Ф

Фантастика: мнение авторов. Уна Харт, Екатерина Звонцова, Александра Яковлева

Время на прочтение: 8 мин.

В сознании многих читателей фантастика и фэнтези стоят на второй или даже третьей ступени после так называемой «большой литературы». Писателям, позиционирующим себя как фантасты, не дают Нобелевскую премию (возможно, поэтому к Кадзуо Исигуро этот ярлык так и не прицепился), а молодые авторы уверены, что через жанровую литературу зайти в издательский мир намного легче.

Так ли это? Зачем авторы переходят в социальную прозу и отбрасывают волшебные элементы? И почему, наконец, на российском рынке так много фэнтези и мало современной фантастики? Об этом и многом другом мы поговорили с тремя писательницами: Уной Харт, Екатериной Звонцовой и Александрой Яковлевой.

Уна Харт (Анастасия Максимова): «Общественное внимание сейчас сконцентрировано в области внежанровой нишевой литературы»

Автор романов «Когда запоют мертвецы», «Хозяйка Шварцвальда» и «Дети в гараже моего папы», литературный агент, литературный ментор, лектор CWS и проекта «Синхронизация».

У вас только что вышла книга, далекая от фантастики, но с элементами «тру-крайма». Можно ли по-прежнему называть вас автором фэнтези, или вы хотите сменить амплуа? 

— Для начала важно сказать, что «Дети в гараже моего папы» — это социальная проза с элементами психологического триллера, не тру-крайм, потому что тру-крайм это в первую очередь документалистика. Вся история вымышленная. Я компилировала в книге элементы реальных историй, но не пересказывала конкретный сюжет о серийном убийце.

Конечно, меня можно называть автором фэнтези, потому что да, я писала фэнтези, и мне не стыдно ни за одну из изданных мной книг. Я отношусь к ним с большой теплотой.

Насколько сложен переход из жанра в жанр? А переход из издательства в издательство

— Начну с конца. Из издательство в издательство я перешла довольно мягко, во многом потому что «Дети в гараже моего папы» не подходили в портфель Киры Фроловой, у которой выходили мои предыдущие книги, потому что она не работает с реализмом.

Что касается перехода из жанра в жанр, то это просто новый этап. Меня давно туда тянуло, и долгое время я ощущала, что сижу на двух стульях. Мои тексты могут показаться слишком сложными для фэнтези, но не все еще попадают под определение интеллектуальной прозы.

Я вижу, что общественное внимание сейчас сконцентрировано в области внежанровой нишевой литературы, так называемой большой литературы. Несмотря на то, что тиражи в социальной прозе намного меньше, чем в жанровой, «продвинуть» свою книгу там гораздо проще. Это парадоксальная ситуация, но так уж сложилось: большая часть инфлюэнсеров сосредоточены на БолЛите, большая часть международных литературных агентов тоже интересуются именно ей.

А что с фантастикой? Будете ли дальше с ней работать?

— Я взяла отпуск от писательства. Пока не понимаю, чего хочу и куда мне идти. Сейчас я больше чувствую себя человеком, чья задача — помочь другим рассказать свои истории и донести их до читателей, поэтому я сосредоточилась на работе писательским ментором. Этот кризис оказался довольно затяжным, и «Дети в гараже моего папы» были внезапным скачком из него, но пока я затаилась. 

Есть ли в современной литературе темы, которые, как вам кажется, уже приелись, и их лучше обходить?

— Все зависит от того, как это написано. Ты можешь обыграть любую банальнейшую тему, если у тебя чудесный слог. Но мне кажется, в 2024 году издательства будут отходить от оголенно-травмированного бессюжетного автофикшна и возвращаться к рамочным композиционным конструкциям. А издатели фэнтези будут жадно искать новые неизбитые сюжеты. Предчувствую, что в фэнтези пойдет на убыль азиатщина, например, а антиутопии, наоборот, взлетят.

О чем в первую очередь стоит подумать писателю, который только определяется, куда нести свою рукопись?

