1
Дождь лил сплошной стеной. Зонтик Данил забыл дома. Без него обратно домой не вернуться. Падь не пропускает в такую погоду. Еще если солнце и нет ветра, то можно пройти, что Данил и сделал утром. Прогноз на день был прекрасный: солнце и тихо. Не прогнозировалось ни возмущений, ни тем более бурь. И Данил расслабился, казалось, что не было смысла брать с собой даже обычный термокомбинезон. Уже посреди пути он вспомнил, что оставил дома и силовой зонт, который своим полем отсекал кислотный дождь и защищал от электромагнитной бури. Но посмотрев на солнце и на пышущую жизнью природу вокруг, Данил решил не возвращаться. Как выяснилось, это была ошибка.
Данил провел весь день на наблюдательном посту в трех километрах вглубь Пади, изучая окружающую флору и фотографируя. Наблюдать здесь было за чем. Величественные деревья, крупные даже по местным меркам и уж точно заметно более высокие и развесистые, чем земные, окружали расчищенное для поста пространство. Иссиня-черные внизу, они кверху становились скорее зелеными, не теряя оттенков синевы. Листья кричали ярко-зеленым с вкраплениями синего. Коричневые и местами фиолетовые пятна отмечали гнезда швентов и других птиц, перекличка которых напоминали Данилу торговый базар. Между стволов деревьев сновали тени, боясь показываться на открытом пространстве.
Крупных хищников здесь не было. Они все были на севере, за проливом Гагарина. Здесь же, на изолированном острове Капицы, из хищников были только мелкие кины. Но на людей они не нападали. Они питались только насекомыми и пауками, а птиц, как складывалось впечатление у Данила, опасались, хотя случаев нападения на кинов в памяти у него не было.
Данил мог часами наблюдать за птицами. Он любил находить объективом фотоаппарата изредка появляющихся на солнце швентов. Почти незаметные в тени, они мгновенно преображались на солнце. Их перья начинали играть разными, уникальными для каждой птицы, цветами. Фиолетовые, оранжевые, иногда ярко-зеленые, они как будто дразнили возможных хищников. Но хищников не было, и спокойные и беззаботные швенты продолжали радовать Данила буйством и разнообразием красок.
Поэтому Данил увлекся и не сразу обратил внимание на приближающиеся тучи. Они налетели незаметно, и Данил обнаружил, что уже ничего не видно вокруг. Вокруг был только дождь. И Данилу, похоже, предстояло провести ближайшую ночь на наблюдательном посту. Связи с базой из-за начавшейся электромагнитной бури не было, но он не волновался: был запас еды, бак с питьевой водой и много работы, которую можно было делать здесь.
Данил разогрел пищевой брикет и поужинал. Вкуса он не ощутил, но сил прибавилось. На десерт он заварил себе иван-чай с далекой Земли. Данил всегда просил службу обеспечения привезти ему именно иван-чай. Он помогал сохранять концентрацию и грел внутри памятью о родной планете.
Данил закрыл окна, поставил укрепляющие затворки, расправил кровать. Он закрыл глаза и постарался уснуть, надеясь, что завтра дождь прекратится и можно будет вернуться домой. Но спокойно поспать ему не удалось.
Крик, раздавшийся из Пади, очень напоминал человеческий, но все-таки от него отличался. Он был более металлическим, может быть, даже мертвым. Громкий, иногда оглушающий, манящий и в то же время отталкивающий, он то затихал, то возникал снова. Проникая сквозь беруши прямо в голову, он терзал мысли и не давал заснуть. Да что там заснуть: Данил лежал, весь мокрый от холодного пота, и ругал себя за то, что расслабился и не взял зонт. Оставалось семь часов до рассвета.
2
— Ребенок! — Они с Леной мечтали о нем последние восемь лет. Данил сидел в лаборатории и разглядывал сообщение на телефоне с фотографией двух полосок теста на беременность, которую прислала жена. У Данила не было срочных дел, все можно было отложить на завтра, поэтому он позвонил жене.
