Субстрат (философия) — (от лат. substratum — основа, фундамент) — в широком смысле основа всего существующего.
— Это мой сын, Ракиффа. — Наружный динамик скафандра предательски чирикнул, искажая голос Александра Танталова.
Он потянул руку стоящего рядом Сергея по направлению к Матери. Та выступила вперед и взяла кисть тонкими серыми пальцами, возникшими из длинного золотистого рукава. Корона заиграла блеском разноцветных драгоценных камней, когда она склонила голову и очень медленно приложила тыльную сторону ладони в перчатке к своей серой щеке. Александр видел через прозрачную маску, как мальчик напрягся. Хотя какой он мальчик? В свои девятнадцать чуть не на полголовы выше Танталова и на голову — самых высоких из воинов Атай. Сотни подобострастных глаз следили за ними, море полуобнаженных тел застыло в тишине, разлившись среди напряженных клинков, щитов и деревянных «гондол» музыкальных инструментов.
Серёжа, не понимая, смотрел на отца. Тот по внутренней связи успокоил его:
— Я сказал, что ты мой сын. Все хорошо.
Лампы на стенах неровно освещали гладкое лицо, так похожее на его собственное, голубоватые блики колыхали воздух, будто толщу воды. Вся многочисленная свита Матери благоговела перед ним.
Властительница отпустила руку Сергея и громко произнесла, отправив окончания слов в полет к гулким сводам пещеры:
— Твой сын — наш сын, Алекс. Мы запомнили его.
Серёжа снова с неуверенной улыбкой обернулся к отцу, но тот не стал переводить.
***
Прожекторы вездехода заливали белым расчищенный грейдером путь, зажатый со всех сторон густой тьмой. Скоро взойдет солнце, и температура доползет до невыносимых девяноста градусов. Но на базе уютно и безопасно.
Все прошло хорошо, народ Атай принял Серёжу.
В лобовом стекле из-за покатого плеча Фреда, сосредоточенно управляющего машиной, размеренно покачивался предрассветный пейзаж Глиз.
Сергея тряхнуло на яме, он наконец покосился на Александра.
— Я и не знал, что ты говоришь на языке Атай.
Александр кивнул, сдерживая улыбку. Сергей не представлял, как многого он еще не знал.
— Ты тоже научишься.
Сын усмехнулся. Белые зубы блеснули в свете приборной панели.
— За месяц? Ты меня переоцениваешь.
Позади остались огни полевого контактерского лагеря на краю бездонной и все разрастающейся пропасти Эбисс, которая со временем поглотит и это плато. Далеко, слева по курсу, у самого горизонта, разгоралось лиловое зарево.
— У тебя будет время. Я нашел тему для твоей работы в проекте, но тебе придется остаться на Глиз.
Сергей вскинулся:
— Здесь? И на какой срок?
— Думаю, года на два.
— Два года? Но… — У него даже как будто выше поднялся хохол на макушке.
— Не торопись. Тема такая, что тебе откроются двери в любые Страты. Прайм-статус совсем рядом.
Если немного помочь талантам сына, которые так их роднят, то он имеет все шансы расправить крылья не хуже него самого — создателя проекта спасения человечества «Древо жизни».
Серёжа недоверчиво приподнял брови. За пару дней, прошедших с прилета, ему совсем не понравилась неприветливая Глиз с малопригодной пока для людей атмосферой, загонявшей их в скорлупу баз и укрытий. Ничего, все будет хорошо. За два года привыкнет, а там… Главное, Атай приняли его.
— Что за тема?
— Сейчас доедем до лаборатории и все покажу. А пока у меня для тебя подарок. — Танталов достал из кармана темно-синюю коробочку. — Сними перчатку, левую.
— Что это? — Серёжа стянул перчатку, с любопытством глядя, как Танталов вынул небольшой перстень ультрамаринового цвета и надел ему на мизинец.
— Это досталось мне от матери. Все не было возможности подарить тебе. Нравится?
— Ух ты! — Сын снял и вторую перчатку и ощупал новый предмет. — То самое наследие твоего рода?
— Мама рассказывала?
