В марте 2024 года мы провели конкурс этюдов «Мимоза», участникам которого предложили поразмышлять над образом мимозы — свободно и без привязки к сюжету. Вспомнить самые необычные, или наоборот, до боли знакомые каждому вещи. Представляем шорт-лист конкурса.
Ирина Дзадзоева. Без названия
В этот праздничный день ждёшь от жизни всего, кроме двух стариков, неловко мнущихся на пороге. Дед, большой, состоящий из прямоугольников и квадратов, с ним в комнату входит поле, запах трактора, недочитанная газета с новостями спорта, которую он оставил на кресле. Бабушка, маленькая, в отличие от деда, вся закругленная, но не менее монолитная, как матрёшка, в ней нет мягкости, она приносит с собой запах рассады помидоров и отглаженных наволочек с многочисленных подушек, которые горкой заботливо сложены на кровати и накрыты кружевной салфеткой, а рядом тихо раздается мерный стук спиц. В мой памяти они — геометрические фигуры, которые проплывают в комнату и замирают на краешке дивана. Молчат, дед протягивает руку-молот с ветками такой живой, такой пушистой мимозы, движение глаз — вот и все поздравление. И контраст живого и каменного такой, что не веришь, трогаешь веточки, чтобы убедиться, что не привиделось, сдавливаешь пальцами маленькую жёлтую пушинку, чувствуешь жизнь и успокаеваешься. А прямоугольник поднимает плечи и замирает — подарил, поздравил от всего сердца, отдал всего себя, прямо из центра камня в мою детскую руку. И снова замерли, и снова молчат. А мне хорошо и пахнет мимозой.
Денис Дымченко. Без названия
Огонёк зажигалки освещал мусор. Ветер сдувал пламя. Бомж, перевалившийся через стенку контейнера, матерился и щёлкал колёсико онемевшим пальцем. С краткими вспышками высматривал еду и то, что считал съестным, сгребал в пакетик: листы салата, высохший хлеб, куриную шкурку, недопитые лимонады в пластиковых бутылках. Попадалось и что-то интересное, особенно в ресторанных мусорках. После очередного щелчка в самом углу бака мелькнул пластиковый контейнер с салатом «Мимоза» — салата так, на ложечку, съесть и забыть.
Бомж аккуратно, насколько позволяли замёрзшие руки, взял контейнер, разогнулся и выудил его из отходов. Оглядел под фонарным светом: консервированная рыба пустила майонезно-масляный сок, яичная верхушка примялась, но в целом выглядело сносно. Бомж шмыгнул забитым носом и попробовал чуть мимозы на язык. Ощутил бомж отдалённый солёно-рыбный вкус, улыбнулся беззубо и опустился на холодный, засыпанный снегом бордюр. Достал из сапога алюминиевую чайную ложку и принялся есть. Медленно, крохами, задерживая вкус на языке. Наслаждался.
Анастасия Журавлева. Мимоза
— Ладно, ребята, ложитесь спать. А завтра праздник, и нас ждет…
— МИ —
— МО —
— ЗА!
Нам нравилось произносить это громко, по слогам, на три голоса. Это был заговор на мир и лад в семье.
В праздничные дни хрустальная салатница с мимозой гордо стояла посреди стола с самого утра. Салат словно светился мягким, чуть приглушенным светом, от него пахло какой-то диковинной рыбой. А еще весной, которая в марте в наших краях только-только начинает просачиваться сквозь облака.
Я закрыла глаза, но долго не могла уснуть, то ли от бьющего через край предчувствия праздника, то ли от шума — за стеной мама громко разговаривала по телефону с подругой, тетей Мариной.
— Да ладно тебе, Маринка, заладила… Денег нет, денег нет… Да у кого они есть-то? Как это — нечем порадовать детей? Я вот своим мимозу готовлю. Яйца купила по акции в «Кировском», консервы были в продуктовом наборе, а рис еще от бабки остался. Она же у нас запасы продуктов делала — макароны, крупа, сахар. То ли голода боялась, то ли войны. Чуть ли не каждый день норовила спрятаться в бомбоубежище со всем своим добром. Старость не радость… Ой, ладно, Маринка, у меня из-за тебя яйца переварились, пока, с праздником!
