Мы свернули на просёлочную дорогу. Вика смело несётся по кочкам, джип раскачивается, словно лодка, попавшая в шторм. За машиной вьётся облако золотой пыли. Внутри прохладно — кондиционер работает на полную. Однако смотреть вперёд без тёмных очков невозможно — прямо по курсу дрожит злое полуденное солнце. Уже несколько дней подряд оно одно властвует на июльском небе, не позволяя облакам заслонять себя.
Выпрыгивая из выжженных полей, в стёкла тычутся оводы. Они напоминают мне Викиных парней, которые всегда надоедливо за ней увивались. Ждали у подъезда, знакомились в кафе, магазинах, на заправках. Впрочем, ей это всегда нравилось — даже когда едет за рулём, она замечает не только дорожные знаки, но и заинтересованные взгляды из проносящихся мимо машин. В ответ она дарит легкую белоснежную улыбку — у неё их много — а потом выпускает в окно дым и стряхивает длинным ногтем пепел с тонкой ароматической сигареты. Выкрашенные в блонд волосы развеваются на ветру.
Мы порой не видимся по несколько месяцев, а сегодня решили вместе поехать к Викиным друзьям на дачу — искупаться в бассейне в жаркий день. Едем к некоему Гоше — она знает его давно. Въезжаем в коттеджный посёлок, крыши особняков выглядывают из-за двухметровых кирпичных заборов. Гоша встречает нас у ворот одного из них. Горбатый армянский нос, улыбка с идеально ровными для его возраста зубами, глаза ребенка, который устал от игрушек, но всё же чего-то ждёт. Рядом — некрасивый мужчина, тоже давно за сорок, лицо ничего не выражает, маленькие глаза, изуродованные уши. Это Рафик. Минуя клетку с похожим на медведя псом, который волочит туда-сюда гремящую цепь и с ненавистью скалится на нас с Викой, проходим на веранду, к длинному дубовому столу.
Так много еды, что кажется, будто я попала на свадьбу. Рафик торжественно снимает с мангала ароматные, дымящиеся шашлыки из свинины, баранины, курицы. К ним в вазочках с восточным орнаментом — аджика, ткемали, белый соус. Букеты зелени. Лаваш. «Рафик сам печёт». Огромные мясистые плоды «бычьих сердец» нарезаны крупными дольками. Трехэтажная, как особняк, ваза с фруктами: гроздья винограда ниспадают на бордовые, лаковые ягоды черешни и прозрачные кружки сицилийского апельсина. Соленья, нарезки. Вино. Гоша одобрительно смотрит на этот искусно выложенный Рафиком натюрморт, потом зовет нас в кусты — там выросла ежевика размером почти с палец. С гордостью, как всякий радивый хозяин, срывает с куста чёрные ягоды, протягивает: «Смотрите, какая выросла!». Потом важно идёт к вольерам, откуда раздается удивленное «ко-ко-ко», достаёт загаженные, в перьях яйца, складывает в корзинку и тоже вручает нам.
Потом мы едим в тени виноградных листьев. Пьём гранатовый сок. «Вино я не буду», — отрезает Вика. «А что так? Остались бы здесь. Места много». «В другой раз — сегодня есть ещё дела». «Я так не играю. Где вы такое вино ещё попробуете?» Вика неумолима. Рафик наливает Гоше и себе. Мне скучно от медленных рассудительных речей, я беру кастрюлю и отбиваю по ней шампурами арабский ритм. Гоша радуется, просит ещё, встаёт, задорно потряхивает плечами, и кажется, что он давно не веселился.
«А вы ещё не были внутри, пойдёмте покажу, недавно ремонт доделал». Гоша водит нас по комнатам, и мы качаем головами, выказывая приличный случаю восторг. Непонятно, для кого столько спален с парчовыми обоями и кроватями под балдахинами. Ковры. Камины. Тяжёлые люстры. Кресла-качалки. Письменные столы, за которыми никто никогда ничего не писал. Комнаты напоминают гостиничные номера дорогого отеля в каком-нибудь Адлере.
Зайдя в очередную спальню, понимаю, что Вика с Гошей где-то остались. Хочу вернуться, но Рафик тянет меня дальше: «Сейчас они придут. Пойдём, покажу балкон». Идём по второму этажу, потом по третьему, возвращаемся с другой стороны на веранду. Вики с Гошей ещё нет. «Где они?» «Ну что ты как маленькая». «Мне надо видеть Вику». «Сейчас придут», — повторяет и смотрит своими маленькими глазками. Звоню — не отвечает. Рафик недовольно зыркает. Резко встаю и прохожу коридор насквозь — там мелькнула тень. Стою возле открытой двери на другую сторону дома. Вика плавно перемещается вокруг нового лексуса. Гоша пытается её приобнять или хотя бы коснуться, но не может — она все время выскальзывает, как облако, которое нельзя поймать.
Через пару минут возвращаются. «Что там с бассейном? — спрашивает Вика. — Мы искупаться хотели». Хотя мне купаться уже не хочется. «Да насос что-то забарахлил, не получилось сегодня воды набрать», — вздыхает Гоша. «Ну я планировала в свой единственный выходной поплавать и позагорать. Тогда надо срочно на озеро», — важно заявляет Вика, и мы начинаем прощаться.
Гоша с лицом обиженного ребёнка неохотно ведёт нас к воротам. Пёс лает, как бешеный, скалит жёлтые зубы. Гоша останавливается: «Босс, ну хватит тебе. Что ты лаешь — свои. Хороший пёс. Алабай, охранный. Я как-то захотел проверить его, молодой он ещё был, а у нас тут таджики работали в посёлке. Я ему — фас, он как рванул, таджика повалил, в клочья ногу ему. Думал, совсем разорвёт, но оттащили. Зато с хозяином ласковый». Гоша вошёл в клетку, и пёс, виляя хвостом, подполз к его ногам. «Мясо сырое ест, Рафик, подай ведро». Тот послушно протянул. Гоша вынул огромную телячью голень и протянул псу. Тот схватил зубами и ушёл в угол клетки.
Мы снова летим по шоссе. Наша цель — карьеры. Вика, как обычно, громко включила электронную музыку, под которую она отжигает в клубах. Мы с ней не сходимся во вкусах — я никогда бы не поставила такое. На правой руке, рядом с обручальном кольцом, замечаю новое, с ослепительным бриллиантом. «Откуда?» Вика отмахивается: «Гоша подарил». «Ты с ним спишь?» «С ума сошла?» Я знаю — не спит. «А с какого фига такие подарки принимаешь?» «Ну он захотел подарить и подарил. Если человеку приятно делать подарки, пусть делает». Мне нечего возразить. И незачем. «Можно ли судить Вику?» — возникает в моей голове вопрос, и я смотрю на небо в поисках ответа. На нём появились облака и, кажется, Вика играет с ними в догонялки. Можно ли судить облака?
С Викой легко и весело. Хотя у нас нет общих интересов, есть что-то такое, что связывает нас. Просто Вика — моя сестра.