— В двух словах. Что еще в Эру Корпораций твой род по линии матери имел Корпоративный Титул и управлял на территориях биофармацевтического кластера в Южной Африке до самой Пандемии, а потом их свергли. Так?
Танталов покосился на каменное лицо Фреда в зеркале заднего вида.
— Да, как-нибудь я расскажу тебе эту историю еще не гибнущей Земли.
Перстень поблескивал в полутьме кабины напоминанием утраченного величия, времени безоблачной жизни и процветания. Времени до Рубежа, пройдя который человечество уже не смогло совладать с последствиями своей многолетней разрушительной деятельности на Земле. После которого планетарные Корпорации, по сути, утратили свои глобальные регуляторные функции. После серии опустошительных пандемий и природных катастроф уже ни одна Корпорация не смогла вернуться на территорию рода его матери и восстановить контроль. Как и на многие другие. И люди впервые за много лет объединились не по принадлежности к Корпорации, а как давным-давно, по территориальному признаку — в государства. Чтобы просто выжить.
— Так какое у тебя первое впечатление от Атай? Мало кому доводилось видеть их вот так, у них дома.
— Интересно… Такие серокожие. Это из-за избытка меди? — Сережа наконец оторвался от печатки, но продолжал ощупывать ее.
— Да, голубая кровь. Помнишь, в древности голубая кровь считалась признаком королевского рода?
— Ага, только эти скорее еще более древние варвары. Скорее они к тебе относятся как к королю.
Александр отвернулся от сощуренного взгляда Сергея.
— Обычное уважение к представителю более развитой цивилизации. — Перед глазами Танталова снова возникли ставшие ниц ряды Атай в зале — всех, кроме Матери.
— Считаешь? Мне так не показалось. К Фреду они явно не испытывали трепета; вообще не пустили в пещеру.
Лицо Фреда в зеркале исказила злая ухмылка. Александр так и не дождался, пока она исчезнет.
— Ладно, не придумывай.
***
В «питомнике» бактерий главной лаборатории, кроме них с сыном, был еще его помощник, Вито, который работал за своим виртуальным столом. Под его слабо скрываемую усмешку Танталов взял в холодильнике термос и подошел к горшкам с белыми лилиями. Сын тоже уже посмеялся над ним, сказал, что он и тут все заставил «королевскими горшками».
Сергей пригляделся к льющейся из термоса розоватой жидкости. Субстрат в горшках впитывал ее жадно, почти мгновенно.
— Чем это ты поливаешь?
— Старый дедовский способ подкормки. Добавляешь в воду обычную кровь, например с кухни после готовки мяса, и все начинает расти как на дрожжах.
— Кровь? А просто железо добавлять не пробовал? — хмыкнул Сергей.
— Я же говорю — дедовский способ…
— Подожди, так ты кровь местных льешь?!
— Сюда — нет, — усмехнулся Александр. — У «местных» кровь синяя. Это с кухни. — Он переместился к стеллажам во всю стену с чашками Петри. — А вот для приготовления субстрата для некоторых образцов — да. В частности, для бактерий экспериментальной группы. — Александр достал из холодильника колбу с темно-синим содержимым и вернулся к длинным рядам ванночек с питательной средой. — Мы используем материалы, отобранные у контактной группы Атай. Знаешь ли, наши медики их регулярно обследуют.
На лице Сергея промелькнула тень брезгливости, и Александр продолжил после паузы:
— И как ни странно, мы мало чем отличаемся, кроме смещенного у них баланса меди по отношению к железу в крови. Кстати, именно о крови «местных», как ты их назвал, я и хотел с тобой поговорить.
— Тема в проекте?
Танталов заправил дозиметр и начал добавлять жидкость в чашки Петри.
— Да. Пару недель назад я сделал анализ последнего поколения бактерий на экспериментальном субстрате и обнаружил совершенно удивительные свойства. И как ты понимаешь, причина могла быть только одна.
— Что за свойства?
Танталов равномерно наполнял голубой жидкостью емкости:
— Вот и я очень заинтересовался тем, что этому способствовало.
— Ладно. — Сергей сложил на груди руки. — И что этому способствовало? Образцы крови?
