Взял он лису, когда уже стемнело. Она неслышно ступала по влажной от сырости земле, остановилась на мгновение и посмотрела прямо сквозь ветки терновника. Он встретил её взгляд и понял: «Сейчас!» Выстрел, испуганный гомон потревоженных птиц. Он обошёл овраг.
В свете налобного фонаря лиса была хороша. Солнечного оттенка, в черничных сапожках, с хвостом, как на шапке у прадеда. Тёмно-рыжий глаз мёртво уставился в серый сапог напротив, будто сравнивал, какой лучше: черничного или мышиного цвета.
Павел легонько толкнул неподвижную морду, довольно крякнул. Да, не зря до ночи сидел в засаде и дул в манок раненым зайцем. Аж всё тело свело. А ведь эта рыжая морда могла достаться кому-то другому.
Раньше он охотился в других районах, поближе к дому. А потом на охотничьем форуме прочитал сообщение «молодого», который похвастался богатым на лис местом. И зря. Желающих нашлось много. Павел поехал заранее, чтобы изучить незнакомый кировский лес, снял в ближайшем посёлке комнату.
Лес оказался густым, не то что в родном Подмосковье. Сезон ещё не был официально открыт, но вот уже неделю каждый день Павел готовился. Ходил по лесу, выслеживал, высматривал лисью тропу: где мышкует, где ночует. И заметил, что интересовался рыжей не он один. Старался обходить стороной, заслышав шорохи, но всё равно пару раз пересекался с другими охотниками. Они издалека кивали друг другу, перекидывались мнением о погоде, вопросами прощупывали, не одного ли зверя выслеживают. И сдержанно-раздражённые расходились. Опасно так встречаться. Бывали случаи, что кто-нибудь нервничал да и пристреливал соперника.
Он достал смартфон, сделал селфи с трофеем. Теперь дойти до машины и шкуру снять, пока не присохла. Засунул лису в мешок и закинул за плечо ружьё.
Прелая трава, смешавшись с опавшими листьями, мягко проминалась, поддерживала уставшие ступни. Хрустели под сапогами сухие ветки, где-то вдалеке ухал, удивляясь чему-то, филин.
Вдруг свет от фонаря дрогнул, будто кто-то нарушил его геометрически идеальную форму, сделал вогнутым слева. Павел поправил фонарь и двинулся дальше. Тонкие чёрные стволы становились толще и светлее, макушки кустов из бурых окрашивались в тёмно-зелёные.
Свет снова замигал.
— Да какого лешего, — вздохнул Павел.
Поставил мешок на землю, снял со лба фонарь, постучал по нему по старой русской традиции, приводя в чувство. Тот оживился, засветил с новой силой. Павел нацепил его и по-детски испуганно и тоненько взвизгнул.
В паре метров от него стоял инспектор из Охотнадзора. Он был приземистый, крепкий, лицо казалось серым. На груди нашивка: «Гриб А.С.». Павел обязательно пошутил бы на эту тему, а потом с его лёгкой руки все охотники в округе прозвали бы инспектора «Грибас-абибас». Но не в этот раз.
— Не двигаться!
Павел и не двигался.
«Грибас» показал удостоверение:
— Доброй ночи! Инспектор Гриб Афанасий Семёнович. Вы задержаны. Прошу разрядить ружьё.
Всё-таки попался. Жена как чувствовала, всё говорила: «Рано идёшь, хватит на тебя лис». Нет, надо было ему упереться, на три дня раньше пойти.
— Ружьё!
— Сейчас, сейчас, конечно, — он спешно снял ружьё и разрядил его.
«Грибас» протянул руку:
— Предъявите документы.
Руки суетливо забегали, зашарили по карманам. Ах, да, во внутреннем левом.
Инспектор достал фонарик и взглянул на разрешение на оружие.
— Остальные?
Павел снова начал проверять карманы.
— Вот охотничий билет, пожалуйста.
— А лицензия?
А вот лицензии у Павла не было. Да и никто не выдал бы её с даты, в которую он решил охотиться. «Издевается, — подумал Павел. — Знает ведь, что сезон ещё не открыт. Нет, чтобы сразу документы как браконьеру оформить, так нет, лицензию ему покажи. И, главное, ночью патрулирует! Вот же гад!»
Холод пробирал до костей. То ли от ночной лесной свежести, то ли от взгляда Гриба Афанасия Семёновича. Тяжёлый такой взгляд, холодный, хмурый, будто всё про тебя знает. Внутри Павла росло революционное, совершенно не подходящее моменту чувство. В голове стучало: «Вот гад! Ночью поймал. Не спится ему».
— Документы я временно изымаю. Будем оформлять протокол, — сказал инспектор и полез в карман за ручкой.
И тут что-то случилось с Павлом. Он разозлился на себя, что жену не послушал, на лису, что заставила сидеть в засаде до ночи, на инспектора, которому, видите ли, не спится… Резко поднял ружьё и огрел Афанасия Семёновича прикладом прямо по кепке.
Ноги, скинув усталость, подгоняемые адреналином, несли его вперёд меж мелькающих в свете фонаря стволов, переносили через кочки, ружьё тряслось за плечом, левая рука крепко сжимала мешок с пристреленной лисой.
Павел остановился перевести дух. По его расчётам метров через двести должна быть дорога. Прислушался. Слабо переговаривались птицы, кто-то стрекотал в траве. Дальше зашагал увереннее.