— Милая, мы едем гулять!
— Милый, едем! Собираюсь!
— Люблю тебя!
— Люблю тебя!
Тем вечером они долго гуляли по весенней Москве. Данил останавливал жену у каждого перекрестка и целовал. Забежав в цветочный, он купил ей букет сирени. В воздухе был какой-то истинно весенний радостный запах, их окружал аромат сирени и уверенность, что все теперь у них будет хорошо.
Он обнимал жену и повторял: «Спасибо! Спасибо!»
Вечером они танцевали в парке под старую классику 20 века, которую стали там транслировать с наступлением тепла. Лена смотрела на него своим большими серо-синими глазами и счастливо улыбалась.
В воздухе разносились аромат сирени и мелодия в исполнении Одри Хепберн:
Moon river, wider than a mile
I’m crossing you in style some day
3
Данил проснулся от звука будильника, надрывавшегося голосом Одри Хепберн. В единственной комнате наблюдательного поста было темно. Свет не пускали плотно задвинутые ставки и укрепляющие затворки. Внутри было влажно, воздух был немного горьковатый на вкус.
Moon river, wider than a mile
I’m crossing you in style some day
Oh, dream maker, you heart breaker
Wherever you’re goin’, I’m goin’ your way
Мелодия из кинофильма начала 20 века всегда приводила по утрам Данила в спокойное и сфокусированное состояние, хотя и немного грустное. Идущий снаружи дождь, казалось, не барабанил по крыше, а ласково ее гладил. Данил улыбнулся и немного подпел.
My huckleberry friend
Moon river and me
Данил повернулся в кровати на спину, потянулся всем телом и провел рукой по голове. Пальцы плотно увязли в мокрых свалившихся волосах. С каждым миллиметром, проведенным по голове, Данил все отчетливее вспоминал вчерашнюю ночь.
Он вспомнил крик.
Данил резко открыл глаза.
Крик звучал всю ночь, и Данил уснул только под утро, то ли благодаря двум таблеткам снотворного, то ли от того, что крик-таки прекратился с рассветом.
Данил сел в кровати и прислушался. Сейчас крика не было, и это обнадеживало. Но по крыше поста стекали капли дождя. Еще раз попеняв себе за неосмотрительность, Данил поднялся с кровати и подошел к окну. Нужно было проверить, насколько сильный шел дождь.
Данил снял затворки и раздвинул ставки. За окном кислотный дождь шел плотным нескончаемым потоком. Вернуться домой на базовый посадочный пост не было никакой возможности. Во всяком случае с тем оборудованием, которое было в его распоряжении.
Что же, еще один день на наблюдательном посту. Без возможности собственно наблюдения, правда. Швенты были все еще там, Данил был уверен, в лесу. Им была привычна слабокислая дождевая вода, падающая с неба. А может быть, именно благодаря ей у них и было такое великолепное оперение. Во всяком случае, у Данила была такая гипотеза.
Данил проверил запас питания. В герметичном контейнере было тридцать пищевых брикетов. Если питаться три раза в день, то хватит на десять дней. Этого было вполне достаточно. На его памяти, дожди никогда не продолжались более трех дней. Потом обязательно выходило солнце, и по подсохшей земле можно спокойно передвигаться.
А вдруг в этот раз дождь будет идти дольше?
Тревога пришла, хотя ее никто не звал. Впрочем, как обычно.
Вдруг закончится еда, а дождь не перестанет?
Данил разогрел пищевой брикет, заварил иван-чай. Взятого иван-чая хватит еще на три-четыре дня. Но Данил надеялся, что он отсюда выберется раньше.
— У тебя кончится иван-чай, ты не сможешь отсюда выбраться и умрешь от голода, — снова взялась за свое тревога.
— Ладно, значит, надо будет отправить послание в службу обеспечения. Пусть в следующий раз пришлют больше иван-чая. — Юмор всегда помогал ему бороться с тревожными мыслями. Вот и сейчас тревога утихла, казалось, обдумывая ответную шутку.