— Молодец. — Александр убрал пустой дозиметр и поднял указательный палец. — Катализаторы.
— В крови?
— Да. Катализаторы в крови Атай стали причиной мутаций бактерий.
Танталов пошел на второй круг к холодильнику.
Сын нетерпеливо выдохнул:
— Ладно, катализаторы, кровь — что за свойства? Из-за чего такая прелюдия?
— Ты помнишь, какие цели у нашего проекта на Глиз? — Александр показал на эмблему Древа жизни, выложенную мозаикой на полу.
Сергей закивал:
— Ага, выращивание лилий.
Вито услышал даже в своей гарнитуре и прыснул от смеха.
Александр натянуто улыбнулся:
— Ну ладно тебе. Короче, один из вариантов уменьшить в атмосфере содержание углекислого газа — это создание анаэробных бактерий, которые должны питаться углекислотой. Вот они. — Танталов махнул на стеллажи. — Вито, будьте любезны, принесите, пожалуйста, раствор для субстрата. Он мне понадобится через полчаса.
Ухмылка увяла на лице помощника, он снял Вирт-гарнитуру.
— Ну. — Серёжа развалился на кресле Танталова, стилизованного под трон, и выжидательно смотрел на отца.
— Так вот, в результате мутаций ДНК бактерий изменяется таким образом, что их способность и скорость к поглощению углекислого газа увеличивается невероятно.
— Насколько «невероятно»?
— В сто раз! Ну, разве не отличная тема для проекта? Да тебе сразу Прайм-статус дадут, на Первом Ковчеге полетите.
Сергей замер. Александр знал этот взгляд с хищным прищуром. Кажется, сын почувствовал вкус. Вкус, который затем пробуждает ту самую извечную неутолимую жажду. Словно кора планеты слабо завибрировала из глубин пропасти Эбисс.
Серёжа облизнул губы.
— Я правильно понял, что что-то в крови местных способствует образованию бактерий, которые в сто раз эффективнее для терраформирования?
Так же точно смотрела на Танталова мать Сергея, когда он показал ей свой проект сохранения генофонда человечества на Земле. Когда она вцепилась в него мертвой хваткой, понимая, что это редкий шанс.
— На самом деле, даже чуть больше, но в целом, да, их кровь — это уникальный, невоспроизводимый субстрат. Что думаешь? Достаточно веская причина, чтобы остаться на два года? Кто знает, что еще можно вырастить на таком субстрате? — Александр подмигнул. Надежды и амбиции тоже отлично растут на такой почве. Он знал это по себе, а в сыне ведь текла его кровь.
Сергей пригладил свой восстающий вихор.
— У тебя есть отчеты, статистика?
— Полный комплект.
Мальчик не мог не понимать, что это шанс реализовать потенциал, выстрелить, а уж отец чего не сделает ради сына, ради такого же близкого по духу, ради того, кто поймет.
Сергей встал, сжимая и разжимая пальцы.
— Ты понимаешь, что это значит?!
Теперь точно никуда не денется. И два, а если надо, то и три года не проблема. Александр не смог сдержать улыбку:
— Да, теперь у нас будет чем заняться.
— Да ты понимаешь значение этого открытия?!
Сергей начал широко мерить шагами пространство вдоль стеллажей.
Танталов насторожился:
— Очевидно, что это очень любопытный факт.
Слишком чрезмерным выглядело возбуждение.
— «Любопытный факт»?! Это сократит сроки терраформирования! Теперь бо́льшая часть населения Земли успеет спастись! Это же прорыв! — Щеки Сергея вдруг покраснели, голос набрал дребезжащие децибелы.
— Не торопись. — Танталов автоматически добавил мощности климат-контролю, ему вдруг стало жарко. — Это, конечно, важное теоретическое открытие, но для практического применения потребуются тонны вещества. К сожалению, мы не можем синтезировать его в промышленных объемах.
В глазах сына на секунду появился загнанный зверь, как у Алины, когда она узнала, что на месте строительства банка генофонда в резервации проживает более миллиона человек… Но почти сразу же хищный блеск разгорелся с новой силой.