И мама бросилась на кухню.
Правда о мимозе подступала ко мне маленькими шажками, а потом накрыла с головой тяжелым колючим одеялом.
— Ну что, встали, засони? — мама заглянула в комнату как ни в чем не бывало. А я жду не дождусь, уже проголодалась.
Праздник начался как обычно. Самодельные открытки для мамы, коробка фигурного шоколада для меня. Насупившийся брат.
— Ну что ты, Мишенька, — мама погладила его по голове, — у тебя тоже недавно был мужской праздник, и поздравляли только тебя. К тому же Катя со всеми поделится, правда, Катюша? Потом, за чаем. А сейчас нас ждет…
— Мимоза! — бросила я через плечо и отправилась на кухню, стараясь не смотреть на растерянных маму и брата.
Салатница выглядела маленькой и жалкой посреди пустого стола. Салат был сероватый, от него пахло переваренным желтком, дешевыми консервами, затхлым рисом из бабкиного бомбоубежища. А еще от него повеяло зимой, которая вдруг замаячила на горизонте вместо лета. Но не этой зимой, с горками, снежками и переливающимися узорами на окнах, а другой — южной, бесснежной, растерянной и слезливой.
Брат уплетал салат за обе щеки — я размазывала вилкой по тарелке.
— Ты не заболела? — встревоженно посмотрела на меня мама.
— Голова немножко болит, пойду, полежу.
— Мимоза, мимоза, мимоза, — шептала я быстро-быстро, отвернувшись лицом к стене, словно стараясь выплюнуть это слово. Забыть его вкус, запах и цвет. А еще я поклялась себе — никому никогда в жизни не готовить салат «Мимоза». Особенно на праздник. Даже в самые нелегкие времена. Клятву держу.
Виктория Кувенева. Без названия
Серый с лёгким оттенком графита полдень. Воскресенье. По городку разлит запах талого снега. Только-только отзвонили чугунные великаны колокольни собора.
Здесь, за остановкой, они вспугнули стайку голубей и заставили толпу перекреститься и украдкой глянуть в сторону золотого шпиля. Толпа в пуховиках и сапогах на меху гудела как голуби и редкие ручейки.
На алюминиевом раскладном столе, между остановкой и бордюром узкого тротуара, лежала столешница с потрескавшимся лаком. Рано утром, пока горожане на пути в церковь дочитывали утреннее правило, пара тощих черноглазых цыган выгрузила на стол ворох мимозы.
Ничего ярче не было в центре маленького городка в этот момент.
За прилавком переминалась с одного валенка на другой старая цыганка, замотанная в необъятный серый платок козьего пуха. Платок небрежно свисал на зелёное войлочное пальто. Руки в варежках с большегрудыми алыми снегирями только и успевали выдавать по ветке трепещущих цветов и поспешно засовывать в кожаную сумку смятую сотню.
По толпе разливался лёгкий запах фимиама — к прилавку подоспели пришедшие со службы матери в длинных юбках с пыльными подолами. Они жадно хватали свой лучик солнца и бежали, держа за руку малышей, к подоспевшему пазику. К автобусу с номером маршрута из одной цифры да буквы и с чёрными от весенней грязи боками. Домой, к стирке, готовке…
Цыганка сверкала на толпу золотым зубом, шутила и успевала стукнуть по рукам пацанят, мешавших ей работать. За ней высились серые горы льда — вчерашние сугробы. Цветов становилось все меньше и меньше.
В стороне от прилавка и толпы кто-то второпях обронил веточку мимозы. Жёлто-зелёное пятно на бледном сугробе. Её уже заприметила розовощекая девчушка в белом кружевном платке. Ей было холодно, но так красивее. В маленьком кармашке коричневого пальто пальцы перебирали две монеты на автобус. Запах пыльцы и ощущение солнца от прилавка так и манили. Нежная рука боязливо протянулась к пропаже, сунула находку в карман и юркнула в дребезжащий автобус.