Данил закончил завтрак, убрал мусор в контейнер для отходов. Он достал ноутбук, открыл крышку и стал рассматривать сделанные вчера фотографии швентов. Данил по очереди открывал изображения и делал предварительную обработку в редакторе. Некоторые снимки были безнадежно темные, даже после фильтров. Их Данил удалял.
Но было много и удачных снимков. Особенно ему удались фотографии большого швента с фиолетовым оперением. Только один кадр был неудачный, там птица, казалось, просто не успела выйти из тени деревьев, хотя и хотела. Но на остальных швент блистал всем великолепием своего фиолетового одеяния с мягким голубоватым отливом и как будто позировал. Артист!
С другими птицами хороших кадров получилось заметно меньше. Данил отметил желто-зеленого швента средних размеров и маленького фиолетового. Интересно, родственник ли он большому?
Фотографий он сделал много, работы хватило до вечера и даже еще на несколько дней. Данилу бы и так потребовалось время на обработку, даже если бы не было дождя. Поэтому он спокойно сидел, обрабатывал фотографии и любовался прекрасными швентами. Тревога не возвращалась.
Лишь бы этого крика сегодня ночью больше не было.
Но крик был.
4
Сегодня крик был другой. Он возник не сразу. Данил даже почти успел заснуть, но крик не дал ему погрузиться глубже. Он начался тихо, монотонно, как будто прощупывая пространство. Потом стал нарастать, становился все громче. И вот уже проник внутрь и заполнил все пространство маленькой единственной комнаты наблюдательного поста посреди Пади.
Данил плотнее завинтил беруши, положил подушку себе на голову, сильно прижал ее края к ушам. Так сильно, что начали болеть руки и стала гудеть голова. Но скрыться от крика Данил не мог.
Крик тянулся, вытягивался, сжимался и расширялся. Он становился то глуше, то звонче, и не прекращался ни на единую чертову минуту.
То он напоминал шум морского прибоя, когда прибывающая и уходящая вода перебирает мелкие камешки пляжа, то он походил на скрежет и стук шатающихся от ветра деревьев, то гул взлетающей ракеты, только-только оторвавшейся от земли, то уханье гигантской совы, увидевшей полную луну.
Голос менялся, Данил не понимал, как он может воспроизводить такие разные звуки. И все это самостоятельно. Для этого же должны быть разные инструменты, может быть, много голосов. Все было очень похоже на то, как Данил помнил все эти звуки. Но в то же время он чувствовал, что это тот же самый голос. И он ему что-то рассказывал.
Он звал, манил и притягивал. Голос приглашал Данила выйти из комнаты в Падь, выйти и почувствовать его мощь на открытом пространстве. Данил лежал, скрючившись под одеялом, судорожно прижимая подушку к голове, и отчаянно хотел выйти наружу.
Выйти под плотный вязкий кислотный дождь, который за пятнадцать минут его убьет, потому что Данил забыл защитный зонтик дома.
Данил себя сдерживал. Он яростно вцепился в края кровати и старался не дать телу сдвинуться с места. Голос не унимался. Наоборот, металлические нотки сменились более мягкими, даже нежными. Стон стал гулким, грудным, надрывным.
Данил обнаружил, что начал подпевать. Он пытался сдерживаться, но не мог себя пересилить. Он стал вторить голосу, который доносился из Пади и проникал в самое его нутро. Данил отчетливо почувствовал холодный пот, проступивший по всему телу.
Он подпевал. Когда голос становился глуше, Данил стонал, когда же становился ярче, звонче, то Данил тонко пищал, вторя и стараясь попасть в ритм. Данил начал раскачиваться вслед за голосом. Брови полезли наверх, мышцы судорожно сжались, мурашки побежали по всему телу, в голове разгоралось яростное желание выпрыгнуть из кровати и броситься в Падь.
Поняв, что он больше не может сдерживать желание встать и выйти на улицу, Данил закричал сильно, надрывно, отчаянно:
— Ааааа!