— Во-первых, о том, готов ли он долгие годы работать с этими людьми и с этими издательствами. Во-вторых — подумать, туда ли он отправляет рукопись. Потому что когда автор делает веерную рассылку по всем издательствам подряд, это выглядит печально. Поэтому мне кажется, что писателю в первую очередь стоит приложить усилие и определиться, с кем и над чем он будет работать дальше.

Екатерина Звонцова: «По состоянию фантастики почти всегда можно понять, что происходит в обществе и государстве»

Мультижанровая писательница, автор «Чудо, тайна и авторитет», «Причеши меня. Твой текст», «Серебряная клятва», редактор и художница.

Вы публикуетесь и редактируете книги в разных издательствах. Сложно ли сохранять этот баланс и не провоцировать у коллег профессиональную ревность?

— Мне комфортно работать с разными коллегами, а им со мной, потому что моя «проектная распыленность» такая… чисто практическая. Я пишу разные тексты, которые вряд ли решился бы все сразу взять под крыло один издатель. Актуальная проза на острые темы, фэнтези взрослое и молодежное, исторические романы, мистика, немного миддлгрейда… Мои издатели ― деловые люди, большинство отлично понимает, чего от меня нужно, а чего нет, что они смогут продать, а что пусть лучше продаст кто-то другой. Так что мы прекрасно договариваемся. А в работе у нас просто все по графику. Коллеги уже знают: записываться на «ноготочки» ― на редактуру ― ко мне нужно за несколько месяцев, приходить с проектом, который сдается завтра, бессмысленно. 

Есть ли темы, которые, как вам кажется, уже приелись, и современным авторам вы бы не советовали за них браться?

— Все мы уникальны, и любую тему можно раскрыть свежо. Но нюансы, конечно, есть. Взять, например, жанр ретеллинга ― старого сюжета на новый лад. Он популярен, развивается бурно, но руки авторов часто тянутся к одним и тем же вещам: Золушке и Белоснежке, греческим мифам, артуриане и Холмсу. Если вам тоже хочется поработать с этими сюжетами, типажами, идеями и атмосферой, не страшно, см. первое предложение! Но вам будет действительно сложно не повториться. Так что, наверное, посоветую присматривать для ретеллингов сюжеты, за которые еще никто не брался.

Они есть и среди сказок (вот где ретеллинги «Красных башмачков», великих и ужасных?), и в истории (я написала ретеллинг событий Смуты в фэнтези-антураже, а вы напишите про 1812 год!), и в классике (все еще мечтаю о ретеллинге «Всадника без головы»!). А еще я бы посоветовала искать непопулярные подходы к выбору главных героев. Самый простой ― взять слабого или средненького, колеблющегося, ищущего себя героя и «развивать» его, протаскивая путем Кэмпбелла, конечно, хорош. Но что насчет сильных, уверенных, самодостаточных персонажей:  супергероев, авантюристов, влиятельных политиков? Таким ребятам сложнее найти действительно суровые и непреодолимые сюжетные испытания, ведь они, как правило, сформировавшиеся личности, знающие, чего хотят, и умеющие решать проблемы. А еще сложно не превратить их в Мэри Сью (Архетип персонажа, наделенный автором гипертрофированными, нереалистичными достоинствами, способностями, внешностью и везением — прим. ред.). Но тем интереснее! Мне таких типажей не хватает.

Почему, как вам кажется, на российском рынке сейчас много фэнтези-книг, но почти нет научной фантастики? Или я ошибаюсь?

— Фантастика ― ниша интересная. Такой барометр. По ее состоянию почти всегда можно понять, что там в обществе и государстве. Во-первых: фантастику, чтобы она развивалась, нужно регулярно «подкармливать» ― научными достижениями и их популяризацией. Сейчас достижения-то есть, в разных сферах, от космоса и оружия до киберпротезов, а вот популяризации маловато. Люди мало знают о научно-техническом прогрессе, авторы боятся лезть в эту фактуру. И, как следствие, нет книг. Более-менее доступная тема ― AI, она на слуху, люди могут посмотреть на нейросети, потрогать их лапкой, поэкспериментировать с ними ― и закономерно иногда пишут про это.

