За Танечкой ухаживали многие, но добился ее Гена. Элегантность, стиль, чувство такта — вот чем он ее покорил. Гена никогда не надоедал Танечке, а подходил к ней, только когда той было скучно или когда она сама хотела пообщаться. Выставляя вперед гордый нос, доставшийся от немецкого предка, он приближался к ней, демонстрируя радость всем своим телом, особенно задней его частью. И Танечка, к своему удивлению, отвечала радостью, хотя и отказывала до этого более крупным и достойным кандидатам. Но, может быть, и к лучшему, что Гена не был таким крупным. С ним ей было хорошо и удобно.
Гене же нравились Танечкины бедра. Пульсирующая форма знака бесконечности, получавшаяся от их покачивания, когда она проходила мимо, заставляла его сердце трепетать от восторга.
Через два месяца Танечка родила восемь девочек и трех мальчиков. Все как один похожи на Гену, хотелось бы сказать в романтичной истории и еще добавить, что жили они долго и счастливо. Но нет — все щенки были разные, как будто все Танечкины ухажеры все-таки смогли поучаствовать в финальном результате.
Иван уже начинал клевать носом, который хотя и не достался от немецкого предка, но все больше притягивался к немецкому рулю немецкой машины, в центре которого соединились два знака бесконечности. Но последняя фраза заставила его поднять голову, и он сказал:
— Так не бывает.
Ехавший рядом на пассажирском кресле Аркадий достал телефон и показал фотографию.
— Ну вот, смотри.
В центре фотографии лежала Танечка, из-под нее виднелся лист газеты с заголовком: «Мой выбор — чайлдфри. Я — Марта…» — продолжение закрывала Танечкина нога. Вокруг действительно были видны абсолютно разные щенки. Белый, белый с серым, черный, черная с пятнышками, серый в белую полоску… Дальше начинало рябить в глазах.
Иван подумал и задал вопрос:
— И что, она, по-твоему, им всем не отказала? Да и потом — так не бывает, это же биологически невозможно. Должно быть логическое объяснение.
Аркадий ответил:
— Я это объясняю просто.
— И как же?
— Женщины.
— Да, конечно, женщины.
Помолчали. За окном пролетали березы, бескрайные луга и борщевик. Последний иногда приближался к дороге и голосовал на обочине. Безрезультатно.
Специалист по математическому моделированию Иван и последователь Кришны Аркадий ехали на дачу к своим женщинам. Иван продолжил:
— Я вот одного не могу понять. А почему вы собак так необычно назвали? Гена и Танечка. Тоже скажешь — женщины?
Аркадий объяснил:
— Нет, это я назвал, а потом прижилось как-то. Он же явно вылитый Гена, а она — определенно Танечка. Вот, смотри.
С фотографии смотрели явно вылитый Гена, пытающийся поймать свисающий из пасти язык, и определенно Танечка, ловящая блоху где-то в области копчика.
Иван повернулся снова к дороге и резко нажал на тормоз.
Дорожный знак 1.27 «Дикие животные» покосился и держался, видимо, только стараниями местных жителей, которые обложили его основание камнями. Иван съехал на обочину, но благодаря немецким тормозам лишь легонько подтолкнул знак бампером. Тот, сбросив всю возложенную на него местными тяжесть бытия, совершенно свободно завалился на голосовавший вблизи борщевик, что на какое-то время приостановило проявление его знакового потенциала.
Посреди дороги стояло две коровы. Одна на левой полосе, вторая — на правой, захватывая своей аурой обочину. Аура была заметная и, несмотря на все усилия хвоста, бескомпромиссно страдала от мошек. Обе коровы медленно, тщательно и синхронно двигали челюстями, воспроизводя их траекторией бесконечность.
— Женщины, — подал голос Иван после того, как ощупал себя, свой совсем не немецкий нос и полностью немецкий руль. Все оказалось целым.
— Дикие, — добавил Аркадий. Он держался за руку, которую ударил, пытаясь сохранить телефон. Телефон выпал и лежал на полу, рука болела.
Вдруг из-за борщевика послышался голос:
— Пошли, чего встали? Двигайтесь!
На обочину вышел человек. Рубашка, брюки и жилетка — все было потрёпанное, неновое, но явно не так давно стиранное и тщательно выглаженное. Он был немолод, лицо было все покрыто морщинами, но быстрые и четкие движения выдавали еще сильное тело.
— Танька! Марта! Пошли!
Выдержав паузу, коровы медленно стали двигаться, покачивая бедрами и продолжая жевать, благо вторая сторона дороги была свободна.
— Геннадий, спасибо! — опознав явные признаки Гены в человеке, крикнул Аркадий, открыв окно.
— Для вас — Геннадий Иммануилович! Всегда пожалуйста! — отозвался человек.
Постояли. Мимо проехала одна немецкая машина и еще три не немецких.
— Закрой окно, налетят.
Аркадий закрыл окно, но уже налетели. Сверху на ветровом стекле выстроились в ряд восемь комаров.
Иван достал тряпку и смахнул их всех в приоткрытое окно. Комары нехотя полетели за коровами, виляя за неимением бедер всей траекторией и образуя стаей знак бесконечности.
— Женщины, — сказал Иван.
— Женщины, — не стал спорить Аркадий.
Поехали дальше. Дорога стала хуже. Ивану приходилось лавировать между выбоинами, ехали очень медленно.
При подъезде к лежачему полицейскому Аркадий попросил:
— Притормози, Иван, ты, кажется, разогнался.
— Хорошо, приторможу, — сказал Иван, аккуратно выезжая из выбоины к лежачему полицейскому.
При подъезде ко второму лежачему полицейскому Иван притормозил сам, без напоминания Аркадия. Проехав десять метров без выбоин, он уже почувствовал излишнюю скорость.
Наконец, стало темнеть, и подъехали к даче. Большой трехэтажный деревянный дом возвышался над бетонным основанием. Окружающие березы медленно покачивались на ветру, создавая прохладу. Бескрайнего простора здесь не было, как, впрочем, и борщевика. Но было озеро. Из расположенной рядом беседки доносился аромат жареной картошечки с лучком. В кадочке с водой охлаждались напиточки. Из стоящей немного поодаль баньки тянулся дымок. Дверь дома открылась, и оттуда вышла абсолютно определенно Танечка, неся бутылочку оливкового масла.
— Мальчики, Аркашенька, Ванечка, как вы вовремя, ужин уже готов, сейчас только салатик заправлю. А Марта как раз запаривает венички. Заходите.
Проводя взглядом Танечку, направившуюся к беседке, и ее покачивающиеся бедра, Аркашенька повернулся к Ванечке и сказал:
— Женщины.
— Женщины, — согласился Ванечка.