Не зря говорят, что из заядлых троечников получаются самые порядочные люди. Все так. Руслан тому подтверждение.
«Давай еще попробуем, мало чёт наблевала пока», — Руслан крепко держит тело и аккуратно наклоняет его к моей вытянутой руке. «У тебя нет заколки?», — кивает на успевшие перепутаться мелированные локоны.
Выныривая из бездны оцепенения, я выхватываю обращенные ко мне фразы, словно свежий воздух. Отстраненный голос в моей голове отмечает, что Руслан хорошо держится. Во-первых, не сбежал, как два десятка одноклассников, подначивавших этот придурочный спор. Во-вторых, не паникует, словно каждый день откачивает одну медалистку в компании другой. В-третьих, оказывается, он джентльмен и аккуратист, чего я никогда не замечала. Не запачкать блевотой мою одежду и ее волосы, снять с нее пока еще чистый бомбер и, вывернув наизнанку, сложить пополам на свой брошенный на землю рюкзак. Повезло, что он оказался рядом. Что не смылся, как остальные. Что не оцепенел, как я.
«Давай полью», — продолжая держать её, Руслан отвинчивает крышку моей бонаквы. Холодная вода притупляет чувствительность пальцев, чтобы было не так мучительно лезть ей в рот. Вот и моя здоровая привычка всегда носить с собой воду пригодилась.
Скорая ехала минут семь, как я выяснила потом. Но тянулись они, эти семь пограничных минут, как капроновые колготки из рекламы — бесконечно. «Из неблагополучных?», — наконец фыркнула маленькая, но громкая женщина в голубом, вылезая из бело-красной «газели» и брезгливо осматривая бетонный скелет долгостроя с разбросанными вокруг обломками лесов. Параллельная вселенная, сокрытая от самой дорогой улицы города листом полусантиметрового профнастила. «Да одни ее тапки стоят тысяч двадцать», — Руслан искренне рассмеялся, и я невольно улыбнулась вслед за ним. Настолько остроумно это наблюдение подчеркивало абсурдность ситуации. Врач удивленно осмотрела тело с головы до серебристых брендовых мокасин, рельефным выражением лица демонстрируя сильное сомнение в стоимости представленных предметов гардероба: «Ладно, черт с вами, школа пускай разбирается. Мы ее увозим». Пока Руслан сгружал тело в машину, я тихо отвечала на вопросы по списку: имя, возраст, контактный телефон родителей. «На вас места в машине нет». — «Ладно, мы сами».
До Шамовской бежали. Но я этого не помню. Помню только, что успели до приезда ее матери. Успели услышать, что она в коме, жить скорее всего будет, вы двое все сделали правильно. Идите домой. Сзади хлопнула коридорная дверь, и я застыла, затылком поймав обвиняющий и полный злости взгляд. Руслан сочувственно покосился на меня, ведь он предлагал: иди домой, я все разузнаю и тебе позвоню. Ведь ее мать во всем обвинит тебя. То есть меня. Конечно, я виновата, что ее дочь в алкогольной коме третьей степени. Виновата, что она поспорила с двухметровым лбом, мол, выпьет больше. Кто же еще в этом виноват, если не лучшая подруга. Отличница, будущая медалистка, планирующая провести одиннадцатый класс в США по программе обмена. Впрочем, как и их дочь. Это основной мой недостаток: я такая же. Но теперь у меня появился непростительный изъян. Я была там с ней, а теперь стою тут. Запыхавшаяся после погони за скорой. Напротив ее матери, неспешно вышедшей из красной иномарки с кондиционером. Я, для которой эта ситуация — встреча с весьма вероятной смертью подруги и самое страшное, что до сих пор происходило в жизни. Напротив нее, для которой это лишь пятно позора, засвидетельствованного другими. Я, без намека на употребление алкоголя, с бутылкой все той же бонаквы в руках, бешу ее с каждой долей секунды все больше. Разворачиваюсь, смотрю ей в глаза, отчетливо и без надежды на понимание произношу безответное «здравствуйте».
Уже на улице, через окно, слышу запоздалый ответ, но не мне: «Ей завтра в “Орленок” ехать, постарайтесь уж побыстрее».
***
«Чё? — Руслан с театрально выпученными глазами рванул к школьным воротам мне навстречу, отмахиваясь от одноклассников, переводящих удивленные взгляды с Руслана на меня и обратно. — Ты чё тут забыла, Ксюх? Ты ж в Америке!»
«Ну если я в Америке, значит и ты тоже в Америке. Найс ту мит ю, воцап мээн?» — что еще я могу сказать.
Настолько теплого первого сентября не было класса с третьего. Линейка во дворе, а не в актовом зале, все в белых рубашках и в полном составе. Ну, почти в полном. Фотограф, нанятый экономическим «Э» классом, переспрашивает каждую кучку: «Вы эшки? А, бэшки, тогда подвиньтесь». Если в ЕГЭ по общаге попадется вопрос про классовые различия, нам, бэшкам, будет что про них написать.
«Рассказывай давай, чё случилось, — Руслан ходил хвостом за мной, подавая всем, кто только подумывал открыть рот и выразить свое удивление моим визитом в школу, знак «щас все будет». — Ты чё не поехала-то?»
«Паспорт мне из посольства вернули. Почтой России. Вот и не поехала», — Руслан укоризненно нахмурил брови, и, опершись на дверной косяк, перегородил мне проход. Выждав несколько секунд и поняв, что я не шучу, молча отошел. Приземлившись на стул за первой партой, я постаралась звучать максимально равнодушно: «Да визу аннулировали, не судьба была походу».
После неловкого молчания Руслан, существенно убавив громкость, кивнул на пустой стул рядом со мной: «А ей?»
«А ей не аннулировали. Они не знают».
К моему счастью, каблуки географички застучали ровно в тот момент, когда предназначенные для стороннего взгляда предметы, выкладываемые мной на парту из сумки, закончились. Еще секунда — и пришлось бы выкладывать прокладки, только чтобы не встречаться взглядами с притихшим классом. Развернувшись спиной к доске, географичка торжествующе осматривала класс, пока не запнулась на мне. «Здрасьте, Светлана Петровна», — кивнула я превентивно сквозь зубы. Она растерянно кивнула в ответ, правда не мне, а пустующему рядом стулу.
После уроков, конечно же, Руслан не дал мне спокойно пойти домой. «Провожу тебя хотя бы до Чеховского, ты еще не дорассказала». Но рассказывать было особо нечего. Да, через две недели после того случая меня накрыло. Да, никто не знал, как мне помочь. Да, врачи прописывали глицин и спать. Да, на выездном тренинге для финалистов программы мне стало плохо и я всё рассказала своему супервайзеру. Ну как всё. Почти. Не сказала только, что причина моего состояния весело хохочет в соседней комнате, весь день до этого делая вид, что она со мной не знакома. Почему не сказала? Не спрашивай. Не смогла, пожалела ее, не захотела или что. Супервайзер сказала, что всё будет ок, и еще полтора месяца я готовилась к поездке. Хосты сделали ремонт в моей американской комнате, покрасили всё в синий и развесили буквы Welcome home Ksenia. Это они мне на фейсбуке фотки присылали. А в конце августа по почте приходит конверт. А там паспорт. С визой, красивой, американской. Самая красивая виза в моем заграннике. И на визе черный штамп: cancelled without prejudice.
«Это как в Pride and prejudice», — гордо отметил Руслан, букетами и конфетами отвоевавший тройку по английскому в прошлом году. «Да, как в Pride and prejudice», — благодарно улыбнулась я в ответ. Только у них ко мне prejudice нет. Что бы это ни значило.