Во-вторых: фантастика ― жанр-тревожник. Она болезненно реагирует на политические, экологические и прочие потрясения. Сейчас мир трясет. Фантастика отзывается появлением «социальных» текстов, некоторым возвращением к антиутопическому и дистопическому дискурсам. Никто пока не понимает, к чему тряска приведет, и тексты тоже ― неуверенные. И немногочисленные. Но определенный сдвиг я уже вижу. Фантастика, в конце концов, всегда была про рефлексию страха будущего. Сейчас нам всем есть чего порефлексировать, и фэнтези-инструментов, как и инструментов чистого реализма, для этого уже мало.

А что сейчас волнует лично вас? Какие источники вдохновляют на работу? 

— Меня волнуют текущие события, скажу честно. Я тону в море противоречивой информации о нынешних геополитических конфликтах, пытаюсь ее анализировать и также обращаюсь к истории, ища там ответы, параллели, пространство для прогнозирования и надежду. Например, в последний год я обратилась к эпохе Бакумацу и реставрации Мейдзи. Страшный, сложный, но вдохновляющий период для Японии. И к истории США с удовольствием вернулась, это страна с очень сложным бэкграундом как на уровне вертикали власти, так и на уровне становления национальной идентичности. Много противоречий, много неотрефлексированных травм, и все это ― за фасадом внешнего благополучия и силы… Сложно. Есть над чем подумать.

Помимо книги «Причеши меня. Твой текст» у вас, кажется, нет текстов без магического элемента. Хотелось когда-нибудь попробовать себя в реалистической прозе?

— У меня есть пара текстов без магического элемента, но в текущих реалиях говорить о них, к сожалению, не стоит, там много тонкого льда. Реализм я люблю, может, что-то еще напишу, например, попробую себя в «чистом» детективе или таки создам роман о первых колонистах в Северной Америке, была у меня такая задумка. Но больше я люблю реализм магический, когда ужасы и чудеса тонко вплетаются в реалистическую повседневность и только читатель решает, верить в них или решить, что персонажу все чудится.

О чем в первую очередь стоит подумать писателю, который только определяется, куда нести свою рукопись?

— Первое: «Зачем мне это?». Если ты просто хочешь красивую книжку, полностью отвечающую твоему чувству прекрасного, и чтоб ее могли купить твои друзья ― хватит самиздата или ребят, работающих в формате «печать по требованию». Если тебе важны коммерческий успех и массовость, история другая; если премии и элитарность ― третья. А если «ну все же издаются, значит, и мне надо», то у меня плохие новости. Потому что второй важный вопрос: «Сколько сил я готов на это тратить?».

Издать книгу это, конечно, не как завести ребенка, но на питомца она вполне потянет. С книгой нужно будет работать на этапе издания, в отзывах ее будут порой ругать, ее нужно будет продвигать после выхода. Это много сил, эмоций, а часто и денег. Этот баланс вопросов ― «Зачем?» и «Сколько готов потратить» — важно отрегулировать как можно раньше, потому что через некоторое время вас настигнет вопрос «Итак, стал ли я счастливее с выходом книги? Что я получил-то? Получил ли?». И если ответы вас не порадуют, вам может быть очень тяжело идти дальше. Но если вы справились, добро пожаловать в издательский мир. В нем на самом деле хорошо, если знать, чего хочешь, и мыслить трезво, без розовых очков.

Александра Яковлева: «Мифология, фольклор — это один из главных источников, который питает современное фэнтези» 

Критик, писательница, автор романа «Иные», повестей, рассказов и сказок. 

В ваших текстах силен фольклорный мотив. Насколько важно знакомство с мифологией тех или иных народов для создания фэнтезийного текста?

