Ирвин Ялом, экзистенциальный психолог и популярный автор, в одной из своих книг, «Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти», пишет про такое явление как «пробуждающее переживание». Он определяет это как экстраординарное и необратимое событие, в результате которого человек переходит из повседневного модуса в онтологический и благодаря этому становится открытым к значимым переменам.
«В течение десяти лет я активно работал с пациентами, которым грозила смерть от рака. Я обнаружил, что вместо того, чтобы впасть в парализующее отчаяние, многие из таких больных, напротив, резко менялись в лучшую сторону. Они перестраивали свою жизнь, меняя приоритеты. Эти люди почувствовали себя вправе НЕ делать того, чего им на самом деле не хотелось. Они начали глубже общаться с теми, кого любили, и по-настоящему ценить самые простые явления жизни», — пишет Ялом.
С человеком случается нечто выдающееся и неожиданное, например, тяжёлая болезнь, смерть близкого, потеря работы, трагедия в отношениях, после чего он решает кардинально поменять свой путь. В этот момент, по мнению Ялома, происходит «пробуждение» к жизни, которое становится возможным при столкновении со смертью, то есть с ощущением неизбежной конечности своего бытия.
Людям свойственно избегать мысли о своей смерти, иначе слишком много времени и сил будет потрачено на пребывание в постоянном страхе и ожидании грядущего. Но периодически так или иначе эти мысли настигают нас, и в этот момент интенсивность переживаний у нас всех будет разной. Страх смерти, как пишет автор, особенно силён у тех, кто живёт «не своей жизнью». На них такие «пробуждающие переживания» способны оказать наибольший эффект.
Все мы слышали истории про людей, которые поменяли профессию, место жительства, решились создать семью или начали заниматься благотворительной деятельностью под влиянием того или иного значимого события, которое потрясло человека и заставило его пересмотреть свои приоритеты. Возможно, так было с одним или несколькими вашими знакомыми, возможно, с вами.
Со мной такого не случалось. То есть со мной происходили значимые события, которые могли бы попасть в категорию «пробуждающего переживания», например, тяжёлая болезнь мамы, смерть бабушки, развод, две эмиграции, потеря бизнеса, серьёзный диагноз, СВО, в конце концов. Но не было какого-то одного, которое привело бы меня к резкому развороту.
Можно предположить, что со мной этого не случалось, потому что я «живу свою жизнь», то есть настолько целостна и верно следую своему внутреннему компасу, что мне нет необходимости пересматривать свои приоритеты перед лицом приближающейся смерти. Или, может, я настолько сильно вытеснила мысль о смерти из своего сознания, что никакие события не в силах преодолеть мои психологические защиты и столкнуть меня с экзистенциальными вопросами? Нет и нет.
Дело в том, что вся моя взрослая жизнь — это череда микропробуждающих переживаний. И если в концепции Ялома одно «пробуждающее переживание» способно развернуть вектор движения человека на 90 или даже на 180 градусов, то мои микропробуждающие переживания способствовали тому, что я поворачивала на один-два, иногда всего лишь на полградуса. Это не выглядит впечатляющим и может даже показаться недостойным обсуждения. Но в совокупности эти микродвижения дают результат, который оказывается очень устойчивым, потому что является внутренне согласованным, хоть и становится заметным только на протяжении некоторого времени.
Я расскажу об одном таком микропробуждающем переживании.
Тёплый август 2018 года, мы с сестрой путешествуем по побережью Франции от северной точки Нормандии до южной точки Бретани. Сегодня мы в М. Не самое раннее утро, мы прогуливаемся недалеко от набережной и останавливаемся напротив городского пляжа.
Мы смотрим на него сверху, со стены крепости, а он лежит перед нами: ровный, широкий, галечный, с нарядными пятнами пляжных полотенец, резвыми и звонкими детьми, за которыми присматривают их пожилые опрятные французские дедушки и бабушки. А за пляжем — ярко-синее море, блики на волнах и огромные белые чайки.
Я смотрю и не могу оторвать взгляд, не могу пошевелиться. Со стороны может показаться, что я впечатлена красотой и наслаждаюсь ею. Но внутри меня происходит что-то странное. «Пойдём дальше», — говорит сестра. В ответ я выдавливаю из себя почти шёпотом: «Иди, я потом тебя догоню». Я остаюсь одна и не схожу с места, не отвожу глаз от пляжа ещё примерно полчаса.
В течение этого времени несколько раз изнутри к горлу подкатывали рыдания, на глаза выступали слёзы, а лицо перекашивала какая-то жалкая гримаса. Если попытаться одним словом описать моё состояние в тот момент, то ближе всего подошло бы «отчаяние». Мне хотелось заорать что-то, разломать руками каменную стену, отделявшую меня от пляжа, затопать ногами так, чтобы от их ударов земля пошла трещинами.
