— Опустите жетоны в приёмник и нажмите кнопку «Старт», — царапает механический голос.
— Да знаю я. — Три жёлтых жетона звонко исчезают в прорези на панели стиралки.
— Цикл займёт пятьдесят девять минут. — Почти час покоя.
Где-то в стене жужжит вентиль, вода струится в барабан. Я сажусь на одно из сидений у стены напротив. Глазастые стиралки и подслеповатые сушилки пялятся на меня. И пусть — главное, что молчат.
«Вечером в воскресенье люди сидят по домам или зависают с друзьями. Тусить в прачечной самообслуживания — убого», — смеётся Вика в моей голове. Зачем я ей рассказал? Думал, поймёт.
Мне здесь нравится. Тепло, чисто и тихо. Дома так бывает, только когда Слава на сутках. Сегодня у него выходной.
Стиралка шумит, как море. Я не знаю, как шумит море на самом деле — только в записи слышал. Но если закрыть глаза и представить, что сидишь на берегу…
— Бля! — Вздрагиваю и открываю глаза. Кислотно-зелёные стены бросаются на меня со всех сторон — к этому мерзкому цвету нельзя привыкнуть. Всё здесь сделано так, чтобы посетители не задерживались.
У стиралок, спиной ко мне, стоит парень в красной куртке. Одной рукой опирается на машинку. Его штормит.
— Слышь, — не отпуская машинку, он оборачивается, — чё-как тут, а?
Это Чумной из параллельного класса. На куртке и джинсах темнеют пятна и кусочки чего-то, напоминающего оливье.
— Я тя знаю, ты в «бэ», ага? — Он икает и морщится. — Поможешь, бро? В этой фигне не разбираюсь. — И со всей дури лупит по панели стиралки кулаком.
— Эй, ты чего? — Смотрю на камеру над выходом. Охранником тут старый дед, вечно кемарит в каморке на первом этаже. Свалить от него по пожарной лестнице не проблема.
Но в машинке мои единственные приличные джинсы и почти новая худи.
— Угомонись, ну! Тут камера! — Подскакиваю к Чумному, хватаю его за руку и попадаю в душное облако вони: блевотина вперемешку с перегаром. К горлу поднимается то, что осталось от обугленной яичницы на завтрак — почти ничего и мерзкая горечь. Чумной тупо улыбается, снова икает. — Только не блюй, у меня денег на вторую стирку нет.
— Лады… — обещает он. Верится с трудом. — По-поможешь?
— Куртка и джинсы — рублей пятьсот, с сушкой. Деньги есть?
Мотает головой:
— Карта.
— Тут только наличкой. Банкомат слева от входа, в углу.
Чумной кивает. Расстёгивает куртку, достаёт из-за пазухи потёртую сберовскую карту, суёт мне в руки.
— Пин… шесть один семь девять.
— Ты дурак, что ли?
Чумной не отвечает — отлепляется от машинки, делает шаг и валится на сиденья уже с закрытыми глазами. Я смотрю на камеру, потом подхватываю с пола пластиковую урну и ставлю рядом с Чумным.
Банкомат выплёвывает купюры.
— Только не промахнись, — шепчу я, пока Чумной в прачечной извергает оливье.
Покупаю жетоны и капсулу для стирки. Отпинываю вонючую урну в дальний угол. Чумной стонет и просит воды.
— Нормально ведь всё было… — Покупаю в автомате минералку на свою последнюю сотню.
— Эй, Егор, — трясу Чумного за плечо. — Надо снять куртку.
— Угу. — Он моргает, начинает шевелиться. По ходу чутка протрезвел.
— Из карманов всё вытащи, — командую я. Чумной послушно выуживает из-за пазухи телефон и связку ключей с брелоком-ракушкой.
Я запихиваю его куртку в стиралку.
— Джинсы, может, не недо? Тебе же переодеться не во что.
— Н-надо, чувак. Без вариантов. — Он кое-как встаёт, расстёгивает ремень.
Пока я перекидываю свои шмотки из стиралки в сушилку, он всё возится.
— Чё за нахрен… — сопит Чумной, — застряла.
