1
Я в парке. Смотрю на всё через призму дождя. Деревья, пруд и величественная крепостная стена. Когда капает дождь или стекает на землю настоящий ливень, я иду гулять в парк. Протягиваю руки вперёд и наблюдаю, как на мои ладони каплями падают брызги неба. Я оказываюсь внутри тумана, вдыхаю запах травы и горячего асфальта. В те дни я совсем одна посреди пустынного парка, мои волосы и одежда мокрые от стучащих по мне капель. Деревья, травы и кустарники благоухают, их запах проникает в меня. Я в эйфории и счастлива.
Обычно я хожу от дома до библиотеки пешком через парк. Библиотека — мой второй дом. Там пахнет книгами и уютом. Там я читаю запоями и забываю реальность.
Мама удивляется моей страсти к дождю и ревнует к книжным мирам. Я не могу ей сказать о том, что у меня на душе. Работа ее вымотала. Боюсь волновать.
К нам домой в будние дни приходят учителя от школы и учат меня уму-разуму.
Моя учительница по литературе сидит напротив меня за столом, читает стихи Ахматовой. Рассказывает о любви Ахматовой и Гумилева и шмыгает носом. А я приношу ей стакан с водой, и меня ещё больше манит жизнь поэтов и писателей.
Я на концерте в Доме культуры. Когда иду в зал, охранник — пожилой, с усами, — прогоняет меня со словами «Иди проспись сначала». В итоге я попадаю на мое место через другую дверь и потом месяц плачу в подушку.
Мама покупает мне магнитофон. Красный, блестящий, как праздник.
Я иду в университет и читаю свое имя в списке поступивших. Я теперь студентка… Волнуюсь и боюсь.
Тем же вечером кручу колёсико в магнитофоне. Хриплый голос поёт:
И кто знает, какой
Новой верой решится эта борьба.
Быть. Быть на этом пути
Наша судьба.
Ты не один….
— Добрый день, дорогие радиослушатели, на волнах радио «Фасоль» для вас пел Юрий Шевчук песню «Ты не один», — звучит бодрый низкий мужской голос. — Желаю вам, чтобы вы никогда не чувствовали себя одни.
У голоса есть имя: Стас.
В моей группе учится Лена — высокая, со светлыми длинными волосами, похожая на русскую красавицу из сказки. А я маленькая, русые волосы, короткая стрижка, очки на носу, хромаю на обе ноги. Когда ловлю на себе взгляды — хочу провалиться сквозь асфальт.
С Леной мы болтаем обо всем. Описываю ей во всех подробностях красивые голоса на радио и мои мечты. А она — свои.
Обожаю дозваниваться в прямые эфиры и болтать с диджеями про учебу, философские вопросы и просто про жизнь.
Вот мы впервые встречаемся со Стасом около радиостанции. Черные волосы, обросший и похожий на пирата. Он не обращает внимания на мою походку. Самый первый мужчина, который смотрит мне прямо в глаза, а не на ноги. Даю ему послушать кассету с эмбиентом. Это электронная, спокойная и моя любимая музыка.
Майский вечер. Мы с Леной покупаем продукты в магазине.
У прилавка стоит мужчина. Он пялится на нас.
— Ты что, пьяная? — громко спрашивает он меня.
Я в оцепенении. Лена берет меня под руку и быстрым шагом выводит на улицу.
— Пьяница, — кричит мужчина.
Я сразу становлюсь никчёмной и ненавистной себе. Вырываю свою руку из руки Лены, снимаю рюкзак со спины, подхожу к ближайшему дому и отчаянно колочу по углу дома рюкзаком.
Сначала бью быстро, но потом устаю. Через пять минут опустошенно стою, глядя на угол дома и свой рюкзак. Подруга за моей спиной. Мы смотрим друг другу в глаза. Лена берет меня под руку. Идём молча.
Вот я включаю радио. Решаю дозвониться и записать свой голос в прямом эфире. Во время дозвонов вся моя жизнь сосредоточена в проводном домашнем телефоне. Как будто от него зависит моя жизнь.
Передаю привет маме и заказываю любимую песню группы «Рондо». Потом слушаю кассету, плачу и решаю не звонить больше.
В записи я слышу медленные скрипучие интонации. Голос, будто мне больно и трудно говорить. И только во время песни мой голос не дребезжит, но звучит тягуче, как кисель. Наверное, когда я дозванивалась, Стас и другие диджеи думали, когда же я заткнусь. Вот почему некоторые диджеи кидали трубку, когда слышали меня.
Моя жизнь кончена. Зачем я дозванивалась на радио со своим голосом? Я хуже всех. Когда иду по улице и на меня смотрят, я вся скукоживаюсь и так сильно зажимаюсь, что чуть не падаю. Только монетка и помогает. Монетка, которую я держу всегда в правом кармане. Я сжимаю ее в кулак и перестаю зажиматься. Мама говорит, я особенная. Но я не хочу, не хочу, не хочу быть никакой особенной! Я бы всё отдала, чтобы стать как все, просто здоровой.
У всех нормальная походка, а у меня… Они все счастливые. Они не падают, они могут перешагивать лужи и переступать бордюры. И даже Стас. Он говорит постоянно, что у него все плохо. Но у него же все хорошо. Он здоровый. Наверняка у него есть жена и дети. А я как мозоль.
Аллея в парке. Я сижу на скамейке, Стас выходит из студии и садится рядом.
