Маруся в очередной раз сбежала от Стаса.
На этот раз даже не в Плайа-де-Аро.
«Искать не будет, — думала Маруся. — Где я, и где Мурманск…»
Хотелось выдохнуть. Хотелось лёгкости, загадочности и ни одной знакомой рожи, в смысле, души.
Проспав, неожиданно для себя и буквально вывалившись из дверей гостиницы в двадцать минут девятого, она воткнулась прямо в живот двухметрового джипера Дмитрия и замерла, на секунду застеснявшись под его оценивающе-удивленным взглядом.
Гигант выхватил у нее трёхтонный рюкзак, который она волокла по асфальту к машине, и мягким баритоном спросил:
— Зачем такой тяжелый?
— Там вся моя жизнь, — засмеялась Маруся.
В черной внедорожной «Мицубиси» сидели двое.
— Маруся, — как можно искреннее улыбнулась она, взбираясь на заднее сидение.
— Алла! Но не Пугачёва! — кокетливо прошелестела спереди тётенька с аккуратно уложенным персиковым бобриком, измерив Марусю взглядом.
— Лера! — взвизгнула рядом девочка-мальчик, обещая Марусиной мизофонии невыносимость бытия на протяжении следующих трёх дней.
Через пятнадцать минут на первой заправке, где семь внедорожников с двумя дюжинами зачем-то понаехавших в тундру туристов и их гидов-джиперов встретились, чтобы начать свой trip, Маруся уже знала, что Алла с персиком на голове — бабушка. Маруся как-то неверно среагировала на сообщение о бабушачьем статусе, поэтому Алла с нажимом повторила:
— Бабушка, в прямом смысле бабушка, у меня внук!
Для Маруси это прозвучало — я уже не трахаюсь, по тебе-то сразу видно, у тебя на лице написано, да на тебе на всей написано, я внука воспитываю — я хотя бы полезная для общества, в отличии от некоторых. Но, как почти интеллигентная женщина, Маруся по привычке прикрыла глаза на подтекст и нашла в себе силы восхититься и оценить всю степень заслуг новоиспеченной попутчицы, придав своему лицу сюсюкающе-умилительное выражение, которое, как ей казалось, должен был у нее вызвать Аллин «Бубочка».
Унисекс Лера с плохо скрываемой гордостью представилась гештальт-терапевтом… Маруся обещала себе не материться в отпуске. Тем более здесь бабушки. И джипер. Он её в зеркало рассматривает. А тут коллега. Маруся ненавидела коллег. Особенно коллег других модальностей. Особенно психологов. Да ещё с таким голосом. Да ещё с Марусиной мизофонией и склонностью к мизантропии…
Маруся вообще не планировала говорить о работе. Это вечно портило ситуацию. Окружающие переставали видеть в ней человека, женщину, красивую, умную, с юмором, все хотели бесплатно лечиться. Но врать она умела плохо, а это почти как инвалидность. «Продержусь, эффекта попутчика мне в кабинете хватает», — рискнула она.
Ещё через час закончился асфальт и началась мясорубка бездорожья, вместе с которой в жизнь Маруси пришел Север. Край озёр и бурь. То, что из-под крыла самолета вальяжно распласталось холмами, озерцами и всеми оттенками зелёного, сейчас обнимало Марусю со всех сторон. Время перестало существовать в этом полярном дне. Маруся многое видела за свои сорок два. Стас всегда был щедрым на путешествия, да и куда им было сбегать от его семьи. Гавайи, красные горы Колорадо, Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Европа, Лазурное побережье, снова Лазурное побережье… и снова оно же…
Но здесь, пока они добирались до лагеря, останавливаясь на привалах, проваливаясь в ягель, усыпанный голубикой, пробираясь по каменистому пляжу, среди скал, похожих на черное слоистое жабо, бредя вдоль прибоя под вопли непуганых мясистых чаек и шорох волн, она чувствовала что-то новое, только она ещё не понимала что. Всё вокруг было необъяснимо мужским, диким и одновременно девственным, еще не искалеченным цивилизацией.
Лера, трясясь рядом с Марусей на задворках вседорожного тарантаса, то жевала припасенную снедь, то громко, чтобы слышали впереди сидящие и Марусина мизофония, разглагольствовала.
Экипажу было доложено об отсутствии у неё одного органа, поэтому она на строгой диете. «Угу, желчный, пассивная агрессия…» — с профессиональной деформацией констатировала про себя Маруся.
О переезде из Курска в Москву из-за мужа, подобранном на помойке, но недолго прожившем у них и скоропостижно помершем коте, о спасенном сахарном поссуме, летающем по их квартире и тоже уже благополучно почившем, о паре хомяков, собаке, опять же почему-то умершей…
«Доехать бы… с этим… спасателем…» — Марусю подмывало найти у Леры кнопку и выключить это радио «Маяк».
