Выбирать было некогда. Взял, что первое подвернулось, не раздумывал особо. Заплатил, сколько попросили. Главное было — как можно дальше от этого всего свалить.
Потом как во сне. Что-то в сумку покидал, что-то по карманам рассовал. Когда торопишься, много с собой не утащишь. Главное взял, остальное как-нибудь потом. Адреналин по венам фигачит. Как из дому выскочил, как до места добрался — даже не помню толком. Все куда-то шел, ехал, бежал. Все казалось — следят, ищут, догонят. Выдохнул только тогда, когда ворота впереди заприметил. Мне так и объяснили: надо ворота найти, а дальше там уже сориентироваться можно. Ну, думаю, добрался.
Ворота — только название, а на деле довольно бессмысленное что-то, вроде калитки. Над ней доска прибита и масляной краской написано: Иоанновское. Видно сразу: давно тут никто не ходил, да и живет, наверное, не больно-то много народу. Захолустье, одно слово. То, что нужно. Можно немного успокоиться. Неясно только: а если бы я на машине приехал, как бы заезжал? И толку от таких ворот, если я их толкнул легонько, а они и открылись?
Вошел, хотел прикрыть их за собой, гляжу — створка на одной петле висит. Ну и плюнул. Смотрю, мужик какой-то неопрятный сидит на трехногом стуле. И вроде удобно ему, сидит, локти в колени упер, палочку какую-то стругает. Ватник на нем штопаный-перештопаный, штаны в сапоги заправлены, на лысинке шапочка невнятная болтается. Вроде вязаная, но точно и не скажешь, до того замаслена.
— Здоров, — говорю. — Ты сторожем тут? Меня Ильей звать. — Сумку поудобнее перехватил и руку ему протягиваю.
А он так зыркнул на меня из-под бровей:
— Иди, — говорит, — иди себе. Не до тебя теперь.
И руку не пожал. Чего ж ты, мужик, недобрый-то такой?
Ну, я постоял — да и пошел. Дорога как-то сразу распалась штук на семь дорожек разных. Не сказать чтоб широкие, но удобные. Хорошо, что на машине не рискнул. Точно не проехал бы.
Телефон, конечно, при себе нельзя было оставить, а вот карта — от руки нарисованная, по словесному описанию, — у меня была, конечно, иначе я бы нужный дом только через неделю нашел. Да и с картой часа полтора кружил.
Откровенно говоря, гулять даже понравилось. Вокруг тишина, цветы везде. Пока ходил, понял, как давно вообще на природе не был. Постепенно совсем успокоился. Кто меня тут найдет? Как вообще это место найти можно? Да и не попрутся же они за мной из Питера.
К дому вышел уже ближе к вечеру. Узнал его сразу, как будто видел раньше. Что-то такое кольнуло, родное. Калитка низкая. Забор скорее для красоты, чем реально огородиться. Огляделся — а ничего так домик, небольшой, но справный. Покрашен затейливо: стены — темно-зеленой краской, а ставни — светло-зеленой. За лесом солнце садится. На крыльце совсем темно уже. И такой покой меня охватил, такая радость — ушел! Заживу теперь!..
Постоял-постоял перед дверью, все зайти не решался. На крыльце посидел — даром что там две доски проломлены. Качал их рукой тихонько. Слушал, как скрипят. Чувствую — совсем отпустило. Ладно, думаю, с утра осмотрюсь. А сейчас надо на ночь устраиваться. Ключ достал, дверь отпер и вошел.
Внутри темно совсем. Вначале веранда крытая, холодная, за ней еще две двери — по уму строили — и дальше кухня и пара комнаток занавесками отгорожены. Промозгло, конечно, внутри, затхло. Такое вдруг чувство появилось, что до меня тут вообще никого никогда не было. Абсурд, да?
Выключатель на стенке нащупал, погонял туда-сюда — ноль реакции. Решил по темноте не шарахаться. Да еще вдруг усталость накатила, почти изнеможение. Кровать нашел, забрался и уснул — как провалился.
Поутру проснулся рано, как раньше не просыпался никогда. Видимо, здорово меня сморило вчера — отлежал себе все на свете. Или кровать больно неудобная. И холодно — аж окоченел к утру. Понял, что так просто и не встать будет. Решил еще поваляться. Одеяло шерстяное натянул до подбородка, чуть поворочался, угнездился поуютнее. Вдруг почудилось, что там, за занавеской, бабушка мне завтрак собирает. Клянусь, я даже шаги слышал. Выскочил на кухню — никого, конечно.
