Шумит шивера — больно бьётся о камни измученная солнцем река. Кроме Леры, никто не решился сегодня покинуть укрытие и прийти сюда, на открытый берег, беззащитный под прямыми, будто острыми, лучами.
Но Лера не обращает внимания на солнце. Она перебирает в руках камень за камнем, пока камня на камне не остаётся от реального мира. Гладкая, умытая рекой галька скользит в руках, хочет освободиться, выброситься на берег, затеряться в россыпи других камней. Но Лера их не отпускает.
Она начала увлекаться этим лет десять назад, ещё в старших классах. То бросала, то снова начинала — с курением у неё была та же история. Но, в отличие от сигарет, камни не забирали — деньги, здоровье, часы, — а отдавали. Лера давно заметила, что время, проведённое за попытками сбалансировать один камень над другим, тянется в два или даже в три раза дольше, чем время за любым другим занятием.
И она снова и снова приходила к воде, искала подходящие камни. Не всякий, как поняла она спустя время, вообще способен быть сбалансированным. Лера долго изучала каждый, перекатывала между ладоней, какие-то отбрасывала навсегда. И только после того, как почувствовала что-то, начинала прилаживать один неправильный изгиб к другому. Так сидела она и сегодня, пока солнце не оставило в покое этот клочок земли и не унесло безжалостную жару с собой.
А вот курила Лера только тогда, когда долго не могла попасть на реку. Последний раз — вчера. Она поругались с ним из-за принтера. Не принтер, конечно, виноват — всё началось намного раньше. Но в тот день он работал из дома, распечатывал какие-то документы. Лера чувствовала, как голова сейчас расколется надвое. Выпить, что ли, таблетку? Ничего не помогает от этой удушающей жары. Ещё этот мерзкий механический звук давит на виски. Лера хотела выйти из комнаты, но зачем-то бросила взгляд на принтер. Из его нутра выползала лист за листом нетронутая белая бумага.
Лера спросила:
— Что ты делаешь?
— Коту нравится смотреть, как печатается.
— И поэтому ты распечатывать пустые страницы?
— Ну, он пришёл ко мне поиграть.
Молодые люди вспомнили от начала до конца все недолгие годы, пока жили вместе.
Наконец он сказал в сердцах:
— Это тебе в цирк надо, там будешь выступать.
И Лера тут же вышла из комнаты, а затем и из квартиры.
— Ты куда? — напоследок крикнули из глубины.
— В цирк! — бросила на ходу Лера.
И действительно пошла в цирк. Естественно, на сегодня билетов не было. Но она взяла на представление через две недели. Лера и сама не могла себе объяснить, чего вдруг она решила так поступить. Глупо. Поругались глупо, убежала глупо. Деньги потратила — тоже глупо. Она завернула за угол цирка, хотя какие тут углы, фасад практически круглый, наверное, чтобы намекал всем прохожим на своё содержимое.
Дым отправлялся данью к огненному шару в небе. «Солнце круглое, арена круглая, я тоже дура круглая», — думала Лера. Опалённый кружок на конце сигареты казался лишь бледным подобием большой звезды.
Вдруг справа послышалось:
— Можно одну?
Это была молодая девушка, маленького роста, в накинутой на плечи чёрной ветровке. «Кто ж в такую погоду в куртке ходит?» — подумала Лера. Девушка появилась неожиданно, будто спустилась по пожарной лесенке, но шаги её тоже были не слышны.
Лера протянула сигарету, но тут же по привычке начала оправдываться:
— Я вообще-то не курю.
— Да я тоже. И мне особо нельзя, я тут работаю. — Она показала пальцем наверх, в сторону шпиля на верхушке шатра.
— Под куполом летаете?
— Нет, эквилибристика.
— Это как девочка на шаре?
Она улыбнулась:
— Вообще я обычно на руках. И на катушках, — она чуть запнулась, — хотелось бы. Я репетирую, но мне номер не дадут…
Лера искоса глянула на её лицо. Бледное, будто его долго не касались солнечные лучи. Нос острый — любопытный.
— Сложная, наверное, работа? — спросила Лера.
— Ну, ходить на двух ногах — это тоже эквилибристика. Так что все мы немного гимнасты.
Захотелось познакомиться с этой необычной девушкой, узнать что-то о её странной жизни, ухватить от неё хоть кусочек, кирпичик, камешек.
— Меня Лера зовут.
Гимнастка не задумываясь выпалила:
— Жалко, что я картавлю иногда.
— Это как «иногда»?
— Когда понервничаю или сильно расстроюсь, бывает, что начинаю буквы проглатывать, «р» особенно.
— Ну, если назовёшь меня «Лела» когда-нибудь, я не расстроюсь.
— В общем, очень приятно. Лина. Каролина, вернее.
Жгло солнце, на всём хотело оставить своё клеймо. Каролина не любила своё имя — родители как специально подгадали. И с гимнастикой тоже постарались они. «Не хочу, — думала она, когда возвращалась на следующий день домой, — ничего больше не хочу. Ни костюмов в облипку, ни смешков. Хотя чего я хотела? Не знаю, хотя бы, чтобы можно было спокойно жить, тренироваться. И выступать». Пошла окольными путями, чтобы дать себе успокоиться, но не получилось. Пнула со злости какую-то кучку камней на берегу. «Всё, теперь довыступалась. Хорошо, что это всё закончится через две недели. Иногда же нужно просто уйти в никуда, правда? Не хочу, как та Лера, с такими глазами потухшими от людей прятаться. Последнее выступление откатать — и свобода».
Люди придумали много способов заменить солнце — сейчас вокруг и внутри цирка использовали, кажется, добрую половину из них. Лера радовалась, как ребёнок, каждый раз, когда позволяла себе увлечься новым искусным артистом или яркими декорациями.
Лера узнаёт наконец знакомую маленькую фигуру — чёрная вспышка выходит в центр и начинает точные движения на холодном снаряде. Лере кажется, что костюм на сцене блестит, как камни в тёмной вечерней воде. «Это и есть счастье, — думает она. — Наверное, она очень счастлива — занимается любимым делом, делает что-то мощное, красивое. Я вот так не могу».
Тихо скользит эквилибристка — будто чёрным холодным солнцем очарованная река.