Пивной понт
Мартовским вечером мы сидели в «Яне Примусе», что в Крылатском. Сидели не в первый раз: за десять лет после института дороги не разошлись, и студенческая дружба постепенно переходила в молчаливую мужскую верность. Четверо взрослых за пивом договаривались о том, о чем стоит говорить лишь на трезвую голову. Впрочем, знакомьтесь:
Димон — стодвадцатикилограммовый программист, любитель сала и меда.
Илья — педантичный и ленивый интеллигент. Оценщик в аудиторской фирме.
Женя — рубаха-парень и разочаровавшийся в программировании математик.
Ну, и я — занудный перфекционист со специфическим чувством юмора, которое, однако, не помешало занять позицию в крупном банке.
— Парни, вот так и будете пузо отращивать. — Илья подбивал на автономный велопоход по Норвегии летом.
— Илюх, отвали, мне спортзала хватает.
— С тобой еще понятно, — Илья перевел взгляд с меня на Димона, — а этот чего?
Димон благодушно погладил живот:
— Меня все устраивает. А поездку ты мутишь, чтобы доказать отцу, что ты не лох.
Отец Ильи — инженер-ядерщик дядя Володя — к шестидесяти годам накатал на велосипеде сорок тысяч километров по всему миру. Я узнал о нем, когда Илья после первого курса вернулся из велопоездки Барселона — Воронеж. С тех пор Илья никуда не ездил, и активный отец сокрушался по поводу образа жизни сына.
— Я сегодня же беру билеты! Вы охренеете! — Илья вошел в раж.
— Да бери куда угодно. — Димон шумно отхлебнул из литровой кружки под наши осоловевшие взгляды.
Как Ока?
В июне Илья напомнил, что через месяц вылет, билеты невозвратные, а наша физическая форма соответствует только форме офисного кресла. К тому времени дядя Володя, окрыленный «первым взрослым поступком сына», уже разработал нам «лучший маршрут по Норвегии». Илья настоял на хотя бы одной тренировке, и мы выбрались в Тульскую область.
Небольшие холмы вдоль Оки покоряться не хотели. Мы ругались, смеялись и охали. Один Илья с укоризной смотрел, как мы катим велосипеды перед собой на подъеме и твердил, что это даже не десятая часть предстоящей нагрузки.
Кое-как поставили лагерь, переночевали и вернулись домой. Назад дороги не было.
Мокрый старт
Тысячи километров на самолете и четыре часа заброски на автобусе позади. Мы на точке старта. Собираем велосипеды — и в путь! Настроение боевое. Не испортила его даже потеря эксцентриков моих колес: нужные запчасти чудом нашлись в субботней норвежской глуши. Это стоило пяти часов времени и намечало отставание по маршруту. Ну если не плановые шестьдесят километров, то тридцать мы сегодня сделаем точно!
Старт!
Не прошло и десяти минут, как полил дождь. Из-за туч резко потемнело, идущая под уклон дорога стала скользкой, и Илья, которого мы избрали велофюрером, скомандовал ставить лагерь. Свернув в лес, обнаружили полянку, на которой лежали укрытые толем дрова. Решив использовать кусок толя в качестве пола, чтобы не ставить палатку на мокрую траву, мы случайно разворошили осиное гнездо, за что получили по болезненному укусу: Илья — в палец, я — в мочку уха.
Наскоро установив одну палатку, мы, грязные и мокрые, ввалились в нее вчетвером. Все растерянно переглядывались: дневной пробег три километра, вещи намокли, по прогнозу нас ждут сплошные дожди.
Так началось наше лучшее путешествие.
Homo officium
Следующие дни оказались испытанием. Несмотря на предупреждения Ильи, сытые клерки сочли предстоящее за очередной проект, в котором можно перенести дедлайн. Но нет. Больше двух задержек угрожали всему маршруту, и хочешь не хочешь, надо было крутить. Вот мы и крутили. Вставали разбитые в семь утра, угрюмо ели кашу, молча собирали лагерь и водружали свою пятую точку на велосипед, мучительно нащупывая ею хотя бы один безболезненный участок.
К третьему дню закадычные друзья перестали разговаривать. Потребность в общении уступила желанию просохнуть и выспаться. Дождь почти не прекращался, затяжные подъемы по тридцать километров вводили в оцепенение… Но самым неожиданным стало ощущение беспомощности «человека офисного» перед обычной природой. Мы ехали по безлюдным местам невероятной красоты — дядя Володя постарался на славу. Заночевать могли только в сырых палатках, съесть только то, что сами приготовим, посетовать тоже некому. Еще меньше хотелось жаловаться друг другу: никто не был готов признаться в том, как ему трудно.
Вне зоны доступа
Новое утро порадовало отсутствием дождя и чувством первой адаптации организма к происходящему. На лицах появились улыбки. Перед нами лежала равнина.
Через два часа мы остановились возле тоннеля. Запрещающих проезд велосипедов знаков не было, но ехать в полутьме семь километров бок о бок с надсадно сигналящими фурами желания не было. К тому же рядом виднелась объездная дорога.
Спустя полчаса по разбитому асфальту мы подкатили к густой зеленой стене. Дальше дороги не было: в чащу уходила только узкая тропа. Вдобавок снова заморосил дождь. Мы доверились спутниковым картам и пошли вперед.
Первую сотню метров велосипед пришлось больше волочить, чем катить: тропу завалило упавшими деревьями, а сама она виляла между большими камнями, пока не привела нас к глубокому каменистому оврагу. Взявшись вдвоем за каждый велосипед, мы по очереди перебрались на другую сторону. Дождь усилился, хлябь забилась в кроссовки.