Это помогло ему прийти в чувство. Он резко встал, достал с верхней полки контейнер с лекарствами, вытащил снотворное. Поколебавшись, бросил в рот сразу пять таблеток. Этого должно хватить, чтобы быстро уснуть и, кажется, еще находилось в пределах безопасной дозировки. Кажется.
Данил бросился в кровать, плотно завинтил беруши, накрыл подушкой голову и вновь схватился за края. Голос не унимался. Он изменился и стал нежным, ласковым. Голос манил его, как зовет ребенка мать, разрезая сочный хрустящий арбуз и приглашая к столу. Как зовут мальчика его товарищи, ждущие под окнами, чтобы собрать команду. Как зовет возлюбленную юноша, приглашая спуститься вниз для прогулки. Теплые воспоминания из любимых фильмов начала 20 века.
Данил подпевал. Он всем телом раскачивался в ритм голоса, отчаянно вцепившись руками в края кровати.
Но вот его движения начали замедляться. Собственный голос Данила стал тише и вскоре совсем утих. Хват рук, держащих края кровати, ослаб. Данил провалился в сон, глубокий, без сновидений.
5
Данил с утра разбирался с привезенными образцами, взятыми из глубинной шахты на Марсе, но после обеда все-таки решил позвонить жене. Привычно защемило сердце, пока он ждал и слушал гудки — только бы взяла трубку. Он потянулся рукой за лежащей в кармане визиткой. Она была там, и это снова его успокоило. Когда Лена взяла трубку, он привычно ощутил прилив радости и облегчения.
— Привет, милая!
— Привет, милый!
— Как твои дела?
— Хорошо.
— Чем занимаешься?
— Лежу, отдыхаю.
— Ты ела?
— Нет еще, пока не хочется.
— А когда поешь?
— Вот отдохну сейчас и поем. Не переживай, милый.
Наступила пауза, которая всякий раз возникала в этот момент разговора. Данил все еще надеялся, что жена сама спросит, как у него дела. Но сегодня, как и обычно, этого не произошло.
И, как это всегда и бывало, он сам начал перечисление новостей:
— Представляешь, сегодня в столовой вообще не было овощей — ни огурцов, ни помидоров. Пришлось брать брюссельскую капусту.
— Бывает, — сказала Лена бесцветно и безвкусно, прямо как эта самая капуста.
Данил разозлился, потому что отсутствие овощей должно было, по его мнению, попасть в новостную строку всего месяца с пометкой «breaking news». Но злиться было бесполезно.
Снова молчание, больше новостей за сегодня у Данила не было. Не рассказывать же Лене про проявление биоформ в окаменевших образцах с помощью муторного химического процесса. Он снова потрогал обтрепанную визитку в пиджаке и решил закончить разговор:
— Ладно, до вечера, милая!
— До вечера, милый!
Вечером, вернувшись с работы, Данил отпер дверь своим ключом. В квартире еще чувствовался запах сирени, хотя своими любимыми духами Лена давно не пользовалась. Надежда, что когда-нибудь она ему откроет, еще теплилась в его душе, но и в этот раз он подавил вздох разочарования. Крикнув в комнату: «Милая, я дома!», и услышав: «Привет, милый!», он прошел на кухню.
Подойдя к столу, на котором Данил утром оставил разогретую гречневую кашу, он потрогал остывшую тарелку и пробормотал:
— Каша опять холодная! Второй день без еды. Это уже плохо.
Данил ссутулился, как-то обмяк всем телом и сел на кухонный диван. Он достал из кармана пиджака измятую визитку. На ее обороте было написано: «Звоните, всегда на связи». Перевернув визитку, он прочитал на лицевой стороне: «Илья Андреевич Емелин, врач-психиатр, д.м.н.» За все это время после выкидыша Данил так и не сохранил номер Лениного психиатра. Хотя, кажется, он уже выучил его наизусть, но боялся в этом себе признаться.