Толпа у прилавка продолжала гудеть. Крупица жёлтого света таяла быстрее сугробов. Всем хотелось хоть немного радости. Хотелось солнца.
Ксения Лобачева. Мимоза
Взгляд Анны уже несколько минут не отрывался от тяжелой хрустальной салатницы на верхней полке в серванте. К каждому празднику именно в этом чешском хрустале бабушка подавала незатейливое блюдо из дешевых консервов, отварного риса и внушительного количества майонеза. Анна никогда не ела бабушкин салат. Девушка, кривясь, смотрела на засыпанное желтком блюдо с вялыми веточками укропа и говорила бабушке, что не голодна, а сама думала о том, как можно любить такие безвкусные вещи. Как в мире, где есть высокая кухня, можно продолжать готовить подобное? «Хороший салат никогда бы не назвали мимозой. Эти вонючие ветки в марте на улицах у каждого перехода такие же гадкие, как это хрючево», — Анна не понимала, почему ее мать, которая еще утром делала тост с авокадо, нахваливает бабушкин салат и делает комплименты кулинарному искусству хозяйки дома.
Теперь девушка думала о том, что, наверное, стоило попробовать бабушкину мимозу, хотя бы один раз. Попробовать и, вне зависимости от вкуса, похвалить, чтобы глаза, собравшие вокруг себя тонкую паутинку морщин, прищурились в нежной улыбке. А возможно, ей действительно понравился бы вкус? Может быть, не зря бабушка считала это своим главным блюдом?
Анна подставила стул, сняла с полки салатницу и зашла в спальню, где мама перебирала вещи, раскладывая их в разные мешки.
— Мам, я хочу забрать себе, — дрогнувшим голосом произнесла девушка.
— Конечно, бери все, что хочешь. Пусть сохранится хотя бы память, — у матери побежали слезы, она села на кровать и закрыла лицо руками.
— Мам, а ты научишь меня делать мимозу? Ты же знаешь бабушкин рецепт?
Мать подняла глаза на Анну. Она долго смотрела на дочь, будто не узнавая ее, а потом кивнула.
Вероника Полищук. Без названия
Мимоза скромно притулилась на краю стола.
Бабушка хлопочет и суетится. Время близится к десяти, а это значит — скоро приедут дети. Она и не подозревает, что отмечать Новый год с ней для детей в тягость.
Вот входит семья старшего сына, он сам остался во дворе с дедушкой. Дожаривать шашлык и разговаривать о своем, мужском. Сын рассказывает о купленном жидкокристаллическом телевизоре. Новейшие технологии, между прочим. Всё ещё пытается заслужить отцовскую похвалу.
В это время на кухне бабушка быстро берет в оборот невестку и внуков. Девушка натягивает на лицо улыбку и послушно идёт помогать. Дети бесятся. Только они по-настоящему рады быть здесь.
На стол к мимозе кладут столовые приборы, тарелки, бокалы, оливье, бутерброды с красной икрой и рыбой. Ну и пару стопочек для мужчин.
С мороза входит дедушка с отцом и шашлыком. Приезжает младшая дочь со своими.
Большой двухэтажный дом заполняет жар и гомон. Он для этого и строился вообще-то. Родительская спальня внизу, две комнаты на втором этаже для детей. Но не успели. Дети выросли, и две комнатки стали им тесны.
Звон чокающихся стопок, скрежет ножей по тарелкам — не давите с такой силой, на них же останутся царапины! А мимоза — призрак в этой мишуре. Она одна осталась нетронутой. Зачем готовили, спрашивается. Вроде так надо. Традиция такая.
Стол гудит как улей. Людей много, но каждый сам по себе. Дети в предвкушении ждут подарков. Кто-то хочет открыть окно, но бабушка прикрикивает. Маша спиной к окну сидит, продует же.
Мужчины разговаривают о повышении цен, женщины делятся рецептами. Старшая девочка в растерянности прислушивается к обрывкам разговоров. Она слишком мала, чтобы участвовать в них, и слишком велика, чтобы играть с младшими.