При свете дня огляделся вокруг — и тут думаю: батюшки, так вот что вчера меня так прошибло! Это ж один в один деда с бабушкой дом. Один в один! Даже рисунок на занавесках совпадает! До чего в Союзе у всех всё одинаковое было! Огляделся — глазам не поверил: даже трещины на беленом потолке знакомые, вот ей-богу. Если б сам не видел, как их дом сгорел, усомнился бы в собственном рассудке — решил бы, что к бабушке вернулся. Обрадовался дому, как старому знакомцу, по печке похлопал — поживем, брат, поживем!
Стал ходить по комнатам, смотреть, что и как. На кухне потолок раскрошился — штукатурка весь буфет засыпала, пакля висит. Непорядок. Нашел на веранде лестницу — ступеньки подгнившие, но еще ничего. Взобрался, расшатал заевшую дверку, вылез на чердак, прошелся по балкам. Крыша над кухней совсем прогнила. Я даже обрадовался — будет чем заняться, только инструменты надо найти. Залатаю, пока дожди не зарядили. Заодно и потолок на кухне зашпаклевать и забелить надо. Дело нехитрое.
Откинул половичок у печки. И строили всё один к одному: такой же люк с кольцом в крышке, такой же подпол. Без электричества плохо, конечно. Не видно ничего. Как-то даже не по себе стало. Руками по стенкам поводил — вроде, сухие, — да и вылез. Вначале с электричеством надо разобраться, а потом можно и в подпол.
Ходил-ходил по дому, все вверх дном перевернул — нет как нет инструментов. Вот же жлобы, могли бы хоть чего-нибудь оставить. Ну, думаю, ладно. Зато появился повод с соседями познакомиться.
На двор вышел — красота. Тихо, воздух свежий… Вернулся в дом, пооткрывал окна-двери все, чтобы проветрить как следует, да и пошел соседей искать. Заодно выясню, где тут магазин. А то трусы сменные захватить догадался, а макарон и картошки думал на месте купить. Из еды на дне сумки только какие-то занюханные конфетки нашел. Есть побрезговал. Найду, думаю, сейчас соседей каких-нибудь да и на чай к ним напрошусь.
Ходил-ходил по селу — глухо. Все дома заперты. Понятное дело — осень, дачники разъехались. Уж было совсем скис. Смотрю — дымок из дальней трубы тянется. Повеселел, быстрее зашагал. В ворота постучался — тишина. Покричал даже: «Хозяева! Есть кто дома?» Тихо. Ну, думаю, зайду по-соседски. Щеколду откинул да и вошел.
Только кулак занес в дверь постучать, как она сама открылась. На пороге возник хмурый, серый какой-то мужик. Махнул рукой — посторонись, дескать, выйду. Вышел, дверь за собой притворил.
— Ты тут новенький, что ли?
— Получается, новенький, — ответил я. Руку протягивать уже не стал. — Илья.
— А я Николай. — Мужик ткнул пальцем вверх — на косяке затейливо и не слишком-то понятно были вырезаны имя и фамилия. Не разобрать толком. Бе — а дальше? Вот же людям делать нечего.
— Коля, тут такое дело, — начал я, но он меня перебил.
— Пройдемся?
— Так это… Ну, давай, пройдемся. — Стало понятно, что чая мне здесь не обломится. — Я на самом-то деле на минутку зашел. Поздороваться да спросить, нет ли инструментов каких. Того и гляди, крыша провалится, а хозяева бывшие ни гвоздя не оставили. Да еще, может, магазин покажешь где тут у вас. Я вообще ничего тут не знаю. Только вчера заселился.
— Магазин? — Усмешка мужика утонула в пышной неухоженной бороде. — Магазин сюда сам приезжает, все привозит, что нужно. Вчера был, теперь дней через девять жди.
— Девять дней? А что я есть буду все это время?
— А ты по заброшенным домам вон пройдись, насобираешь. — Он отстранил меня, тяжело спустился с крыльца и присел на лавку у дома. Я уставился на его левую ногу — как на дрель жужжащую напоролся. Правая — нога как нога, а левая — натуральное копыто.