— Мифология, фольклор — это вообще один из главных источников, который питает современное фэнтези. Конечно, можно написать фэнтезийный текст, не черпая из мифа осознанно. И даже в этом случае писатель, сформированный в определенной культуре, на определенных текстах, будет транслировать ту мифологию, которая ему близка, которая проросла в нем. Но можно это делать и сознательно. А можно деконструировать существующие мифы до каких-то тропов, паттернов, и на их основе выстроить уникальную мифологию для собственного мира. Что касается частных случаев — моих текстов и фольклорных мотивов разных народов — мне, с одной стороны, нравится использовать их как приправу, чтобы развлечь себя и читателя; с другой — с их помощью проникать в глубь психологии персонажей (тут они ничем не отличаются от настоящих людей), понимать их базис, их картину мира.

Как вы познакомились со сказками и легендами народов Севера? Было ли это самостоятельное чтение для «сбора материала»? Или они пришли к вам в пересказе старших родственников?

— Какие-то сказки и легенды изучала в университете на филфаке, но в основном это просто мое большое увлечение. Не скажу, что глубоко исследовательское и постоянное, но фольклор разных народов всегда меня цеплял, завораживал. Поэтому частенько нахожу для него место (иногда центральное) в своих текстах и тогда уже изучаю предметно. 

Какие источники вдохновляют на работу? Над чем работаете прямо сейчас?

— Сложно рассказывать, над чем работаешь, когда работа только началась. Скажу только, что это переосмысление моего рассказа «Дочери Синей Бороды» (он однажды попал в шорт-лист «Пашни»), довольно серьезное переосмысление. Потому что реалии с тех пор изменились, и теперь историю не получится рассказать так, как она задумывалась изначально. Всю осень я занималась ресерчем для этого нового антиутопического текста о женщинах — бесспорно сильных и искусных, хоть пока и не чуящих своей силы. Читала «Тысячеликую героиню» Марии Татар, «Нить истории» Пострел, «Швею с Сардинии» Бьянки Питцорно, эссе Урсулы Ле Гуин, сейчас дочитываю ее «Лавинию». Возможно, по этому набору книг можно догадаться об особых способностях моих героинь. Также вдохновляют и древние мифы, и остросоциальная современность, и музыка, и картинки с «Пинтереста» — все идет в котел.

Но настоящими источниками вдохновения, без которых невозможно ничего, стали мои подруги: видя, как причудливо вьются их жизненные пути, как они сплетаются и расплетаются, какой новый узор реальности складывают они своими в сущности небольшими действиями, я не могу не восторгаться тем, как это сильно, стильно и талантливо. Быть заодно с такими женщинами для меня большое счастье.

Про «Иных». Насколько сложно писателю работать по заказу? Где найти простор для творчества?

— Пока мой скромный опыт работы на заказ довольно приятный. Я не воспринимаю поставленные передо мной задачи как рамки и ограничения. Для меня это удобные опоры, от которых можно оттолкнуться. И это не тот случай, когда ты с текстом один на один. С тобой целая команда, к которой можно прийти за помощью, советом или стимулом. В моем случае эта команда все же давала мне довольно много свободы, так что простора для творчества было достаточно. Ну а даже если его не очень много (условия бывают разные), всегда можно сделать упор на качество текста. Подобрать то самое слово или тот самый образ — задачка, требующая порой немалых творческих усилий.

Есть ли у фантастики ограничения? Или писатель может создавать любой мир, не объясняя, почему в нем не работают законы физики, например?

— Не считаю, что фантастику — да и вообще фантазию автора в целом — нужно специально как-то ограничивать. На мой взгляд, те ограничения, которые существуют в фантастике, всегда лежат где-то в области коммуникации между текстом и читателем. Если мы представим любой текст как код (а по сути так оно и есть), то автор будет его шифровщиком, читатель — дешифровщиком, у которого есть ключи. То есть фантастический текст может быть сколь угодно странным, абсурдным, фонтанирующим авторским видением — если находятся читатели, понимающие его, все отлично. И даже такие тексты кое-что держит. Это внутренняя логика. В них могут не соблюдаться привычные нам законы физики, но будут существовать свои законы — альтернативной физики или магии, на которых стоит этот авторский мир. Так уж устроено человеческое мышление. Если внутренняя логика, законы, причинно-следственные связи не соблюдаются, мир просто рассыпется.