— Выбрали?
— Не знаю, «Маргариту»? Или «Четыре сыра»?
— Возьмите «Мясное ассорти», она самая сытная.
— Нет, давайте «Четыре сыра», я не уверена насчет мяса. Большую.
— «Четыре сыра», тридцать пять сантиметров, с собой, правильно? Минут пятнадцать нужно будет подождать.
— Конечно. И капучино маленький здесь.
Я расплатилась, взяла чек, кофе с пенкой под крышкой и уселась ждать пиццу. На столе были крошки, я забилась в относительно чистый уголок. За соседним столом четыре девчонки, лет по семнадцать-восемнадцать, со смехом обсуждали учебу в колледже, какого-то ужасно злобного преподавателя и то, как его удается иногда обмануть.
Я сначала слушала про колледж, потом задумалась о своем. Что я здесь вообще делаю сегодня? Зачем я еду к Даше? О чем мы будем говорить? Я вообще не знаю ее. Я вот даже не знаю, какую пиццу она любит. Может, она вообще веган? Почему она решила, что мы друзья? Как она в субботу на игре сказала, «вы мои друзья, поэтому я не могу с вами не поделиться — я развожусь с мужем». Никто даже не знал, как реагировать. И зачем я предложила ее выслушать? Дима говорит, что мне надо иногда сдерживать альтруистические порывы. Но он был не против, чтобы я сегодня ехала, несмотря на то, что ковид еще вроде как ходит по улицам и метро. Я так и не поняла: он хочет, чтобы я развеялась, или ему интересно послушать сплетни про Дашу. Я спросила его, считает ли он, что эти ребята, с которыми мы играем в D&D, наши друзья. Он не ответил. С другой стороны, во все время самоизоляции мы только с ними и созванивались. И из девушек там только я и Даша.
У меня всегда так было: мало женского пола вокруг. В школе я училась в физико-математическом классе, и в разные годы из тридцати человек нас было от трех до пяти девочек. В десятый класс пришла новенькая Аня и как-то решительно стала моей лучшей подругой. Последнее мое воспоминание о ней — выходные на ее даче, летом после окончания школы. Мы там собрались почти всем классом, выпивали, прощались с детством и клялись друг другу в вечной верности. А ночью я не могла заснуть, потому что рядом со мной скрипела раскладушка под Аней и Денисом. Улучив момент, я осторожно перешагнула через Анины ноги на полу, проскользнула на кухню и там до утра сидела со своим лучшим другом, который был влюблен в Аню и говорил мне об этом всю ночь. И я не знала, как рассказать ему о том, что происходит в спальне наверху. Во-первых, боялась его расстроить, а во-вторых, стеснялась, и, кажется, я тогда даже не знала слова «минет».
— Пицца «Четыре сыра»!
Девочки из-за соседнего столика уже расходились, проводя сложный ритуал — обняться и поцеловаться должна была каждая с каждой. Я выбросила стаканчик, забрала пиццу и, сверившись с адресом в вотсапе, пошла в гости к Даше.
— Проходи, осторожно, тут велосипед Пашин, я не знаю, что с ним делать.
Входная дверь открывалась не больше чем наполовину, и действительно уперлась в велосипед. Я протиснулась, протянула Даше пиццу и бутылку вина. Квартира ее выглядела так, как будто ее только что ограбили. Или в нее переехали, начали распаковывать вещи, но не придумали, что куда класть. На самом деле, как объяснила Даша, это сейчас еще порядок, потому что Паша забрал свои вещи. А вообще-то ей так комфортно, ей нравится «творческий беспорядок», и только так она может писать, а писать ей важно.
Для меня было освобождено от одежды кресло со сломанным подлокотником, мы открыли пиццу, Даша разлила вино. И стала рассказывать.
Следующие несколько часов я помню какими-то урывками. И даже не потому, что мы выпили довольно много. Просто поток Дашиной откровенности оказался для меня слишком неожиданным и слишком оглушительным. Я ожидала тихий и уютный женский разговор про то, каким негодяем оказался ее муж, какое счастье, что он ушел наконец, и как теперь она будет строить новую прекрасную жизнь. Но вместо этого Даша вывалила на меня вдруг дикое количество историй. Она говорила и говорила, наливала и наливала, пицца закончилась быстро, а вина было много. Я слушала и с трудом вмещала в себя и это вино, и эти рассказы.
