С

Суперлузер

Время на прочтение: 4 мин.

Я вышел из магазина и убрал сдачу в глубокий карман, чтобы не потерялась. По шоссе проехало такси. Водитель притормозил у светофора, перекрестился на купола церкви, а потом газанул на красный свет. Я посмотрел вслед такси и увидел их. Чужие мужики стояли у входа. Раньше их не было, я бы заметил. Когда не задумываюсь, хорошо всё замечаю. Почти так же хорошо, как считаю.

Можно было вернуться в магазин и переждать, но для этого не было повода. Потому что я купил бухло и должен был принести его нашим мужикам на Жёрдочку. Денег у меня уже почти не было, а значит, и отобрать нечего. Надо просто идти и не бояться. Так я и сделал. А они пошли следом.

— Пацан, тебя как зовут? — сказали в спину. Я не знал, что сказать, правильные ответы у меня были только про время и сигареты. Поэтому остановился и назвал своё имя.

— Сергей, ты гей? — спросил самый высокий.

Если бы я был гей, мужики не разрешали бы мне покупать бухло. Я так и сказал этим парням. От этого высокий нахмурился и сказал:

— Хорош врать. Тебе же нет восемнадцати? Украл небось. Давай сюда пакет!

Я не врал и не воровал. В магазине делал так, как Куц учил. Подходил к какому-нибудь мужику типа наших, здоровался: «Вечер в хату». Просил сделать доброе дело, купить бухло для Куца, он благодарит. Давал деньги. И мне всегда покупали. Ведь делать добрые дела приятно.

Пакет я отдать не мог, хоть и понимал, что побьют. Поэтому сказал чужим мужикам, что у меня в черепе стальная пластина и по голове бить нельзя, иначе я могу умереть, а они сядут в тюрьму.

Это Профессор научил меня говорить про стальную пластину, когда пристают.

Высокий засмеялся, как будто я ему что-то весёлое сказал. И пообещал, что по голове бить не будет.

***

Я открыл глаза. Надо мной был незнакомый потолок. У нас дома он белый и чистый, а этот был серым, в трещинах. Рядом разговаривали. Я не видел, кто. И голову повернуть не мог. Забыл, как поворачивать.

Потолок перекрыло большое пятно. У него были глаза Километровны, нашей соседки.

И её мешки под глазами, все в морщинах. Пятно закричало: «Очнулся!» и заплакало. Слёзы потекли как будто из мешков. Я снова закрыл глаза. Подумал — если закрою, всё исчезнет. И лицо Километровны, и мешки, и слёзы. Но сверху всё лилось и лилось на мои закрытые глаза. Тогда я устал и снова уснул.

Когда проснулся, опять услышал голос Километровны:

— Как мать приходит, он спит. И не очинывается. А при мне очнулся. Я ей говорю: «Он глаза открывал», а она не верит и ревёт. Всё время теперь ревет после статьи. Вы читали?

— Не читал, Кира Метовна, в больнице нет газет, а я со сломанной ногой и сходить никуда не могу, — ответил кто-то. Голос был старый, но я не открывал глаза, чтобы проверить. Не хотел, чтобы на меня снова плакали.

— В «Южном вестнике» была статья. Написали, что нашего Сережу избили около магазина. Мэр лично это дело на контроль взял. И теперь Сережу отправят в детский дом, чтобы с алкашами не якшался. А мать плачет. Конечно, кто бы не плакал.

Я лежал с закрытыми глазами долго-долго. Километровна ушла, потом в коридоре перестали ходить и звенеть. Старый голос рядом затих и не кряхтел. Я открыл глаза и с трудом сел в кровати. Дверь в комнату была открыта, в коридоре горел яркий свет. В комнате стояло две кровати, на одной сидел я, а на второй кто-то спал. К моей руке были прикручены трубки, я размотал бинты и вытащил иголку. Встал, сделал шаг. Зашатался.

Потихоньку пошёл к выходу.

— Ты куда? — спросил старый голос. На второй кровати поднялась голова с седой бородой.

— Домой, — сказал я.

— Какое домой, ночь на дворе. Ложись! — потребовал старик.

— Не хочу в детдом, — сказал я.

— Слышал, значит… Убежать всё равно не сможешь. Охрана не выпустит. Если только в окно, мы же на первом. — Старик захихикал.

Я развернулся и пошёл к окну.

— Да ты что, я пошутил! — испугался старик. — Сестра! Сестра! — закричал он тонким голосом.

Я подумал, что из коридора сейчас придёт сестра старика — такая же старуха. Но никто не шёл.

— Не дури, на улице зима, замерзнешь, — уговаривал старик, но я открыл окно и полез на подоконник. — Кофту мою хотя бы возьми! И одеяло, на плечи накинешь. И тапки, тапки! 

Я бросил тапки, одеяло и толстую кофту старика на землю. Зацепившись за подоконник, стал сползать вниз. Руки дрожали. Спрыгнул на землю, растопил иней голыми ногами. Надел тапки и кофту, завернулся в одеяло.

— Иди к друзьям или знакомым! — крикнул вслед старик. — Из дома тебя сразу заберут!

Знакомый друг у меня был только один. Я пошёл к нему так быстро, как мог. Долго звонил в калитку. Во дворе лаял Цыган.

— Ну и дела, — сказал Профессор. — Ты просто суперлузер. Мало того что избили, так ещё и из семьи забирают.

Я сидел у него на кухне и пил горячий чай с сушками. В кофте старика было жарко, а ещё Профессор дал тёплые носки.

— Значит, ты не в курсе, что мы с твоей матерью того…

— Кого? — не понял я.

— Разбежались. Неважно… Ты писать можешь?

Я посмотрел на свои руки. Они были на месте. Значит, могу. 

— Сейчас напишешь письмо нашему глубокоуважаемому мэру. Я продиктую. Выжмем из него слезу. 

***

Утром мы с Профессором пошли за ёлкой. Мама сказала, что придёт опека, надо показать, что мы хорошая семья.

На Жердочке праздновали уже с утра.

— Серёга, поди сюда, — позвал Куц.

— Не ходи, — нахмурился Профессор.

— Я быстро, — сказал я.

— Нашли мы этих упырей, — сказал Куц. — Что им оторвать — ноги, руки или головы? Выбирай себе подарок на Новый год.

Мужики захохотали. Когда Куц шутит, все смеются. Но мне не хотелось, чтобы в праздник кому-нибудь что-нибудь отрывали. Я сказал, что обойдусь без подарка. К тому же скоро опека, а у нас ещё ёлки нет.

— Ёлка — это хорошо, — одобрил Куц. — Только пожирнее выбирай, чтобы шишками пахла. И опеке скажи, пусть не обижают.

— А то вы оторвете им ногу или голову? — спросил я.

— Соображаешь! — сказал Куц, и мужики снова захохотали.

Метки