— А зачем синтезировать?
Это была уже жажда, и она была знакома Танталову. И выглядела она так же, как у Алины, когда та нашла решение…
Танталов выдавил сквозь зубы:
— А как же?
Сергей молча взял с полки колбу с синей кровью Атай, покачал ею перед лицом Александра и медленно вылил в горшок с лилиями, забрызгав белые лепестки. Когда он, не сводя глаз с отца, нес колбу в раковину, последние капли упали на пол, на изображение Древа жизни. На ветвях Древа, как на метастазах человечества, устремленных в космос, заблестела синяя кровь.
Перед глазами встала картина из детства, когда на охоте Александр убежал от своего родителя и лежал, закрыв уши руками, чтобы не слышать предсмертный рев и агонию тысяч сайгаков вокруг. Чтобы забыть разочарованное, презрительное лицо отца, а перед глазами блестела кровь. Только красная.
Еще на что-то надеясь, он попытался сыронизировать:
— Ты предлагаешь, брать у них каждый день анализы?
— Нет, брать их самих.
Рассудительный, убежденный тон сына резал, как скальпель.
— Для начала внедрить меры профилактики, оздоровления. Создать им условия для размножения.
С таким же видом перед охотой отец раскладывал патроны и ножи, поясняя, чем стрелять, чем добивать, главное, чтобы не ушли подранки.
— Серёж, ты ведь это не серьезно?
В этот момент у сына под кожей внешних черт Танталова проступила волчья сущность матери. Алина так же убеждала Александра, что даже миллион пропавших без вести дервишей ничто по сравнению с лучшим генофондом планеты. Перед тем как у него отобрали проект вместе с какими бы то ни было перспективами…
— Ты подумай, твой проект реализуется уже через тридцать лет — с Земли запустят первые Ковчеги, отец!
Слово будто драгоценный камень, что выпал из мешка с мусором, который несли на помойку. А может, там есть еще? А может, там и не мусор вовсе?
— Серёжа, послушай, о чем ты говоришь. Ты же предлагаешь строить… фермы для выращивания Атай? Чтобы потом пускать их в переработку?!
Он сейчас одумается. Он не всерьез, его сын просто не может говорить такое.
— Сотням тысяч на Земле больше не придется разыгрывать лайф-карт, чтобы получить шанс выжить!
Таким тоном говорят фанатики. Те, кто не будет, не способен думать, для кого все давно решено.
Из мешка сыпался обычный мусор. Он неотвратимо заваливал еще поблескивающий камень на земле. Собственный голос показался Танталову мольбой:
— Ты предлагаешь пустить под нож миллионы живых существ!
Глаза Сергея пылали. Их свет был чужим, враждебным.
— Дома умирают миллиарды землян! Людей!
Ах «людей»…
«Людей», которые исторгли Александра из своего общества, лишили титула его род, украли и оттерли его от собственного проекта еще в Школе и позже отказывались признавать его несомненные заслуги в проекте сохранения человечной расы и, в конце концов, заставили улететь на Богом забытую планету! И даже тут те немногие представители кровной расы, носители потребительских ценностей, только что в лицо не выказывали свое презрение к нему. Завистливые, не способные ни на что ничтожества! И это этих «людей» надо спасть, принося в жертву другую расу?
Сергей уперся сзади в спинку кресла-трона и жег взглядом:
— Я не понимаю. Ты вроде как их защищаешь. — На секунду Танталову привиделась снисходительная улыбка. — Но ведь вся твоя терраформация меняет их мир под нас! Ты своими руками создаёшь механизм их уничтожения.
Неужели он его жалеет? Или эти вздернутые крылья носа — другое? Презрение?!
Александр мотнул головой, пробормотал, поджимая губы:
— Они адаптируются. Если будет время.
Сергей вскинул голову.
— Что? Так вот почему ты не хочешь ускорять терраформирование… А как же мы? — Он вытянул руку, показывая на эмблему на полу. — У нас ведь нет времени! Максимум через пятьдесят лет Земля станет совершенно непригодна для жизни! Миллиарды умрут уже через сорок, миллионы умирают сегодня каждый месяц!
