Ведь был и другой предо мною путь,
Но я решил направо свернуть —
И это решило все остальное.
Роберт Фрост
I
«Между учителем и учеником заключался договор, который предварялся принесением обета. Учитель произносил: „Клянусь научить тебя всему, что знаю, ничего не скрывая; видеть в тебе личность, не вредить словом или делом, но защитить от несправедливости, посягательств на здоровье и жизнь. Eligere. Выбирай“, а ученик отвечал: „Клянусь уважать вас как родителя, подчиняться и не жалеть сил на постижение наук. Mea electio est. Это мой выбор“», — я захлопнула учебник Римского права и надавила пальцами на глаза. Завтра последний экзамен. Я устала так, что ночи смешивались с днями. Пыталась есть, но желудок сжимался при мысли о предстоящем. Пыталась спать, но ворочалась всю ночь, боясь не услышать будильник и проспать полдня, вместо того чтобы зубрить.
«Я все сдам, — повторяла я как заклинание. — Помнишь, Шерлок Холмс говорил, что гений — это бесконечная выносливость, способность непрестанно прилагать усилия?» А дальше — будущее, к которому я готовила себя пять лет учебы на юрфаке.
Как там было?
Mea electio est.
Это мой выбор.
II
Я из последних сил врала себе, что все это — дурной сон. Мне было страшно. В первый раз в жизни — по-взрослому, отчаянно. Слова врача сломали что-то внутри.
Родители стучали в дверь, что-то говорили.
Лишь сделав шаг — и сразу оступиться.
Идти на ощупь, падать и вставать.
Слова приклеивались к листу тетрадки, той самой, с этим проклятым Римским правом. Как пугает мысль, что впереди меня ждет какая-то жизнь, и в ней я должна буду что-то делать, чувствовать, бороться с болезнью, выбирать…
Не годен к службе в органах внутренних дел. Число 12 в строке «Глюкоза» анализа крови изменило все.
Мечта, сон в заблужденье превратится.
Отмою кровь, сильнее чтобы стать.
Под конец дня я вышла из комнаты, молча прошла мимо родителей на кухню, выпила молоко прямо из пакета и оторвала корочку у батона. Мне же теперь нельзя… А, к черту!
Мама попыталась меня обнять, но я дернула плечом и вывернулась из ее рук.
Eligere, Ксюша. Выбирай.
О работе следователем я предпочитала не думать. Вообще. Никогда.
В окне все такое же небо с тонким серпом новой луны. На детской площадке безобразно визжат дети.
Ничто не изменилось. Ничто.
Изменилась только я.
III
— Помнишь дело, где Заволжский суд взыскал полтора миллиона с застройщика по долевому строительству? Сама понимаешь, имущества у фирмы нет, расчетный счет закрыт. Они сейчас продадут спорную квартиру, выплатят нашим клиентам деньги, а мы прощаем им неустойку и моральный вред.
— Это же еще полтора миллиона, — опешила я.
— А что делать, иначе они ничего не получат. Что ты молчишь?
— Осознаю, что потратила пять лет тяжелого труда, чтобы получить работу, которую мне приходится делать плохо.
Я попрощалась с начальницей и бросила телефон. И да, я даже себе не призналась бы, но главная причина моей ненависти в тот момент была в том, что я сражалась со своими демонами, мне не хотелось заниматься чужими.
И время нет писать черновики.
Сразись. Но с кем? С собою. И с судьбою.
Беспокойный ум искал то, что заставляет глаза гореть. И в какой-то момент, читая очередную книгу, я поняла, что решение всегда было у меня перед глазами. Eligere.
IV
Я стояла за кафедрой перед аттестационной комиссией, чеканя уверенным голосом выводы из магистерской диссертации по литературе. Меня вновь захлестнуло забытое чувство наслаждения собственным умом. Это сродни экстазу. Нет, сильнее. Эквивалент молитвы.
Преодолей сознания силки,
Лишь выразив себя одной строкою.
V
— Хочешь на должность ассистента кафедры литературы?
— Да, — ответила я, глядя в глаза декану, и увидела в них то же, что, наверное, отразилось в тот момент в моих — будущее.
Mea electio est.
VI
— Я не хочу быть наставником студентов! — со злостью выговаривала я. — Мне что, нужно любезничать с этим стадом баранов, которыми вы ежегодно наполняете университет? Дайте же мне заниматься наукой!
— Ты обещала мне.
— Хорошо, — подчеркнуто любезно процедила я, а затем прошептала сконфужено: — Извините, я все сделаю.
И вышла из кабинета декана.
Я не имею права ее разочаровать. Хочу, чтобы она гордилась мной, даже когда ее поручения превышают мои способности.