Данил поднялся, заварил себе иван-чай, еще раз вздохнул и набрал номер телефона врача.
6
Проснулся Данил уже после полудня. Болела голова, ломило все тело. Шею и затылок плотно облегала пропитанная ночным холодным потом подушка. Скрюченные пальцы, державшие края кровати, не разгибались. Данил с трудом открыл глаза. В этот раз голос он вспомнил сразу. Данил застонал глухо, беспомощно.
Он вспомнил ночь, сердце стало биться чаще. Данил опять стал покрываться холодным потом.
С ужасом его сердце сжималось при мысли о том, что голос придет снова. А в том, что он придет, Данил не сомневался. А через минуту это же сердце трепетало от предвкушения новой встречи, всецело на нее надеясь. Данил резко встал, с большим трудом окостеневшими пальцами раздвинул створки и посмотрел за окно. Там лил все тот же дождь: плотный, непрекращающийся, кислотный. В голове от резкой смены положения загудело еще больше.
— Ты идешь уже третий день! Сколько можно! — со злостью выпалил Данил. Он впервые оставался так долго на наблюдательном посту, а тем более в дождь. — Три чертовых дня!
Дождь ответил монотонными стуками по крыше и стекающими по окну струями. Данил со злостью задвинул створки обратно и ударил по ним ладонью. Хотелось хлопнуть сильно, выпустив весь гнев, скопившийся внутри, но вышло легко, даже нежно. Тем не менее вместе с хлопком по створкам ушла злость. В голове сильнее загудело, он, пошатываясь, подошел к столу и сел. Данил почувствовал, что во рту пересохло. Он ничего не пил со вчерашнего дня: таблетки ночью проглотил всухую. Его мутило. Он поискал кружку, налил дополна из бака с водой и жадно выпил. Вода прохладным потоком протиснулась в сжатом от напряжения животе и разлилась освежающим чувством по всему телу. В голове прояснилось. Он поставил кружку, смахнул капли, оставшиеся на губах.
— Уф…
Данил с силой выдохнул, сел за стол и стал крутить в руках пустую уже кружку. В конце концов, он остановился и уперся взглядом в ее дно. Данил вспомнил то жгущее желание выйти наружу, которое одолевало его ночью. Манящий голос снова зазвучал в голове. Данил пытался одергивать себя тем, что он не выдержит там долго. Дождь убьет его. На миг налетел страх, но вскоре желание выйти и отдаться звучащему в голове голосу пересилило, и он снова погрузился в мучительное желание поскорее выбраться наружу.
Так повторилось несколько раз. Все это вместе сливалось в какую-то мучительно-сладостную истому, расходящуюся по всему телу. В голове, прояснившейся после выпитой воды, снова стала опускаться пелена.
Данил посмотрел на лежащий на полке ноутбук. Краешком сознания вспомнил все те чудесные фотографии швентов, которые он вчера разглядывал. Они были в ноутбуке, там был и большой фиолетовый швент. Артист.
Данил потянулся за ноутбуком, чтобы снова погрузиться в созерцание красоты отснятых им птиц, но в голове опять зазвучал голос. Данил застыл на мгновение, потом отдернул руку и откинулся на спинку стула. Голос продолжал манить, Данил уже не понимал, откуда он доносится. Иногда ему казалось, что его зовут снаружи, потом — что источник звука находится прямо в его голове. Данил попробовал встать со стула, но после нескольких попыток без сил опустился обратно и откинулся на спинку. В голове гудело, голос продолжал звучать.
Данил стал погружаться в сон.
О еде сегодня он даже не вспомнил.
7
Данил сидел на кухне своего дома и крутил в руках записку. Рядом стояла наполовину пустая бутылка виски, пустой стакан, нетронутая долька лимона. Разогретое жаркое из курицы также стояло нетронутым. В закрытое окно мучительно и безуспешно старалась ворваться бушующая на улице метель. Уличные фонари раскачивались, отбрасываемые ими тени беспомощно мерцали на занавесках.