Видать, я слишком заметно пялился, потому что Николай ногу с копытом поджал под лавку и неожиданно жалобным тоном сказал:
— Ни в одни валенки не помещается. Сущий ад. Мужики сказали, бывает такое. Никто не знает почему. Сплошное мучение. Цепляется за все на свете. Подрезать пробовал — ножницы ломаются. Взял клещи специальные — толку ноль. Штук сто их затупил. Да так тупятся — только выбросить потом. Думаю, бог с ним, обращусь к специалистам. Они ж там, поди, всякого насмотрелись. Пришел, портянку размотал, смотрю — девице нехорошо стало. Побелела, видно, голова закружилась. Встала, уковыляла в подсобку, что-то там с грохотом уронила. В общем, не вернулась уже. Приходит другая, постарше. На грохот, видно. Пришла — и смотрит. И подмигивает мне. И рукой по сиськам этак — раз, со значением. Настолько отвратительно стало, — веришь, нет? — вышел оттуда, а больше не пробовал. Тут-то, на даче, как-то и обуваться незачем. Притерпелся постепенно. И ты не пялься, понял? — Он решительно встал и, припадая на копыто, поднялся на крыльцо. — Инструмента тебе не дам. Нет у меня того, что тебе нужно. Да и не торопись. Может, как-то само собой все образуется. А еду по домам поищи.
Он шустро вошел в дом и закрыл дверь прямо у меня перед носом. Совсем одичал, видно. Да и немудрено, с таким-то копытом. Бывает же…
Образуется — это он сказанул, конечно. Новый потолок у меня, что ли, образуется? Ну, что делать. Если только попробовать вчерашнего мужика поискать, который у ворот сидел. Может, он действительно сторож тут, так и подскажет, что с электричеством да где еды раздобыть.
Когда я, изрядно поплутав, вышел к воротам, мужик сидел точно там же и встретил меня так же неприветливо: быстро взглянул из-под лохматых бровей, насупился, газету замызганную развернул, притворился, что читает. Ну а на что я рассчитывал, что мне каравай на рушнике вынесут? В деревнях чужих не любят.
— Илья? — Он смотрел на меня безо всякого выражения. Я удивился, что вообще помнит.
— Илья. А тебя?..
— А меня дядь Мишей зови, — сообщил он и зевнул, обнажив розовый, совершенно кошачий какой-то язык.
— Дядь Миш, ты мне объясни, что тут к чему. Я пока мало что понимаю. С Питера только вчера. А ты, кстати, откуда?
— Я оттуда же, откуда и все. Чего тебе объяснить? — Он недовольно зашелестел газетой. Я б такую и в руки взять побрезговал — вся в разводах, бумага вот-вот расползется. Что там можно прочитать?
— Ну, где тут у вас еду берут. И вообще. Что с электричеством? У кого инструменты можно попросить? Ладно инструменты. Мне б хоть гвоздей. И кто тут старший по селу?
— Старшой, положим, я. Электричества сроду не водилось. Инструмент тут тебе никто не даст, привыкай обходиться тем, что есть. А еду… Осень на дворе. Перебейся яблоками, у соседей на огороде картоху подкопай. Магазин будет, — он вдруг придирчиво оглядел меня с ног до головы, — дней через девять.
Уф, без электричества, значит. Это плохо. Но, с другой стороны, девять дней — не так уж и долго. А при мысли о соседской картохе я совсем повеселел.
— Ладно, дядь Миш, я тогда… — Не успел я договорить «пойду», как он уже отвернулся и уткнулся в свою газету.
И все действительно как-то образовалось. Я пошарил по соседям, добыл яблок и картохи. Даже банку с помутнелыми солеными огурцами и шкалик водки нашел. Гладиолусов себе в соседнем саду наломал. Огурцы в первый же вечер стрескал, под водочку-то, а банка для цветов пригодилась. Подумать только, ровно с такими гладиолусами я полвека назад в первый класс шел…
С печью пришлось повоевать, но на второй день я одолел и ее. Дом прогрелся, просох. Отогрелся и я.
На третий день залез на чердак, заложил провалившуюся крышу куском рубероида, досками подпер. С потолком на кухне еще проще обошелся — вымел штукатурку, размочил ее дождевой водой да куском пакли потихоньку забелил бревна.
Магазин, как соседи и обещали, приехал через девять дней. Потом через сорок. А потом я о нем и думать забыл. Приспособился как-то.
И вот если вы меня сейчас спросите, как я себя чувствую, я вам отвечу — хорошо себя чувствую, спокойно. Тишина снаружи, пустота внутри. Впрочем, я и при жизни так себя чувствовал. Особенно ничего не изменилось.
Да и конфетки я в конце концов сгрыз. Не выбрасывать же.