машины из Кореи и Японии на Камчатку. «Бычком» его тоже назвал дедушка — за маленький размер (на треть меньше обычных минивэнов) и круглую переднюю часть кузова с квадратными и торчащими вверх, как рога у телёнка, боковыми зеркалами. У «бычка» есть только два кресла впереди, а сзади постелены матрасы, на которых сидят пассажиры. Когда дедушке нужно перевезти мешки с картошкой или доски на дачу, матрасы перекладываются в гараж.
«Бычок», несмотря на свои габариты — проходимый малый. На нем можно проехать по тундряку, грязи и щебенке. По такой дороге мы и направляемся на празднование дня первой рыбы к урочищу реки Микижа. Я пытаюсь читать книжку из списка литературы на лето, ведь я перешла в пятый класс и мне страшно не справиться. Но от тряски строчки убегают за пределы страниц, и я смотрю в окно, стараясь не упустить коров, которые иногда пасутся по обочинам.
На берегу уже готовят уху и ставят юрты, в которых местные мастера будут проводить уроки рукоделия: рисовать на плоских камнях изломы гор, вышивать из бисера солнечные диски и обматывать их по кругу мехом, вырезать из дерева фигурки Кутха. День первой рыбы — праздник коренных жителей Камчатки. Считается, что с этого дня камчатский лосось заходит в реки, и жители полуострова проводят обряды, которые должны помочь им выловить больше рыбы и добыть больше икры.
Мой дедушка – ительмен, хотя в список коренных малочисленных народов его записали просто «камчадал». Но вся дедушкина семья (родная сестра, братья, племянники) значатся там «ительменами». Дедушка говорит, так случилось потому, что они живут в далёком поселке Мильково, и в список их вносили в Мильковском ЗАГСе, а дедушка живёт в городе Елизово, в трёх десятках километров от краевого центра, Петропавловска-Камчатского, и здесь не стали разбираться. Жили твои предки на Камчатке — значит, камчадал.
Вообще-то, у ительменов есть свой язык, но ни дедушка, ни его родственники этого языка не знают. Зато, как и его предки, дедушка — рыбак и охотник. До того как родились мы с сестрой, он неделями пропадал в тундре и возвращался оттуда с медвежьими шкурами и оленьими рогами. Одна медвежья шкура лежит на полу нашего дачного домика, и зимой мне нравится валяться на ней в высокой шерсти, как в траве, и трогать гладкие медвежьи когти и сухой сморщенный нос.
Мы приезжаем к реке до начала праздника, и дедушка идёт здороваться со своими друзьями и родственниками, которые тоже уже тут. Я смотрю на репетицию камчатского ансамбля — девушки в кухлянках кружатся вокруг парня, играющего на бубне, и по очереди смешно вскрикивают. В этом танце они изображают чаек, которые летают над рекой и высматривают там рыбу.
От больших кастрюль, установленных на камнях, до нас доносится запах свежеприготовленной ухи. Дедушка говорит, что сегодня уху делают из чавычи, и потому она получилась наваристой. Чавыча — самый крупный вид лосося, икра у неё большая, ярко-оранжевая, в отличие от темно-красной мелкой икры кеты или кижуча. В прошлом году уху на празднике готовили из горбуши, и в порциях было по маленькому рыбному отрезку. А сейчас дедушка приносит нам жестяные погнутые тарелки, до краев наполненные мясистыми кусками рыбы.
Уха обжигает язык, и я отставляю её в сторону, сажусь на траву рядом с сестрой и смотрю на начавшееся представление. Мужчины и женщины в нарядных, расшитых бисером кухлянках и торбасах плетут из длинных стволов осоки большую, в несколько метров, косу. На концы этой косы они нанизывают рыбьи головы и, подтащив косу к реке, опускают её в воду. Они поют песню, странную и немелодичную, но многозвучную — присвистывают, мычат, ухают.
Духов заманивают, шепчет дедушка. Он не верит в эти обряды, и я понимаю, что сами люди в кухлянках относятся к происходящему как к игре. Но мне хочется думать, что реке важны такие ритуалы и что она каждый год ждет их, словно живая.
После наступает время конкурсов и танцев. За длинными, застеленными газетами столами гости соревнуются в скорости разделывания рыбы. Пахнет солью и кровью. Я иду мимо столов к поляне, где танцуют под грохот бубнов. Танцовщицы вскидывают руки, изображая птиц, и их тяжелые черные косы почти касаются земли. Всем раздают чай из иван-чая, и мы ходим со стаканчиками в руках вокруг деревянных лавок с сувенирами.
Через месяц мы с сестрой и родителями впервые поедем на юг к Чёрному море, и в самолёте я буду писать сказку о том, как маленький лосось плывет в Чёрное море из Камчатских рек.