Последние несколько часов он помнил смутно. Сначала приехали врачи, потом появилась милиция. Данила долго спрашивали о том, как он нашел жену, где он был весь день, что он делал. Данил отвечал все как есть. У него не было сил что-то придумывать, да и смысла не было, хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Через час или два квартиру освободили.
В ванную, где Данил нашел жену по возвращении с работы, он больше не заходил. Данил забрал записку, достал виски и пошел на кухню. Зачем-то разогрел ужин, хотя уже сразу понимал, что есть его не будет.
В голове мыслей не было, каких-либо чувств — тоже. Данил снова развернул записку. Это был почерк жены, хотя за последние полгода он изменился, стал более размашистым и менее четким. Данил снова перечитал содержимое: «Я найду его, Данил. Здесь его нет, значит, я найду его там. Люблю тебя».
На следующий день Данил подал заявку на участие в длительной исследовательской экспедиции на недавно открытую планету земного типа Новарууд-3.
8
Данил очнулся уже вечером, в комнате было темно, из-под закрытых створок свет вообще не просачивался. Он так и просидел остаток дня на стуле. Попробовав пошевелиться, Данил обнаружил, что у него затекло все тело. Он нагнулся вперед, шея и лопатки тут же отозвались резкой болью. Данил откинулся назад на спинку стула, постарался расслабиться, давая телу возможность прийти в себя, и прислушался, был ли голос.
Голос был: в этот раз тихий и вкрадчивый, он продолжал звать. Мягко, но настойчиво. Голос стал шептать Данилу тонкие, еле уловимые слова, он их не понимал, но стремился ничего не упустить.
Данил слушал. Голос постепенно начал нарастать. Он был разный: то манящий и нежно приглашающий, то требовательный и настойчивый. Голос непрерывно и безвозвратно звал Данила выйти наружу. Постепенно он становился сильнее.
Оцепенение прошло, и Данил начал раскачивать под ритм голоса. Он снова не понимал источник: то ли это был продукт его измученного сознания, то ли за окном кто-то кричал, пел так, чтобы проникнуть сквозь стены поста. То ли кто-то говорил прямо с ним, в его голове, минуя барабанную перепонку.
Но Данилу было уже все равно, откуда именно раздавался звук. Он жадно слушал, внимая каждой смене интонации, каждому новому слову, каждой паузе. Голос иногда прерывался, и тогда Данил с жадностью и нетерпением ждал продолжения.
Вот пауза стала уже слишком длинной, и Данил начал волноваться. Куда же ты делся?
Данил попробовал встать, но ослабевшие ноги не удержали его, и он снова рухнул на стул и беспомощно выдохнул.
Голос вернулся. Он снова звал Данила выйти из комнаты. Громко, требовательно, настойчиво. Данил улыбнулся ему как старому другу.
Мысли о дожде уже не приходили ему в голову. Он думал только об одном: нужно прямо сейчас, неминуемо и однозначно выйти из поста наружу, в Падь, к зовущему его голосу, который стал таким родным и привычным.
Данил снова поднялся, в этот раз сумев удержаться на ногах. Он сделал шаг по направлению к двери, второй, третий. Каждый шаг отдавался в его теле ощущением, что он делает все абсолютно правильно, что это и есть то, что ему сейчас нужно сделать. И радость от этой решимости переполняла его и давала сил идти дальше.
Он подошел к двери и стал открывать замок. Выкрутив запирающий рычаг и повернув ключ, он нажал кнопку отпирания двери. Прозвучала подтверждающая мелодия. Дверь медленно отъехала в сторону, Данил шагнул в Падь.
Под светом, исходящим из открытой двери поста, блеснул оперением фиолетовый швент. Или Данилу показалось?
Он постоял под дождем. Капли больно ударяли по телу, оставляя жгущее ощущение. Данил не обращал на это внимания. Он был рад выйти наружу и услышать голос в открытом пространстве. Казалось, голос был тоже рад. Он звучал еще громче, нетерпеливее, подталкивая Данила идти дальше. В самую глубь Пади.