— Вот Стас, скажи мне. Зачем жить?
— Вот это ты загнула.
— Да, я гну все что угодно. Подковы, баранки…
— А можно ли гнуть правду?
— Правду, как и ложь, можно гнать, думаю.
— Пусть ложь сгниет.
— Мы отгоним ложь от правды.
Я с тоской рассмеялась. Весело стало, но лишь на миг. Вернее, нет. Истерически ржала. Как лошадь.
— Представляешь, каждый кому-то нужен. Друзьям, любимым, детям, знакомым. У всех кто-то есть. А я никому не нужна. И тупая, к тому же.
— Я тоже. Многие мне говорят, что я придурок.
— Кто говорит? Покажи мне, и я их побью. У меня есть мускулы. Вот. — Я с силой сжимаю правую руку, и в области предплечья виден маленький шарик в мышцах. Я гордо показываю Стасу тоненький бицепс. — Видал?
— Охренеть, — говорит Стас, — у меня есть охрана. Катюха. Идём в разведку. А пока держи свою кассету. — Он вытаскивает из кармана кассету и протягивает мне. — Музыка одноразовая, в ней нет изюминки. Через год о ней забудут…
А любое дело должно запоминаться.
— Ты думаешь, надо жить так, чтоб тебя запомнили? — Я расстегиваю замок большой черной сумки.
— А иначе зачем. — У Стаса округляются глаза. Он видит внутри сумки кучу всего.
— Всегда думал, как в женской сумочке может вместиться все. Мил человек, зачем тебе это? — Он достает ветровку.
— А вдруг замёрзну.
— А зонтик?
— Вдруг дождь. Я бы очень хотела, чтобы меня запомнили и вспоминали через двести лет.
— Ты читала Паустовского?
— Нет. А кто это?
— Известный классик. У него неповторимый стиль и хороший слог. Прочитай. Его точно будут читать ещё долго. Он так пишет. Тебе понравится.
— Я бы так хотела быть нужной. Я же никому не нужна.
— А маме?
— Маме. Но она не понимает меня.
Стас внимательно смотрит на меня.
— Ты хорошо спела тогда. Тебе обязательно надо поставить голос, чтобы ещё лучше стало, — после долгой паузы говорит он.
У меня екает и замирает сердце. Хочу что-то сказать и молчу.
Поздний вечер. Полумрак. На том конце провода суховатый вялый тенор. Он говорит, что я единственная, кто его понимает. Мы болтаем обо всем и не можем наговориться. Он — мой ровесник, ему двадцать. И когда мы говорим, у меня мурашки. Он как-то звонил другу, ошибся номером и дозвонился мне. С тех пор мы разговариваем по вечерам.
Через месяц общения по телефону решаем увидеться впервые.
Вот я в парке. Кирилл — красивый блондин, похожий на Брэда Питта. Приглашает в бар. Берет мне чай, а себе — водку. Пристает к официантке. Становится мерзко. Ухожу.
Через неделю раздается звонок.
— Ты извини, я тебя увидел, и мне захотелось выпить.
Счастья нет. Вообще. И любви нет. И взаимопонимания.
Вчера Стас стоял на крыльце радио «Фасоль». С каким-то мужчиной говорил, не видел меня. Как же стыдно к нему подойти. Руки дрожали, и я сама тряслась. Он бы, наверно, был рад меня видеть. А вдруг не был бы рад. Я, по крайней мере, об этом бы узнала… Или нет?
Душераздирающе. Я хочу с ним говорить. Но не могу.
Он грамотный. Знает все на свете. А я вообще ничего не знаю и хожу не так. И голос страшный. И я сама. И читать бросила.
2
У меня светло-русые вьющиеся волосы и серые глаза. Проникающий взгляд. Я пишу, работаю в кризисном центре и иногда пою. Я отучилась на учителя пения, у меня поставлен голос.
Периодически слышу Стаса. Он работает на крупной городской радиостанции, и его голос звучит и по радио, и по телевидению. Чтобы не услышать его голос, надо быть глухой.
Утро. Готовлю завтрак и собираюсь на работу. Меня все достало. Общаюсь со множеством людей и никак не могу понять, в чем дело. В целом я рада, что у меня такая жизнь. Она насыщенная. Сказал бы мне кто-то в детстве, что жизнь сложится так — ни за что бы не поверила. И страхи из детства — они ушли.
Просто… Не могу понять, есть ли у меня что-то такое, ради чего продолжать жить и что-то делать. Этот смысл жить то появляется, то отдаляется, то совсем исчезает. Чувствую себя мотыльком. Который летит куда-то в ночи на свет лампы, непонятно куда.
Сижу дома, звонит мобильный. Слышу баритон Стаса. Его голос такой же, как и когда-то давно. Только сейчас он нервничает примерно так же, как нервничала я, дозваниваясь в прямые эфиры радио «Фасоль».
— Можно я интервью у тебя возьму? У меня есть передача «Музыка». Хочу про тебя сделать.
— Но я не музыкант.
— Но ты поешь.
— Но не как Фредди Меркьюри.
— Не сравнивай. Ты — это ты.
— Я таки прочитала Паустовского тогда.
— Правда классный?
— Ты прав. Он лучший, и его будут помнить. Тоже так хочу. Думаешь, получится?
— У тебя да не получится? Не смеши… Так ты придёшь ко мне на радио?
— Да.