Пытаясь меня учить,
Мне бабушка говорила:
«Всё, внученька, может быть,
Поскольку все уже было».
Филипп, усмехаясь, посматривал вниз
С высоты своего трона:
Трусливый парад верноподданных лиц,
Желал бы он видеть их павшими ниц
Перед его короной.
Вставало солнце над крышами Лиссабона,
Песчаный берег, светло-зёленые кроны,
У моря уже расцветала магнолия,
Подчеркивая идиллию.
Спокойно шёл герцог Медина Сидония
Свою принимать флотилию.
«Сильна армада и непобедима,
Нам Лондон покорится за три дня, —
Филипп старался убедить Медину. —
Испанцы мы! Боятся все меня».
Филипп был зол. «Ей руку предлагал.
Посмела отказать Елизавета!
Я проучу тупую бабу эту.
Указ подписан. Флот уже послал.
Мне протестантский дух противен,
И пусть бы даже брак фиктивен,
На все на это, честно, мне плевать,
Но не стерплю, что ты, Елизавета,
С моим врагом посмела флиртовать!
Добро бы переспать,
Но на глазах всего честного света
Меня, меня предать!
Такого униженья не прощают
Испании великой короли». —
Филипп не сомневался, провожая
Идущие на гибель корабли.
А дни всё шли, но как-то не по плану,
Хотя и ожидаемо вполне,
Потери были. «Горевать нам рано, —
Храбрился герцог, — мы же на войне».
«Однако, — размышлял он, — отчего же
Всё нет столь ожидаемых побед?
С матросами, что ль, надо бы построже?»
«Нет, — говорят ему, — матросов нет,
Кто понимает в кораблях и море,
Иль очень мало.
Из деревень и тюрем, где попало
Собрали всякий сброд. Какое море?
Ни корабля не видели, ни боя!»
При Гравелине главное сражение:
Резня и кровь, жестокие бои,
Испанцы потерпели поражение,
И буря раскидала корабли.
А мальчики из дальних деревень
О золотых реалах так мечтали,
Романтику убийств они познали
В бессмысленном бою в тот самый день,
Когда в крови на палубе лежали.
Пусть буря, разметавшая суда,
Пусть англичан удачная засада —
Не в этом суть,
Ведь послана флотилия туда,
Где все непобедимые армады
Кончают путь.