…В детстве Даша гуляла по лесу с подругой и отцом этой подруги, и вдруг он почему-то умер, и подруга ушла звать на помощь, а Дашу оставила в лесу с мертвым отцом…
…Когда Даша в восемнадцать лет решила первый раз выйти замуж, мать обзывала ее блядью, которой не терпится начать трахаться…
…Первый муж Даши умер, а у нее начались галлюцинации, но никто не хотел к этому серьезно относиться…
…Второй муж Даши сидел на антидепрессантах и обвинял ее в своей депрессии, и они по полгода не занимались сексом…
…Но, к счастью, у нее есть несколько друзей, которые всегда готовы к сексу без обязательств…
…Аркадий мучил ее разговорами, прогулками и цветами, а она просто хотела трахаться…
…Она очень хотела трахаться…
…Она так хотела трахаться, что не могла смотреть на кабачки, когда отдыхала с родителями на даче…
…Она так хотела трахаться, что не могла смотреть на зонтик в чехле, который нес в руках ее отец, когда они гуляли вместе…
— Я знаю, вы все считаете Аркадия странным, я тоже раньше так думала. Но, Оля, я клянусь тебе, это был лучший секс в моей жизни, — Даша с трудом сдержала рвотный позыв. — Извини, я сейчас.
Даша убежала в туалет. Прошло несколько минут. У меня самой кружилась голова. И я прокручивала разные варианты. Пойти постучать и спросить, как она? Сидеть и ждать, как ни в чем не бывало? И слушать дальше про Аркадия?
Я не уверена, что хорошо захлопнула дверь, но точно уронила велосипед. Я помню грохот. На воздухе мне стало намного легче. Через полчаса я решила, что уже достаточно хорошо чувствую себя, чтобы меня не укачало, и вызвала такси.
В машине я думала, что, наверное, это со мной что-то не так. Что, наверное, для подруг нормально откровенно говорить о сексе, а я просто не умею дружить. Я вспомнила Таню, свою соседку по комнате в университетской общаге. Мы жили вместе пять лет, и потом еще лет десять общались, пока она не уехала в Америку. А мы вообще говорили на откровенные темы? Я задумалась на мгновение. Да, конечно, говорили. Она ведь была первая, кому я рассказала, что потеряла девственность. А примерно через полгода я выслушала ответный рассказ. Помню еще долгий мозговой штурм, когда перед очень-очень желанным и долгожданным свиданием у Тани раньше времени начались месячные. И все это было так просто и естественно. Надо, что ли, написать Тане. Может, попозже только, например, поздравлю с Рождеством. Я задремала.
— Просто убежала? — Дима смеялся и помогал мне выпутаться из свитера.
— Да. Это ужасно?
— Просто ужасно. Ты ужасная.
— Я потом ей написала эсэмэску из такси, она ответила, что в порядке, но пить надо меньше. Можно я буду спать?
— Пойдем только сначала умоемся.
— Подожди, Дим, щас, я тебя хотела спросить. Ты думал над моим вопросом? Про этих ребят, они нам друзья или нет?
— Я не то чтобы думал. Но вчера я разговаривал с мамой и упомянул, что ты пошла в гости к девочке из нашей компании. И мама спросила: а о чем вы вообще с этими друзьями говорите, кроме ваших игр? Что у вас общего? И я не придумал, что ответить.
— Нет, ну конечно, раз мама спросила…
Я проснулась с ощущением, что избавилась от чего-то лишнего. И с чувством вины. Ну и с головной болью. Готовить завтрак было бы невыносимо. В кухне тем не менее я встретила голодного мужа.
— Можно я закажу что-нибудь готовое, пожалуйста?
— Закажи.
— Теремок пойдет?
— Пойдет.
Я залезла в приложение и выбрала блины. Я точно знаю, что Дима любит блин «Цезарь». Блин «Цезарь» с томатным соусом, а то там еще бывает с кетчупом, это не годится.