— Блин, да стащи ты их так. — Запускаю сушилку. Время на дисплее: сорок три минуты.
— Трусы зажевало, — жалуется Чумной. — Слышь, помоги.
— Твою же мать… — Надо было забирать мокрые вещи и валить! Время на дисплее: сорок две минуты.
Между верхними зубцами ширинки застряла чёрная ткань. Хватаюсь за язычок, тяну вверх, потом вниз. Руки вспотели, пальцы соскальзывают.
— Да блин! — Сажусь перед Чумным на корточки.
Сейчас охранник проснётся, глянет на монитор и вызовет ментов. Я больше никогда не смогу сюда прийти. А это единственная прачечная самообслуживания в нашем чёртовом городе! И мне здесь нравится. Несмотря на мерзкий цвет стен и голос автомата, царапающий барабанные перепонки.
— Давай уже, ну! — Дёргаю язычок изо всех сил, и застёжка, наконец, поддаётся. — Есть!
— Фу, педики!
Живот скручивает. Так же болит, когда Слава смотрит на маму этим взглядом: хорошего не жди.
Я вскакиваю. Их трое, все из нашей параллели: Стас, Лекс и Боров. По спине градинами катится пот. Куда я затолкал чёртову урну? Сейчас выблюю все внутренности.
— Это чё, Чумной с Ушлёпком? — хрюкает Боров; вечно он с тупыми вопросами, ответы на которые максимально очевидны.
Лекс просто ржёт, аж пополам согнулся. А вот Стас из них самый смышлёный — с гадкой улыбочкой наводит на меня смартфон. Чумной развернулся и светит трусами прямо в камеру.
— Удачно Лекс денег подснять решил. — Боров, наконец, догнал и ржёт на пару с Лексом.
— Завтра это увидит вся школа, голубки, — сладко тянет Стас. — Но мне лично подробности не нужны, так что заканчивайте свои грязные делишки без нас. — Он убирает телефон, гадливо морщится. Хрюкающе-ржущая троица сваливает, топая ботинками.
Я плюхаюсь на сиденье, зажмуриваюсь. Хочется орать. Моя жизнь и так не сахар, а завтра начнётся настоящий ад.
— Слышь, как включить, а? — Чумной в трусах и носках стоит возле стиралки. Когда он успел разуться и снять джинсы?
— У тебя мозгов совсем не осталось, все выблевал? Стас на телефон снял, как я перед тобой на коленях стою. Нам жопа!
Чумной вздыхает и, пошатываясь, тыкает в кнопки на панели.
— Опустите жетоны в приёмник и нажмите кнопку «Старт», — царапается механический голос.
— А-а-а… — Чумной сгребает с сиденья жетоны, вставляет в прорезь и снова тычет в панель. Жужжит вентиль, вода струится в барабан.
Шум стиралок не похож на море. Совсем не похож.
— Слышь, — Чумной плюхается на соседнее сиденье, — вода осталась?
— Тебе реально плевать или не дошло ещё? Стас наверняка уже всей школе отправил, что тут наснимал.
Чумной пожимает плечами, нащупывает под сиденьем бутылку воды.
— А ты чё, много теряешь? Типа… друзей? Девушку? Или эту, как её, блин… репутацию? — Лыбится. Хочется съездить кулаком по его роже, но он прав: ничего у меня нет. — Зато, может, кликуху тебе новую придумают.
— Какую, блин? Педик из прачечной?
Чумной громко глотает остатки воды. Вытирает рот рукавом. Роняет голову на бок и принимается разглядывать меня. Я отворачиваюсь.
— Да любая лучше теперешней, — наконец резюмирует он.
Сушилка со щелчком открывает дверцу. Я подскакиваю, вынимаю одежду, сую в пакет.
— Слышь, спасибо, что помог, — говорит Чумной. — У мамки сердце, а я… ну, короче…
— Чумной, — подсказываю я. Он хмыкает. Я шагаю к выходу.
— Слышь, — зовёт Чумной. — Шумит как море, а?
Замираю на пороге. — Да. Похоже.