Праздник окончен. Семьи разъезжаются. Они все снова встретятся через год и ничего не изменится. Тот же стол, та же нетронутая мимоза, то же одиночество.
Виталина Устинова. Мимоза
Вы! Да, именно вы, читающие моё письмо. Не осуждайте!
Сначала вникните.
Я Виктор, для родителей — просто Витя. Всегда был хорошим сыном: не пил, не курил, не наркоманил. Девок не водил.
Я у родителей поздний ребёнок, долгожданный. Мне ни в чём не отказывали. Средства позволяли: папа хорошо зарабатывал.
В детском саду я пробыл неделю. Соседка по горшку обзывалась, ну я её и стукнул маленько. Горшком по голове. Как моя мама ругалась с мамой этой куклы! А потом и с администрацией садика. Больше я садик не посещал.
В школе я учился не то чтобы очень хорошо. С двойки на тройку. Всё потому, что учителя меня не ценили. Не хотели мотивировать и развивать мои таланты. А ведь им за это деньги платят! Так мама говорила.
Друзей в школе я не завёл. Мама была против, чтоб я водил одноклассников домой. Завидовать будут, а потом сопрут чего! Да ещё угощать их, много чести!
К одноклассникам в гости мне тоже было нельзя. Они меня плохому научат.
Были, конечно, и у меня «подростковые бунты». Пытался родителям перечить… Жизнь быстро всё на свои места расставила. Когда ко мне и одноклассницам хулиганы привязались, девочки меня даже не защитили! А могли бы. Ведь их много, а я один. Больше я с девчонками не связывался.
В институт не поступил. Мама говорила, везде нужен блат. Или большие деньги. У нас были большие деньги, только папа отказался платить за мою учёбу. Ещё на маму накричал, впервые в жизни. Сказал, что вырастили какое-то тепличное растение, а не сына. Спасибо, от армии отмазал.
Надо на работу устраиваться, но нигде не берут. Образования не хватает. Конечно же, все тёпленькие места заняты. Нужны связи, сказала мама.
Родители стали часто ругаться. Я в такие моменты в другую комнату уходил, за комп садился. Наушники в уши, чтоб не мешать.
Однажды у папы после ссоры сердце-то и прихватило. Умер мой папа, а ведь совсем не старый был…
Стали мы с мамой жить вдвоём. Денег в доме в обрез! Мама на пенсию вышла. Я маме помогал всегда, как мог: не пил, не курил, девок в дом не водил. Вообще никого не водил, только за компом играл. Всё съедал, что мама готовила!
Вечером сидел я за игрой, захотел есть. На кухню вышел — мама на полу лежит. Всю её перекосило, лицо трясётся, изо рта слюна тянется. Я пока туда-сюда — мама посинела и дышать перестала.
Как теперь быть? Маме пенсию завтра должны принести… Завернул я маму в ковёр и на балкон отнёс.
Девочка-почтальонша пришла в двенадцать, как обычно. Я сначала вертелся: мама вышла в магазин, мама в гостях у подруги… А потом этой девочке сделку предложил: она берёт себе половину пенсии, а вторую мне отдаёт. И ни о чём не спрашивает.
Иначе на что я жить должен? Мне ведь много не надо. Половины пенсии хватит.
Несколько месяцев всё шло хорошо. Но в понедельник пенсию принесла не моя знакомая молодуха, а какая-то тётка. Мне не поверила, смотрела хмуро. Полицию вызвать грозилась. Денег так и не дала.
Я достал с балкона ковёр и понёс на помойку. От ковра смрадно пахло, из мамы что-то текло. Пару раз в подъезде ковёр чуть было не развернулся, вывалив содержимое. Но я донёс. Выбросил.
Совсем забыл о видеокамерах на подъезде…
Взяли меня… А разве я виноват? Я не пил, не курил, не наркоманил…
Он растёт, боясь мороза,
У мамы с папой на виду,
Как растение МИМОЗА
В ботаническом саду.