Готовиться к школе Люся начала загодя. Она обожала канцтовары и к первому классу скопила целую коллекцию карандашей, блокнотов, тетрадей, ручек и ластиков. Перебирая свои сокровища, Люся размышляла, какой будет ее первая учительница.
Та представлялась ей то юной прекрасной принцессой с диадемой в высокой прическе, то Мальвиной в бархатном платье, то строгой красивой дамой в шляпке-канотье и клетчатой юбке, то маленькой феей в малиновых атласных туфельках. Чем ближе к школе, тем больше возникало этих образов, и выбрать из них один было совершенно невозможно.
На торжественной линейке Люся так нервничала, что полчаса простояла, закрываясь букетом гладиолусов и не глядя по сторонам. Потом все вокруг начали шептаться, знакомиться, и Люся отвлеклась на новых подружек, а про учительницу и вовсе забыла.
Чуть позже классы выстроились на спортплощадке большими ровными квадратами, как солдаты на параде. По бокам лепились взволнованные родители. Время от времени они принимались фотографировать любимое чадо, делая ему знаки, чтобы оно лучше вписалось в кадр. Самые активные папы и мамы то и дело нарушали ряды, кидаясь к детям, чтобы что-то проверить и подправить. Новоиспеченные школьники возмущенно пищали, вырывались и делали серьезные лица.
По периметру квадратов прохаживались старшеклассники в пионерской форме с красными повязками дежурных. Они следили за порядком и помогали опоздавшим найти свой класс. В глазах их плескалось величие.
У каждого квадрата с угла стояли тетеньки в темных костюмах. Они держали в руках длинные палки с табличками: «1 А», «5 Б», «10 В». Тетеньки отгоняли особо рьяных родителей, призывали нарушителей соблюдать спокойствие, а иначе грозились открутить уши. Той самой эфирно-прекрасной Учительницы среди них точно не было. Ну, ничего: она наверняка прихорашивается, как и положено даме, и ждет их в классе.
Играла торжественная музыка, и над площадкой плыл, преодолевая ветер, начальственный бас: «Дорогие школьники… Товарищи… Поздравляю вас с началом… Мы вступаем… Обещаем не посрамить… Мы за мир… Так покажем же пример…» Голос словно говорил сам с собой, и никто особо не прислушивался.
Когда старшеклассник понес на плече первоклашку с колокольчиком, передние ряды подались вперед и загудели, пытаясь разглядеть получше. Музыка грянула громче, и колонны медленно двинулись к школе. Родители снова защелкали фотоаппаратами.
Люся посмотрела вокруг и увидела возле себя Наташку Волчкову из соседнего подъезда.
— Приветик! В одном классе будем. — Наташка подрагивала нижней губой и отчаянно бодрилась. Люся кивнула ей, перехватила букет покрепче и завертела головой, стараясь не пропустить учительницу.
— Ты уже видела нашу? Во-он, гляди! — Волчкова толкнула Люсю в бок. Люся споткнулась.
У крыльца под табличкой «1 Б» стояла невысокая толстая тетенька в зеленом платье в лиловые розочки. На широкой груди, между двумя лопастями воротника, располагалась большая круглая брошка, очень похожая на кнопку на животе у Карлсона. С трех шагов тетенька напоминала широкий диван на тонких полированных ножках. Ножки были обуты в бордовые войлочные тапочки на «манке».
Вид у тетеньки был румяный и воинственный. Короткие черные волосы стояли над макушкой жесткой щеткой. Под носом у тетеньки Люся с удивлением разглядела щеточку поменьше.
Увидев несмело приблизившихся Люсю и Наташку со товарищи, та провела рукой по короткому черному ежику и по-бобриному оскалила верхние зубы:
— Здравствуйте, ребята!
Ребята нестройно ответили.
— Меня зовут Татьяна Ивановна. Я ваша учительница. А это наша школа, — продолжала тетенька.
Не может быть! Учительница? А где же прекрасная дама?
Уже позже, на уроке мира, Люся никак не могла отделаться от ощущения, что Татьяна Ивановна ей кого-то напоминает. Казалось, что учительница что-то скрывает от всех и, как ряженый волк из сказки, вот-вот снимет маску и скажет: «Ага! А вы-то меня и не узнали!»
Первые два месяца класс усиленно осваивал букварь, прописи и устный счет, а Люся внимательно наблюдала за Татьяной Ивановной, выискивая в ней признаки Той Самой Учительницы. Образ Татьяны Ивановны легко дробился на мелкие части, но Прекрасная Дама пряталась где-то очень глубоко и показываться не желала.
В ходе наблюдения выяснилось, что кроме зеленого платья, которое, видимо, предназначалось для особых случаев, у учительницы имеется еще одно — бордовое, из плотной, почти пальтовой ткани. Поверх него в холодные дни предполагалась толстая вязаная кофта цвета какао — с такими большими пуговицами, что Люсе хотелось разложить в них печенье, как в блюдца.