VII
— Я буду помогать и поддерживать вас на протяжении всей учебы, — уверенно произносила я заготовленную речь. — Вы всегда можете ко мне обратиться, и если вы нацелены на учебу, развитие своей личности, то вы незамедлительно получите мою помощь.
Окинула взглядом аудиторию. Интересные ребята. Возможно, это будет любопытно.
VIII
— Мы предлагаем вам должность редактора в нашем издательстве. Будете работать с ведущими юридическими вузами страны, сможете совмещать с преподаванием в вузе.
— Я согласна, — ответила сразу же.
Господи, это же крупнейшее юридическое издательство. Шанс объединить оба моих образования… Ты как буриданов осел, Ксюша. Eligere. А если не смогу?
IX
— Я решу проблему, а вы не переживайте по пустякам.
— Знаете, в школе говорили, что в вузе никому не будет до нас дела. А ведь ошиблись, — пробормотала моя студентка. — Вы нас и пожурить можете, и похвалить, и все на свете. Вы хорошая.
— Я не хорошая, я ответственная, — отрезала я. — И я уже говорила, что можете беспокоить меня в любое время.
— Все настолько буквально?
— Ну вы же помните: «В Хогвартсе помощь всегда будет оказана тем, кто ее попросит», — кривлюсь от избытка альтруизма.
— Спасибо! А знаете, у вас такой вид, будто вы руками лечить можете…
Прозвенел звонок, а я все стояла и смотрела на дверь кабинета.
X
— Если вы юрист, это не значит, что мысли можно излагать только канцелярским языком, — втолковывала я.
— Я настаиваю на своей формулировке.
— Извините, зачем вы обратились к редактору? Вы же доверяете врачу, когда ложитесь на операцию? Почему же иначе относитесь к моему профессиональному суждению?
— Поправьте мне только ошибки и запятые. Рецензента в моей книге все устраивает, его подпись у меня есть.
Я приложила ладонь к виску, чувствуя зарождающуюся мигрень. Подпись у него есть. А у меня слов нет. Mea electio est. Только ради чего все это?
XI
— Простите, но это не ваше дело, — спокойно пояснила я и подняла руку, предупреждая возражения. — Я не шпион, чтобы вести двойную игру. Я никогда не разглашаю студентам наши внутренние проблемы, но и не хочу передавать то, что они мне говорят, вам. Вы доверили мне этих детей. Так будьте же последовательны! — выйдя из кабинета декана, я невесело усмехнулась.
XII
— Вам-то ничего не будет, а вот мне сделают выговор, если я вас сейчас отпущу.
— Ксения Евгеньевна, мы вас защитим! Мы расскажем, как все было!
Нет, ну вы слышали. Они меня защитят. Но почему-то сердце забилось сильнее.
XIII
Краем глаза ловлю движение у окна в общежитии. Варианты пролетели в голове за секунду, и мозг выдал единственный вывод — что-то не так, до ледяных мурашек не так.
Я в лабиринте. Удержу ли нить?
Ловец души, плутающий по саду.
Рванувшись, я намертво сжала руками стоявшее на подоконнике тело, рывком дергая назад. И только после этого испугалась.
— Ты что творишь?
— Я не… — и девушка разрыдалась.
Я обнимала ее и вслушивалась в биение чужого сердца, пытаясь унять бешеный стук собственного.
Не пронесешь, — хочу Его спросить, —
Ту чашу по дороге к аду?
XIV
— Вам нужна живая и счастливая дочь или сломанная кукла? — ядовито спросила я.
— Я не позволю так с нами разговаривать! — негодующе воскликнула женщина.
Дверь кабинета открылась.
— Мам… — произнесла девушка невыразительным тоном.
Я вышла в коридор и встала у окна. Прошло минут пятнадцать, прежде чем меня окликнули.
— Извините нас… и спасибо.
— И вы меня извините, — произнесла я устало, но без раздражения или злости. — Это было грубо…
— Да, грубо. Но правильно.
XV
Я перевела взгляд с двух мужчин на протянутые удостоверения с написанными на них тремя буквами и вопросительно выгнула бровь.
— Слушаю.
— Ксения Евгеньевна, мы предлагаем вам, скажем так, командировку в Китай. Будете преподавать там литературу. Но параллельно выполните для нас некоторые поручения.
— Какого характера? — нахмурилась я.
— Нам нужны будут сведения об определенных людях. Возьмите, в этой папке все подробности.
Планета на секунду остановила движение, пока я вновь металась между Сциллой и Харибдой. Моя ожившая мечта. К мечтам не применимы моральные критерии. Они могут быть опасными и разрушительными. Но это не отменяет того, что это мечты.
В повиснувшей тишине я услышала голоса проходящих мимо двери студентов.
И сделать выбор, сбросив цепь обетов,
Украсив голову венком сонетов.
Eligere.
Выбирай.