Данил не стал противиться и больше ждать. Он оглянулся, закрыл дверь и шагнул в темноту.
Сделав несколько шагов, он остановился. Путь ему преградил большой фиолетовый швент. Через секунду из-за его спины показался маленький.
Швенты стояли перед Данилом и мешали идти дальше, смотря прямо на него.
Крик в его голове прекратился. Капли дождя больно обжигали кожу, но Данил не двигался.
Стоящий впереди фиолетовый швент смотрел на него большими серо-синими глазами. В воздухе отчетливо запахло сиренью.
Рецензия писателя Дениса Гуцко:
«Прекрасно написанный текст, очень интересная вариация сюжета о сиренах. Автор очень верно выбрал интонацию и темп повествования: эту историю можно рассказать только не спеша, шаг за шагом втягивая читателя в неотвратимое — как, собственно, и действует коварный швент (по крайней мере, мне кажется эта версия наиболее красивой).
Всё здесь сделано правильно — в том числе и то, что автор не даёт никаких прямых разъяснений относительно источника опасности. И всё же я бы предложил включить в текст один-единственный намёк — больше уже много — ввернул бы мимоходом в какую-нибудь фразу о швентах, что герой удивляется, как умудряются эти птицы находить достаточно питания в здешних лесах, чтобы содержать такое роскошное оперение, или как-нибудь иначе намекнуть на то, что швенты могут быть всеядны, могут питаться и мясом тоже. Сюда, например: «Но на людей они не нападали. Они не напали /нападали?/ даже на птиц, питаясь только насекомыми и пауками».
Ещё одно соображение, которым не могу не поделиться: на мой взгляд, стоило бы добавить в рассказ ещё один пласт — рефлексию героя, его воспоминания. В рамках курса реализовать это не получится ввиду ограничения по количеству знаков, но это, как мне кажется, выведет рассказ на новый уровень. То есть, Данил слушает эти крики и не просто погружается в специфический гипноз, но постепенно начинает вспоминать, как он жил, своё детство, важные события из прошлого. Это, во-первых, будет выглядеть как растянутое на весь рассказ «вся жизнь пролетела у него перед глазами» — и усилит ощущение обречённости. А во-вторых, в рассказе появится дополнительная глубина: человек со всей его сложной, многоцветной (куда там оперению швента) реальностью, со всем своим космическим могуществом становится безвольной жертвой обжитого, но непознанного мира. Иными словами, если добавить герою объёма, бэкграунда, читатель будет острее ему сопереживать.»
Рецензия писателя Екатерины Федорчук:
«Отличный рассказ! Классический пример хорошо сделанного фантастического рассказа, в котором в гармоничном синтезе соединились черты классического хоррора и научно-фантастического романа о контакте с иными цивилизациями. И подумать только, такая интересная, изящная вещь выросла из простого учебного задания: написать рассказ на тему «я забыл зонт дома». В центре рассказа, конечно, не зонт, не контакт и даже не инопланетный павлин, а нарастающая тревога.
Три ночи переждать, и Хома Брут будет спасен, еще немного, и Антон Городецкий остановит вампирский зов! Я перечислила те ассоциации, которые очень явно читаются в тексте. Это ни в коем случае не недостаток, наоборот, от узнавания скорее рождается ощущение серьезности происходящего.
Но финал я бы усилила. В избранном жанре в финале всегда есть неожиданный поворот. А у автора финал пробуксовывает, в третий день повторяется то, что было в день второй. Сначала металлический голос снаружи и заснуть можно, потом манящий голос внутри и заснуть нельзя, день перед последней ночью — это сон наяву. Нарастание опасности сделано отлично. А что же в третий день? Нужно что-то еще придумать. Может быть, он начнет кричать сам?
Еще было бы неплохо понять, а чего хочет швент? Это ведь он выманивал человека, да? В чем его цель? Может быть, он поиграть хотел и просто не знал, что для человека дождь смертелен?»