Мне невыносимо хотелось попасть на этот пляж, стать частью этого счастливого, беззаботного мира: яркого, звенящего, свежего, лёгкого. Но я не могла. То есть я могла бы спуститься по лестнице, пройти несколько десятков метров и оказаться посреди этого праздника, но это не сделало бы меня его частью, он бы не впустил меня, точнее — я не могла впустить его в себя.
Я стояла, смотрела и чувствовала себя почему-то солдатом, вернувшимся с войны и неожиданно столкнувшимся с мирной и спокойной жизнью. Мне казалось, что у меня на ногах тяжёлые армейские сапоги, потёртые и потоптавшие пропитанную пеплом и кровью землю. Что в руках у меня винтовка. И что вся я — уставшая, израненная, голодная и озверевшая.
И что вот в этих военных сапогах я никак не могу ступить на этот мирный, радостный, нарядный и чистенький пляж. Не могу оказаться рядом с этими счастливыми, беззаботными и ухоженными детьми и не менее беззаботными и ухоженными стариками. Но как же мне хотелось пойти туда, снять свои тяжеленные сапоги и встать голыми стопами на округлую, прогретую августовским солнцем гальку!
Сесть, положить рядом с собой винтовку, чтобы никогда больше не брать её в руки, и позволить красоте жизни проникнуть внутрь сквозь военный камуфляж, огрубевшую и покрытую шрамами кожу, сквозь напряженные и измученные тремором мышцы куда-то туда, где всё ещё есть мягкое и тёплое сердце. Точно ведь есть, иначе с чего бы по щекам сейчас бежали слёзы?
Я так и не спустилась на пляж, я всё смотрела и смотрела, пытаясь прочувствовать и запомнить каждую деталь. И этого весёлого пацана у груды камней справа, и его немного пузатого, но в хорошей форме, загорелого деда в широких шортах. И как ложится свет, и как пенятся волны, и ветер, и звук…
А через два дня мы с сестрой уехали с побережья каждая в своём направлении: она — в Москву, я — в любимый Амстердам, где меня ждала нелюбимая уже на тот момент работа.
Посмотрим, подходит ли этот случай под определение «пробуждающее переживание». Было ли это событие экстраординарным? Нет, я просто смотрела на пляж. Повлекло ли оно за собой кардинальные изменения в жизни? Нет. Я вернулась из поездки и продолжила работать на опостылевшей работе. Привело ли оно к переоценке приоритетов? Думаю, что да. Что-то, несомненно, сдвинулось внутри меня.
Внутренний конфликт, который в фоновом режиме присутствовал, но дремал, пробудился и проявился под влиянием многих факторов: отпуск, красота момента, новости с работы, общение с сестрой и другие. Он вышел на поверхность, заявил о себе, но не привёл в тот момент к кардинальным решениям. Полной переоценки приоритетов в тот раз не случилось, но старый образ того, что для меня лучше, дал заметную трещину.
Потребовалось ещё полтора года и ещё с десяток «микропробуждающих переживаний», чтобы я написала заявление об увольнении. Перечислю несколько из них: смерть коллеги по работе, поездка в Гималаи, день рождения подруги, посещение хосписа, обучение медитации, ответ мамы на вопрос «чем запомнился тебе прошедший год».
Если взять даже эти семь событий и представить, что каждое из них условно отклоняло вектор моего движения от изначально намеченного курса хотя бы на один градус, то получится, что я повернула на семь градусов. Это может показаться мало, но эффект сильно зависит от времени или от длины предстоящего пути. Например, если корабль, вышедший из Амстердама в Нью-Йорк, отклонится от своего курса на несколько градусов, то к концу пути он откажется в Майами.
Другим фактором, помимо времени, который влияет на траекторию и конечный пункт прибытия «корабля жизни», является устойчивость нового курса. При разовом экстраординарном событии человек резко переосмысляет свою жизнь, меняет её кардинально, рушит старое, пытается построить новое. Но через какое-то время может случиться разворот к тому, что было раньше, потому что внешние изменения не были поддержаны внутренними. Нужно суметь противостоять силе гравитации наших старых представлений о себе и мире.
В отличие от разового «пробуждающего переживания», череда «микропробуждающих переживаний» способна привести нас к более устойчивым переменам, потому что мы успеваем адаптироваться к новому, чуть изменившемуся пониманию. И уже на это укрепившееся изменение может прийти другое, которое тоже будет воспринято, усвоено и даст прочную основу для следующего.
Ещё одно преимущество «микропробуждающих переживаний» в том, что мы можем спровоцировать их сами. Мы не можем контролировать появление тех «пробуждающих переживаний», о которых пишет Ялом в своей книге, — они приходят неожиданно, и в том числе неожиданность создаёт тот экзистенциальный кризис, который побуждает нас к изменениям. Однако если мы чувствуем, что застряли, и хотим перемен, мы можем сами создать для себя несколько «микропробуждающих переживаний» и воспользоваться их силой, чтобы помочь себе развернуть свой корабль и поплыть к желанным берегам.