Синяя кровь теперь была не видна на ветвях, будто мозаика на полу впитала ее. И жаждала еще.
— Серёжа, я создал этот проект, чтобы спасти людей! Но задолго до этого люди сами решили и свою судьбу и судьбу Земли и сами выбрали, как потратить отпущенное им время.
Его хохол стоял вздыбившейся шерстью. Голос почти рычал в горле:
— Да ты же против всех нас!
Лицо сына стало сначала незнакомым, а потом звериным, с оскалом, опасным, чужеродным.
Он вскочил.
— Иди ты со своим проектом! И со статусом своим тоже! Пусть не с первой волной, но мы признаны полезными членами общества и попадаем на Второй Ковчег без твоей милости!
Он устремился к двери.
— Мать права, я не такой, как ты. Ты… Ты не отец мне!
Он захлопнул дверь лаборатории.
***
Танталов вошел в каюту и замер, уставившись на фото сына в обрамлении декоративного скипетра и шпаги на обшарпанном металле переборки. Сергей был одет в черную тогу и держал Диплом Школы с отличием.
Его ли это сын? Есть ли в нем что-то его, кроме внешности?
Рывком распахнул ворот комбинезона и прилег на жесткую койку. Под потолком качнулся подвешенный горшок с лилиями. От их запаха вдруг подкатила тошнота.
Значит, его талант к науке, как у него самого, лишь насмешка судьбы, а не связь. Он с ними, он такой же, как они, он не нуждается в Танталове, у него есть другой отец…
Гладкость аромата от горшка под потолком вдруг приобрела горечь.
Значит, у него никогда и не было шанса что-то изменить? Не сын, а чужой человек? Как остальные? Он им всем чужой!
О чем он думал, когда хотел ввести Серёжу в проект!
Танталов активировал канал связи, в воздухе появился прямоугольник с обеспокоенным лицом Алины. Спала. Разбудил.
Она прищурилась.
— Привет. Что-то случилось?
— Я не смогу помочь Серёже с темой в проекте.
— Что? — Она нахмурилась, запахнула халат и, оглянувшись на спящего рядом, вышла в дорого обставленную гостиную, зажгла свет. — Что случилось? Объясни толком!
— Я честно хотел. Я думал, что в нем… больше моего. Но каким-то образом ты превратила его в себя. Ты сделала из него… Прости. Он вылетает первым шаттлом.
— Да что на тебя нашло?! Опять истерики! Немедленно соберись и давай поговорим как взрослые люди!..
Танталов отключил связь и заблокировал ее номер. Проверил еще раз, что заблокировал.
Прилетел, но не срослось, не сблизилось, не судьба. Всё.
Александр вытер вспотевшие ладони о брюки.
Что ему? Как и ей… Завтра улетит, и хоть трава не расти.
Подошел к фото на стене.
Это всего лишь внешнее сходство. Он чудовище. Они там все чудовища…
Танталов снял рамку и бросил на кучу вещей в углу каюты.
Завтра он улетит к ним, к своим. Завтра улетит и…
Александр вдруг окаменел. Затем резко присел на корточки, потянулся к фото и замер. Наконец поднял легкий пластик, будто свинцовый груз, и тяжело осел на пол.
Где-то через час он вышел из каюты и направился к шлюзам гаража.
***
Танталов подошел к неразобранному контейнеру с вещами в углу каюты и среди хлама откопал бутылку виски.
До отлета шаттла оставалось полчаса. Вездеход уже час как вышел с базы к космодрому.
В дверь постучали.
Александр вздрогнул и, расплескав, быстро налил полный стакан.
Первый глоток неожиданно и непривычно обжег горло, но Танталов заставил себя пить.
Снова стук, громче.
— Да! — Оторвался и медленно повернулся в сторону вошедшего с округлившимися глазами ассистента.
Протянул стакан:
— Будешь?
— Александр Денисович…
Вито пришел, чтобы сказать. Вот он открывает рот, медленно. Александр перебил:
— Не хочешь? А ведь все пьют, Вито. Вот и экспериментальная группа бактерий пьет. Только не виски, а субстрат на крови Атай…
— Александр Денисович…
Танталов понял, что он все равно скажет, и быстро поднес стакан с остатками ко рту.