Через сто метров вышел к оврагу, на другом конце которого темнела пустота — большая поляна. Да, точно, вот куст терновника, в котором он устраивал засидку. Как это он умудрился вернуться? Видимо, с испугу в обратную сторону побежал.
Он повернулся и пошёл от оврага. Стоп! Там же «Грибас». Надо обойти. Достал компас. Ага. Отсчитать двадцать деревьев влево, повернуть направо и вперёд. Лес то сгущался, то редел. То идти было легко, то приходилось продираться сквозь высокий, густорастущий папоротник. Совершенно нехоженый лес.
Становилось по-ночному зябко, очень хотелось есть. Павел достал термос, сделал пару глотков уже остывающего чая. Раздражение снова начало расти. Нет, ну надо же было так вляпаться. Да ещё и в новом месте.
Прошёл ещё немного и попал на поляну. Что-то в ней показалось знакомым. Точно. Поляна заканчивалась оврагом, за которым росли кусты терновника. Как это? Вышел к засидке с другой стороны? Павел шумно выдохнул и взглянул на компас. Стрелка дёргано крутилась то в одну сторону, то в другую. Приехали…
Он взглянул на небо. Облачно, звёзд нет, но луна была почти полной. Значит, там восток. Получается, что он шёл в верном направлении. Как же так заплутал? Стал вспоминать весь пройденный маршрут. Ошибки быть не должно. Значит, придётся идти снова от засидки. Наткнётся на инспектора так наткнётся, разберётся с ним по ходу.
Павел обошёл овраг по краю, нашёл засидку и повернул от неё в нужную сторону. Трава уже начала покрываться росой, сапоги снаружи намокли, прохлада забиралась под куртку и щекотала спину. Шёл сосредоточенно, выверяя шаги и повороты.
Слева вдруг сильно запахло грибами. Павел повёл носом: точно боровики. Надо же. А если ещё и немного грибов собрать? Инспектора, вроде, не видно.
Достал раскладной ножик и присел. Ага, вот он стоит. Ножка крепкая, белая, шляпка плотная, листочком прикрыта. Наклонился пониже и глазам не поверил. Ножку гриба плотно охватывал резиновый сапог. Маленький кукольный сапожок.
— Чё это? — вслух удивился Павел.
И гриб стал расти. Павел сел на землю и задом пополз подальше. Гриб стал ростом с пятилетнего ребёнка. Вдруг у него поперёк ножки прямо под шляпой открылась щель.
— Не хочешь как надо, будем по старинке разбираться, — прошептал гриб.
Павел, пытаясь подняться, хватал ртом воздух и случайно опёрся ладонью на мешок. Лисий труп зашевелился и тревожно отрывисто закричал:
— А-а! А-а!
— А-а-а-а-а! — заорал Павел, вскочил и бросился бежать.
Фонарь мигал, лес сгущался, повсюду, дружно скрипя, вырастали грибы, окружали стеной. Лисьи морды высовывались меж их крепких ножек и смеялись, визжали, плакали.
Павел звал на помощь: «По…ги…те…» А в голове неожиданно: «Лизу отдать на вокал… Даньке новые ботинки…»
Мешок с мёртвой лисой и ружьё остались позади. Он быстро лавировал меж встречных деревьев, а позади шуршали и топали кукольные резиновые сапожки. «Шур-шур, топ-топ». То там, то здесь мерцали белые манишки и острые мордочки. Мордочки лукаво щурились, а потом открывали пасти, показывая блестящие зубки и кричали: «А-а! А-а!».
Он запинался за грибные шляпки, натыкался на грибные ножки с человеческий рост. Всё вокруг двигалось, кружилось, шуршало, шумело и топало. Фонарь в последний раз осветил бело-буро-рыжий кошмар и погас. В чернильной темноте Павел со всего маху налетел на ствол, оцарапав о бугристую кору лицо, и упал. Он свернулся под деревом в позу эмбриона, закрыл голову руками и протяжно завыл. Резко стихло, но он всё лежал, боясь пошевелиться и открыть глаза.
Слабо переговаривались птицы, кто-то стрекотал в траве, вдалеке, будто удивляясь чему-то, ухал филин. Облака выпустили луну. Свет от неё, серый и холодный, гладил верхушки спящих деревьев, широкую поляну, примятую в засидке траву, мирно дремлющие под опавшими листьями боровики и осторожно принюхивающихся в поисках добычи лис. Шкурки их в лунном свете казались солнечными, черничные сапожки неслышно ступали по земле.
Наутро из леса, шатаясь, вышел седой мужчина. Красные глаза бегали, к одежде прилипла пожухлая трава, на щеке присохла кровь. Руки его мелко тряслись. Он медленно побрёл вдоль обочины. Его заметили у ближайшей автозаправки, усадили на скамью и вызвали полицию. Он не мог назвать имя, не помнил, что с ним случилось и где он живёт. Документов при нём не было.
По дороге в участок мужчина молчал и только иногда вдруг вздрагивал, широко раскрывал глаза и шептал: «Гриб, гриб», или вскрикивал: «Ли́са!» «Ли́за?» — заботливо переспрашивал сотрудник с нашивкой «Полиция» на синей форме. Мужчина косился на нашивку, вжимался в сидение и бормотал: «Рано, рано…Хватит на тебя лиз… лис… лиз…»