Задумавшись, Татьяна Ивановна по-мужски коротко и точно проводила пятерней по волосам ото лба к затылку и обратно, а затем «рогаткой» из большого и указательного пальцев поглаживала щеточку над верхней губой. Затем, если никто не отвлекал, Татьяна Ивановна повторяла эти движения по нескольку раз. Люся как-то насчитала восемь таких циклов. Будь на месте учительницы Люсина бабушка, она бы уже вся перепачкалась в помаде, но Татьяна Ивановна косметикой не пользовалась.
В начале второй четверти весь первый «Б» приняли в октябрята. По этому случаю в класс вызвали фотографа. Это было первое общее фото, и почти все на нем выглядели испуганно. В центре композиции восседала Татьяна Ивановна в своей любимой кофте «с блюдцами». Когда Люся получила свой экземпляр, домашние сбежались посмотреть и устроили шумное обсуждение. Разглядев Татьяну Ивановну, мама поперхнулась, а папа весело гаркнул:
— Ух ты, а это что за мужик тут с вами?!
* * *
В середине ноября Люся умудрилась схлопотать три двойки по математике. С прописями она справлялась, по чтению была первой в классе, а вот математика давалась ей с трудом.
Татьяна Ивановна велела ей подойти на перемене и, полистав классный журнал, задумчиво взъерошила щетку на голове. Люсю осенило: так вот на кого она похожа! Это ж вылитый сосед дядя Гена с автобазы! Он точно так же проводит рукой по затылку, когда играет в домино с мужиками во дворе. И усы у него так же топорщатся! Люся хихикнула.
Татьяна Ивановна сердито дернула плечом.
— Как не стыдно, Петрова! В двоечницы уже скатилась, а все хихикаешь. Вот оставлю тебя после уроков примеры решать — будешь знать. И без родителей не приходи! Поговорить с ними хочу.
Вместе с Люсей решать примеры оставили второгодника Серегу Сошникова. Татьяна Ивановна раздала им обоим листочки и вышла. Серега уселся позади Люси и принялся сопеть и пыхтеть, пытаясь справиться с заданием. Когда Люся кое-как одолела третий пример из десяти, сопение прекратилось, а Сошников больно ткнул ей между лопаток и сказал:
— Слышь, Петрова, ручка есть? Моя не пишет че-то. Закончилась, видать.
Пока Люся рылась в портфеле, Серега от скуки несколько раз сильно встряхнул свою «закончившуюся» ручку, и та щедро плюнула пастой прямо на стену, на пол и на стол Татьяны Ивановны. Когда та вернулась в класс, Люся и Серега были перемазаны в чернилах, ручка лежала на парте в синей лужице, а на полу и на стене красовались живописные разводы. Тряпку никто намочить не догадался.
— Это что такое? Чем вы тут занимались? Оставить нельзя на пять минут! — бушевала учительница.
— А мы что? А мы ничего! Ручка просто… Ну… Эт-самое, — забубнил привыкший оправдываться Сошников. Люся пристыженно молчала.
— Так, все с вами ясно! Сейчас берете тряпки и моете весь класс! Через полчаса приду — проверю!
Люся хотела было подать пример лодырю Сошникову, как надо мыть полы, но тот ее опередил: оказалось, что мать у него — уборщица, и он уже давно ей помогает по вечерам. Пока Люся оттирала губкой испачканную стену, Серега, ловко обернув швабру ветошкой, помыл пол во всем классе, дошел до стола учительницы и зашуршал под ним. На обратном пути он зацепил головой выдвижной ящик и рассыпал по мокрому полу все содержимое.
— А-а-уу, — взвыл Серега, потирая затылок.
— Сошников, ты совсем дурак, что ли? — Люся кинулась ему на помощь. — Сейчас нам еще больше попадет, если мы ящик сломаем!
Но ящик не пострадал. Отклеивая мокрые листочки от пола, Люся и Серега сложили обратно все рассыпанное, а потом поправили и задвинули подальше лежавшую под столом стопку газет, на которой аккуратным крупным почерком Татьяны Ивановны было написано «Макалатура».
И тут в углу ящика Люся заметила цветную фотографию.
— Серега, смотри, что это? — Люся схватилась за уголок.
С фотографии улыбалась Татьяна Ивановна в оранжевом сарафане с синим лаковым поясом. Жесткие волосы скрывала панама с широкими полями. Одной рукой учительница обнимала чернявого краснощекого подростка, а в другой держала маленького лохматого пуделя с высунутым языком. Рядом с Татьяной Ивановной, сверкая золотыми зубами, стоял тот самый дядя Гена с автобазы! На обороте фото было написано:
«Гриша, Гена и Сашок. Июль 1983».
— Гриша… — пробормотал Сошников. — Это внук ее. Его я знаю.
— А вот сосед наш, точно он! — перебила Люся.
Серега почесал в затылке.
— Мужик этот на «Волге» сюда заезжал. Наша ему в окно машет, а он ей на весь двор: «Сестренка, привет!» Сестренка, хы… Вот мы ржали с пацанами!