— Вездеход попал под обвал. Фред погиб, Серёжа без сознания… Атай привезли их на базу.
В горле булькнуло, терпко пахнущий виски потек по шее. Танталов опустил стакан, провел рукой по губам, всматриваясь в выпученные глаза ассистента.
Похож на жабу. Ну натуральная жаба.
Чем так пахнет? Лилиями? Нет. Нашатырным спиртом?..
Вокруг мокрых ботинок, как зубы, лежали какие-то осколки. В руке была только бутылка.
Он пихнул ее в руки Вито и тяжело затопал на ватных ногах в медотсек.
***
Танталов сидел в палате.
Приглушенный свет, трубки во рту Сергея, мигающие лампочки.
Живое свидетельство того, что все надежды Танталова на гармоничное сосуществование людей и природы были несбыточной мечтой. Нет, они сосуществуют, но в этом не может быть одновременного блага для всех. Люди не могут взять часть и оставить лишнее, ненужное им сейчас, чтобы и оно продолжало жить рядом с ними. Нет. Они выпьют все без остатка, вырастут и распухнут кровавым комариным брюхом. А потом придет время, роли поменяются, и выпьют уже их. Но никогда вместе, никогда одновременно.
Время пить и время становиться питьем — вот она, истинная гармония природы. Жажда правит миром, лишь она субстрат всего сущего. Все живое жаждет чего-то. В каждом своя ненастная черная дыра, своя всепоглощающая пропасть. Это и есть жизнь.
Сегодня он увидел, что у него тоже есть жажда. Как у отца на охоте, неспособного отпустить нажатый курок. Как у Алины и у Сергея, не вольных остановиться и стремящихся к цели любой ценой. Как у Древа жизни, которое вырастает на крови Атай. Как у Эбисс, которая однажды поглотит в себя саму планету.
И вот его черная сущность тоже высунула уродливую голову с ненасытной пастью. Пастью, которая уж если вцепилась во что-то, то не ради кусочка, нет. Даже если ей слишком, если подавится и не проглотит, все равно будет тянуть и всасывать до последней капли. Потому что не умеет и не способна остановиться.
Последней надеждой был сын. К сожалению, не сбылось. Сын не смог утолить его жажду.
Танталов снял с его пальца перстень и провел пальцем по едва заметной гравировке короны, стилизованной под лилию. Сергей даже не заметил.
— Атай, — прошептал Танталов и с горечью растянул губы в улыбке. Давно известный перевод только сейчас раскрыл всю горькую иронию судьбы: он остается с Атай — с «утоляющими жажду».
Сергей вдруг открыл глаза. Александр отпрянул, потом приблизился и судорожно вцепился в кровать, смяв простынь. Он минуту всматривался в бледное лицо, в слезящиеся глаза сына. Но там не было ничего, кроме отвращения и страха. А в голове грохотала последняя фраза: «Ты… Ты не отец мне!»
Вдруг он оказался очень слабым и практически не сопротивлялся, когда Танталов положил руку ему на лицо.
***
— Приветствую тебя, Мать. — Александр откинул пурпурный полог и вошел.
Она поднялась и изучила его лицо.
— Я вижу много печали. — В глазах заблестела влага. — Стоило ли это того?
Танталов приоткрыл маску, придерживая у рта кислородную трубку. Лицо сразу взмокло от жары, но он выпрямился перед ее ликом и сказал не через динамики:
— Ты признае́шь меня, Ракаша? Признае́шь?!
Мать взяла с золотого столика лежавшую на пурпурной подушке корону, чуть больше, чем ее, и медленно надела Александру на голову. Затем присела на ложе, увлекая его за собой:
— Не печалься, мой король, у тебя еще будет сын. И не один.
Танталов закрыл глаза и припал к ее груди, прошептав:
— Значит, мы все сделали правильно, моя Атай.
А в жилах их детей будет течь голубая кровь.
По крайней мере, до тех пор, пока роли в круге мироздания не поменяются и не наступит время чужой жажды.