Дмитрий на всех остановках держался рядом с Марусей, как-то быстро начав понимать ее с полуслова. Если она начинала искать глазами деревья — он предлагал остановку, если у них была прогулка — он бурчал, чтобы она взяла капли, у Маруси сохли линзы в глазах.
Когда она увлекалась фотографированием, а все другие собирали морошку, он приносил для неё целую горсть. Нет, она не собиралась заводить курортно-северный роман на три дня и две ночи, но внимание двухметрового красавца сладко отзывалось в животе. И она старалась не исчезать из его поля зрения за спинкой водительского кресла. Да и как только она это делала, он тут же бросался с ней разговаривать. Как будто требовал — нет, не прячься, дай мне любоваться тобой, и Маруся подчинялась.
К вечеру душность гештальтистки набирала обороты.
Её восторженный клёкот фанатичного любителя животных сверлил перепонки.
— Птица! Собака! Чайка! — при появлении любой живности верещала она.
— О, людишки… — «Людишек» коллега явно не жаловала.
«И это я мизантроп?» — ёжилась Маруся.
Когда часов через четырнадцать под ярким ночным солнцем и почему-то белым потолком оранжевой палатки любительница всего живого, кроме людей, наконец-то угомонилась в своем спальном мешке, Алла тихо прошептала Марусе:
— Слава те, господи, как же её много.
И они зашушукались, как в детстве в лагере, о своём о девичьем, об Аллиной Балашихе и выгнанном ею муже, о работе в швейном цехе и о том, как ей хотелось в этот отпуск, и ведь она ещё совсем не старая, и всего пятьдесят, и ещё хочется, и как же она завтра без прически…
Маруся привычно слушала, и уже не было неприязни к этой совершенно чужой, но уже и не чужой женщине, разоткровенничавшейся на хлипкой раскладушке с подламывающейся ножкой, и немножко защипало в носу, когда позже сквозь сон она почувствовала, как Бубочкина бабушка с персиковой головой заботливо засовывает ее ногу, вывалившуюся из расстегнувшегося спальника, обратно и укрывает продрогшую Марусю своим флисовым одеялом.
Утро встретило Марусю холодом и пристальным взглядом джипера. Она кокетливо моргнула ему и заскочила в шатер, похожий на гигантское безе, где все понаехавшие завтракали. За столом Лера между ложками своей диетической еды успевала втолковывать Алле, что игровая зависимость не лечится и все усилия бесполезны. Мама с дочкой-подростком из Архангельска и пара из Питера, получающие удовольствие от северной тряски в других джипах, тоже внимательно слушали.
— Что, значит, все усилия бесполезны? Получается, ничего не нужно делать? — не удержалась Маруся.
— То и значит! — сходу заверещала Лера. — Я семь лет проработала в реабилитации с наркоманами, зависимость не лечится!
— «Не лечится, и все усилия бесполезны», и «ничего не нужно делать» — это не одно и то же, человек может быть в ремиссии и учиться контролировать свою зависимость, например, — начала заводиться Маруся.
— Тебе-то откуда знать? — Лерины очки сверкнули.
«Молчи… молчи… тебе неоткуда… ты ничего не знаешь… здесь ты не умная, ты красивая… ты в отпуске…» — медитировала Маруся.
Теперь весь стол смотрел на неё. Алла — сочувствующе.
«Парируй, чё… влезла, идиотка», — разозлилась Маруся ещё больше.
— Читаю много, — сдаваясь, буркнула она и пошла искать себе кофе, прерывая назревающий спор.
И всё-таки день обещал быть чудесным.
Дорога с убегающим по краям пурпуром иван-чая, влюбленные глаза джипера в зеркале заднего вида и ночные посиделки с Аллой, которая повязала сегодня персиковый бобрик модной серой банданой, давали надежду на то, что треск Леры станет не таким уж и невыносимым.
Маруся потянулась на заднем сиденье. Тундра сама себя не объедет. «Мицубиси» бодро подпрыгивала на ухабах:
— Хочу задать вопрос специалисту, — неожиданно громко, но как-то испуганно сказал Дмитрий, глядя почему-то не на Леру, а на Марусю, — да я в интернет залез, посмотрел, ты психоаналитик, там на сайте у тебя… А как вот мне быть, когда жена…
«Пиздец… отпуску… романтике… это карма твоя… эффект попутчика и чьи-то жены…» — тоскливо подумала Маруся, силясь удержать на лице улыбку.
Лера истошно кашляла, подавившись «Сникерсом»…