Сходство между учительницей и ее братом было разительное. Казалось, натяни пузатый дядя Гена на себя зеленое платье в розочку, и люди вокруг не сразу заметят подмену. Бывает же такое! Люся покачала головой.
— Так, я не понял, а кто Сашок-то? Эта шавка, что ли? — хмыкнул Сошников.
Люся не ответила. На фотографии Татьяна Ивановна была другая — задорная, совсем не строгая, какая-то… молодая! И улыбалась совсем иначе.
* * *
Ближе к Новому году Татьяна Ивановна объявила, что их класс будет участвовать в праздничном утреннике для учителей и родителей.
— Будем читать стихи! — сказала она, а на следующий день принесла три листа с четверостишиями и распределила их на всех. Начались репетиции. Каждый должен был выучить свою часть и запомнить, после кого он выступает.
Сошников по секрету сообщил Люсе (а ему сказал сам Гриша!), что Татьяна Ивановна лично все эти стихи две ночи писала. Ничего себе! До этого Люся думала, что все знаменитые поэты уже умерли. Просто невероятно!
Вечером она спросила у мамы:
— А чтобы быть поэтом, нужно долго учиться?
— Ты хочешь быть поэтом? — заинтересовалась мама. Люся рассказала про утренник и прочитала два четверостишия, которые ей достались:
Мы октябрята-молодцы,
Новый год приходит к нам.
Вам подарки принесли,
Отдадим их вам.
Октябрятам пионер —
Пламенный пример.
Макалатуру всю собрал,
Шагает он в размер!
Родители прыснули. Бабушка вытаращила глаза. Дедушка уронил ложечку в чай и закашлялся.
Вытирая слезы, папа пробормотал:
— Макалатуру всю собрал, свой жует эклер!
— Едет на пленэр! — подхватила мама.
Готовиться к утреннику после этого было очень трудно: домашние, шикая друг на друга, каждый вечер упражнялись в рифмах, и Люсе все время лезли в голову новые варианты.
* * *
Наступил день праздника. Люся отчаянно потела, стоя за занавесом и дожидаясь своей очереди. Новый кружевной воротничок платья сильно колол шею, а крылышки фартука сползали то с одного, то с другого плеча. Больше всего Люся боялась выдать не ту рифму: за две недели их накопилось изрядно. Родители сидели во втором ряду и корчили рожи, как школьники.
Но все прошло хорошо. В нужный момент Люся сильно зажмурила глаза, и коварные пленэр с эклером не вырвались на свободу. Теперь можно было перевести дух и спокойно досмотреть концерт. Люся спустилась в зал и уселась рядом с родителями. С танцевальным номером выступил 5 «В», а музычка Вера Ивановна сыграла на аккордеоне «Синий платочек»: школа провожала на пенсию старенького завхоза.
Потом на сцену поднялась старшая пионервожатая Леночка Красько.
— Уважаемые педагоги! Товарищи родители! Дорогие ребята! — звонко начала она. — Поздравляем вас с наступающим Новым годом! Желаем вам отличной учебы и успехов в труде! В заключение нашей программы — музыкальный номер-сюрприз!
Все зашушукались. Музычка переместилась к фортепиано. Открылся пыльный бархатный занавес, а за ним оказалась зеркальная стена, увешанная бумажными снежинками и серебряным дождиком.
Раздались первые аккорды, и на сцену выпорхнула дама в струящемся серебристом одеянии, карнавальной маске и маленькой кокетливой шапочке шлемиком. Сверху на шапочке покачивалось синее перо.
Дама легко переместилась к самому краю сцены, встала вполоборота, и Люся ахнула: из-под края серебристого балахона выглядывали малиновые атласные туфельки на маленьком рюмочном каблучке.
— Я вам песенку спою про пять минут,
Эту песенку мою пускай поют…
По Люсиной спине побежали мурашки. Покачиваясь в такт музыке, певица повела плечами, вздернула подбородок и двинулась по сцене, приплясывая и меняя направление на каждом куплете. Голос ее легко взлетал над слушателями, кружил бумажные снежинки, нежно покачивал шары на елке. Зал хлопал в такт. Кто-то подпевал, все улыбались. От официального настроя не осталось и следа.
— С Новым годом, с но-овым счастьем! — На последней ноте певица топнула туфелькой, ловко извлекла из складок платья серебряную палочку, взмахнула — и с обеих сторон на сцену ударил дождь из конфетти. Фея! Самая настоящая! Люся затаила дыхание.
— С наступающим вас Новым годом, товарищи! — сказал со сцены знакомый голос. Зал зааплодировал. Дама приветливо оскалилась и поклонилась. Потом провела рукой по макушке и сняла маленькую серебристую шапочку, из-под которой появился жесткий черный бобрик.
Ольга Славникова:
«У Виктории Шмелевой богатая образная память, особенно детская. Писать про детей для взрослых — трудно, но в этом рассказе все получилось».