Пройдя по щиколотку в воде под обрушенной автомобильной эстакадой с нависающими сверху плитами, мы опять уперлись в тоннель. В этот раз не было даже намека на обход. Сил еще хватало, и, надев налобные фонари, Илья с Димоном медленно поехали в черный, пахнущий сыростью зев. К двадцатой минуте ожидания я и Женя уже напряженно переглядывались. Наконец, вернулся Илья, сообщил, что выход найден, и Димон остался там с фонарем. Второй фонарь был у Ильи, и мы почти вслепую двинулись следом, внимательно слушая команды: «Справа бетонная плита! Слева яма! Осторожно!».
За тоннелем стало ясно, что дорога давно заброшена. Тревогу усилил ржавый остов автомобиля, из капота которого росло дерево. Когда мы подошли к свежему завалу, стало совсем не до шуток: путь перекрыло камнепадом, сверху нависала скала. Огромные валуны лежали у ее основания, камни помельче — у обрыва. Было непонятно, идти дальше или возвращаться обратно через тоннель, буераки и овраг. Вновь решили вперед.
Каждый велосипед перетаскивали втроем: валуны были огромными. Конечно, мы могли перенести их через маленькие камни, но двигаться вдоль обрыва с тяжелым грузом по мокрой сыпухе было слишком рискованно. Настроение стремительно ухудшалось.
Пятьсот метров «асфальта» после завала привели нас ко входу в новый тоннель. Объезда не было и здесь. В глубине тоннеля виднелся тусклый свет. Мы осторожно поехали внутрь, но скоро остановились перед железными воротами. За ними проносились машины — там была дорога! Небольшая дверь в воротах оказалась заперта. Гудела вентиляция, вдоль стен, неприятно потрескивая, стояли электрические шкафы, на полу валялось разное оборудование.
Аккуратно открыть дверь не удалось. Судя по датчикам сигнализации, посторонних здесь не ждали. Где-то совсем рядом загрохотала тяжелая техника: тоннель явно строился. Оставаться было жутко, и мы молча покатили обратно.
Далее была еще одна разведка местности, в которую пешком (втиснувшись в узкий лаз между тоннелем и крутым обрывом) отправились я и Женя. За очередным тоннелем нас ждала калитка из рабицы с табличкой «Access Denied». За ней виднелась тропа, выходящая на оживленную трассу.
Последний рывок дался легко: прочертыхавшись и приобретя колорит диггеров после выхода из грязного заваленного тоннеля, мы расплели пассатижами рабицу, протащили велосипеды, а затем снова натянули сетку. В ту же минуту прекратился дождь. Четыре часа «зоны» были позади.
Греча!
Природа наградила нас, и следующие дни светило солнце. Жаркая погода, фьорды-великаны и привыкший к нагрузке организм — мы почти наверстали отставание! Не сбили настрой ни прокол колеса у меня, ни разрыв покрышки у Димона, вынудивший группу разделиться на сутки. Все было по плечу, все было замечательно.
Семьдесят километров одиннадцатого дня пролетели без эмоций. Вечерело. Задремавшее солнышко застало нас на подъеме. Настроение было паршивым: сказывались накопившаяся усталость и бесконечная горка на исходе относительно скучного дня. Мечталось встать на ночлег, вдоволь поесть, выпить чай и уснуть. Но вокруг были лишь кривой лес да глубокий мох. Илья заглядывал в пролески, ждал нас, показывал возможное место под стоянку, но мне ничего не нравилось. Женя громко молчал, Димон матерился. Мы ехали дальше.
Спустя час нервы стали сдавать, но тут Илья высмотрел что-то похожее на полянку. Место снова показалось мне замшелым, но, немного попререкавшись, я уступил. Поставив лагерь, четыре мужика, не сговариваясь, повалились на землю: голодные, уставшие, злые. Я оперся о землю локтем, и он сразу намок: поляну устилал влажный мох.
— Сегодня будем спать в луже, но уже, конечно, никуда двигаться не стоит.
— Мох — лучшая перина! Просто не надо давить на него малой площадью опоры. — Глаза Ильи недобро сверкнули.
Начавшая было разгораться ссора сошла на нет. Приступили к готовке.
Я чувствовал себя отвратительно, даже есть расхотелось. Только бы вытянуть ноги.
— Парни, я просто чай выпью и отвалю спать.
— А греча? — Илья произнес это слово с каким-то ерническим нажимом.
— Какая греча?
— Ну, греча. Каша. — Акцент повторился.
— Какая еще каша? Мы гречку варим!
Илья проглотил крючок моего возмущения:
— А гречка — это не каша, по-твоему?
— Каша — это каша! Вот гречневая каша — это каша, а гречка с тушенкой — это гречка! — Мне казалось, что Илья глумится.
— Ты чего орешь как псих?
— Сам ты придурок! Когда тебе в детском саду давали гречку с тушенкой, звали при этом есть кашу? Каша — это каша, а гречка — это гречка!
Еще мгновение — и мы бы сцепились не на шутку.
— Парни — вы ох…? Хорош уже! — Огромный Димон тяжело посмотрел на нас и стал приподниматься. Мы с Ильей послали друг друга подальше и заткнулись.
Утром ситуация казалась абсурдной. Позже я узнал о таком явлении, как полярное бешенство: люди, лишенные привычного комфорта и находящиеся длительное время вместе, могут вдруг проявлять чрезвычайную агрессию по ничтожному поводу. Причем часто эта агрессия тем сильнее, чем ближе отношения.
Мы благополучно вернулись домой. Жена Димона удивилась похудевшему на девять килограммов мужу, дядя Володя сразу принялся за обработку наших фотографий… Сегодня поход вспоминается все реже, но в любом разгорающемся по пустяку споре кто-то обязательно успевает воскликнуть «Греча!».