Сейтек уже не помнил, когда полюбил ночные вылазки с братом. Ночной город завораживал его своей мерцающей, потусторонней красотой — пустые улицы, зловещие тени, ослепляющий свет вывесок и фонарей, в котором все предметы кажутся бутафорскими. Ждать в машине было не в тягость: погружение в тишину и темноту, порой столь плотные, что он чувствовал их давление в ушах, вдохновляло, и он частенько набрасывал эскизы к следующей серии манги «Крадущиеся во тьме». Это был комикс о заказном убийце и его помощнике-братишке, существенно вдохновлённый просмотром «Леона» пару лет назад. Сейтек даже начал подражать главному герою в выборе одежды. Он купил на барахолке возле Ошского базара чёрную войлочную шапочку докера, очки с круглыми стёклышками цвета зелёного бутылочного стекла и носил их с любимой кожаной курткой. Увидев новый образ, брат фыркнул и начал звать его Нео каждый раз, когда напрягал по хозяйству: «Вынеси мусор, Нео» или «Ещё раз найду окурок возле гибискуса, оторву руки, Нео».
Когда рисовать не хотелось, Сейтек откидывал спинку сиденья, укладывался и размышлял, наслаждаясь темнотой. Последнее время все размышления так или иначе сводились к одному предмету: к Лоле. Лола сидела перед ним на математике и была почти единственной, кто разговаривал с ним в школе. Также она была обладательницей самый поразительных глаз, что он видел. Он всё пытался разглядеть их оттенок. Но тот ускользал, играя то синим, то зелёным в зависимости от времени дня, освещения и настроения девочки. Недавно Лола приглашала его на день рождения. Прощаясь, она поцеловала его в щёку. Он проигрывал это мгновение снова и снова в памяти настолько, что уже не знал: она действительно задержалась, словно собиралась что-то прошептать ему на ухо, или он это вообразил позже, сотню раз возвращаясь к этому моменту?
Из мыслей его выдернул стук в окно. Сейтек вздрогнул и выглянул наружу — за окном стоял брат и с перекошенным лицом что-то повторял ему.
— Я раз десять звонил, почему трубку не берёшь? — услышал Сейтек, когда опустил стекло. — Этот мужик весит центнер, я чуть не надорвался.
Спина мучала брата ещё с армейских времен, когда он неудачно выпрыгнул из вертолёта, вывихнув копчик и пару позвонков. Это же было главной причиной, почему он брал на работу младшего брата, когда предполагалось, что от тела нужно избавиться. К сожалению, большинство клиентов были мужчинами в возрасте и в теле: политики, мафиози, предприниматели, менты. «Жизнь у них паршивая, вот стресс и заедают чем попало», — бросил брат в ответ на вопрос, почему так часто приходится тягать жирных мужиков. Звучало это, словно брат считал, что делал одолжение, прерывая их страдания. Во что-то подобное он действительно верил. Он мог часами нудеть про энтропию Вселенной, неизбежность насилия, демократию, смертную казнь, каких-то санитаров, дятлов. Сейтек терял нить минуте на третьей, хотя не рисковал прерывать брата, когда на того накатывало философское настроение. Вот и сегодня он задремал, когда они загрузили тело в багажник, выехали на трассу и брат монотонным голосом забухтел о коварной природе человечества. Ему снились улыбающиеся глаза-хамелеоны.
Проснулся он от резкого толчка и скрежета тормозов — в них врезались сзади. Пока Сейтек протирал глаза, отстегивая ремень, брат с матами выскочил из машины. Вдруг брань резко прервалась, и Сейтек услышал глухой стук. Он выпрыгнул из двери и, забежав за машину, увидел, как на земле возле осколков фар и сколотого бампера брат лежит, прикрывая голову, а три темные фигуры с упоением пинают его в свете фар матового чёрного джипа, который вписался в заднее крыло их старенькой «Тойоты».
Позже Сейтек силился вспомнить моменты до выстрела. Вот — бежит к машине и роется на заднем сиденье. В ушах шумит кровь. Где-то вдалеке раздаются ритмичные удары, словно по пакету с ватой бьют молотком. Вслепую шарит в груде барахла на сиденье. Наконец, под сиденьем рука нащупывает холодную металлическую тяжесть, от которой по телу разливается спокойствие. И в следующий миг — тёмная фигура уже лежит на асфальте, и вокруг растекается кровь. Багровое пятно продолжало расползаться даже по краям темноты в глазах, когда он их зажмуривал.
Ещё чуть позже — он думал о Лоле. Что, если доживёт до утра, то обязательно признается ей в любви.
И наконец, когда свет заливал всё вокруг, хотя глаза его были закрыты, он вспоминал россыпь веснушек на её загорелой шее — так похожих на далёкое созвездие, чьего названия он не знал.