Красное
Поздним вечером у противоположного берега, где красный бакен, то есть правая сторона, если идти вниз по течению, бросил якорь рыбак на советском дюралевом катере. Все еще жара. Желтая с пунцовыми прожилками лампочка качается над ним.
У парапета беременная девушка в невесомом платье. Если бы не Клязьма и армяне, здесь было бы очень скучно, как во всех других новых районах и пригородах. Можно предположить, что городская скука и беременность как-то связаны. Среди армянских семей эта связь прослеживается четче. Рыбак, а также утки, чайки и бакен с ними девушке не интересны.
Садится самолет, как положено, с красным и зеленым огоньками на крыльях. Люди на набережной говорят о жаре. Обычно русский язык, плохой русский, как в плохом рэпе, недоступный для понимания армянский и немного узбекского. Знакомых нет.
Белое
Белый бакен далеко. Он качается над затопленным когда-то заливным лугом. Красный бакен еще дальше. За лугом текла Клязьма, а теперь над ней целое водохранилище, по которому проходят четырехпалубные теплоходы. Чаще пролетают небольшие дюралевые катера, еще чаще — дорогие яхты. Яхты красивые. И дорогие. Их много, дорогих и красивых яхт. Напротив стоит старая зеленая пристань. Зеленая от самой своей речной природы, а не потому что такая краска.
На мне новые красивые ботинки. Никак не научусь покупать вещи в интернет-магазинах. Хорошие, в общем, но лучше бы не покупал, но купил, и тоже хорошо.
Небо тоже белое, только над Лобней яблочно-розовое. Яблочно, да. Садится самолет, в это время в Шереметьево посадки (утром взлеты). Тоже спорное слово. Яблочные посадки. Это вот хорошо. Можно ли из слова «Лобня» собрать слово «яблоня»?
Армянские дети. Как будто на гулкие доски набережной высыпали ведро яблок твердого сорта Симиренко. Цмр-цнр-цкр…
Красное
Сидр по 64, как бы дешево. Платеж прошел, да, спасибо, вам спасибо, чек не надо, конечно… Вернемся на набережную. Что там с нашей, так сказать, политикой? Лучше смотреть на самолеты или на лодки, но есть еще непрерывный рабочий чат. Журналисты, эксперты, аналитики…
Ботинки все же дурацкие. Жмут в тех местах, где вообще не должны жать. Вот и вся наша политика.
Вот она, на яхтах, наша политика. И в самолетах на первых местах.
Загорелись фонари на бакенах. Раньше, у бабушки на Оке, мы воровали их с лодок и кое-как устанавливали на велосипеды. Плохие фонари, made in ussr. Тяжелые, неудобные, слепые. Вспомнишь детство, и вот опять «воровали».
Белое
На белом бакене зеленый фонарь, а на красном — красный. «Здесь дорогие квартиры, как в Москве», — говорит какой-то молодой муж соответствующе молодой жене. До конца променада им шагов триста пятьдесят. Дальше, за туями и, главное, забором, свадьба в армянском ресторане, русская. Но там, кажется, у всех уже есть квартиры, и слава богу.
Ресторан гремит музыкой, но все равно как-то тихо вокруг. Молчат утки. Садится самолет, его не слышно.
Так же неслышно внизу, под многими метрами воды из канала, течет себе маленькая Клязьма. Она движется слева направо, а течение водохранилища — справа налево. Не могу понять, нечто противоестественное. Но, видимо, так может быть, если позволяет инженерная мысль.
На лавочке русские школьницы обсуждают что-то такое, не очень интимное, но все же несколько будуарное. Кажется, одну из них мать не выпустила из дома полуголой, несмотря на жару. Обе смеются над этим. Армянские школьницы давно дома, мусульманские всегда одеваются, как им полагается. Их тоже нет на набережной, да и не было.
Остались русские взрослые и спящие на их руках младенцы. К берегу плывут две утки. Вокруг одной семь утят, вокруг другой два.
Красное
Это означает, что одна потеряла одного утенка, а вторая шестерых. Помню их, в конце мая плавали здесь совсем маленькие. Утят часто съедают крысы. Обычные крысы, не ондатры, они плавают не хуже ондатр, которых называют водяными крысами.
Проходит теплоход «Лебединое озеро». Надо же так назвать судно. Почему-то вспоминается, как тихо убрали расстрелянный троллейбус из музея современной России, оставили публике клоунский броневик и косолапую пушку. Где-то под эстакадой у Шоссе энтузиастов и сгнил этот славный троллейбус. Впрочем, это не имеет отношения к набережной над Клязьминским водохранилищем. Это, так сказать, наблюдение за внутренним пейзажем.
«Целуются все!» — кричит за туями тамада. Судя по музыке, жениху и невесте около тридцати лет. «Звери», старый «Мумий Тролль» и «Руки Вверх». Самое хорошее русское поколение, не имеющее никакого значения из-за своей малочисленности. Его уничтожат ОМОН и вера моего поколения в государственную пенсию.
Садится никому не интересный самолет. Огонек зеленый, огонек красный. Можно сказать, что садящийся самолет тоже часть внутреннего пейзажа, например, одиноко сидящего на набережной человека.
Белое
Сидр по 64, спасибо, чек не надо. Темнеет, и нет уже ни беременной девушки, ни будуарных старшеклассниц. Слева направо проходит теплоход «Тимирязев». Похож на движущуюся пятиэтажную хрущевку. По-своему неплохие дома, всегда теплые, хотя теплоход все же лучше. Он импортный, наверно, чешский, в этом дело.
Небольшая стайка лодок и маленьких яхт. Они возвращаются с Икшинского и Пироговского водохранилищ, где просторнее. Ни одной баржи за вечер. Суббота. Уже скоро воскресенье.
Красное
Музыка в ресторане окончательно сваливается в «Ленинград». Наблюдение за судами и самолетами все больше превращается в малоприятное созерцание внутреннего пейзажа.
Можно сходить в магазин и опять сказать этому татарскому мальчику, что чек не нужен. Мальчик едва не погиб от героина в Алтуфьево, так что теперь живет здесь с мамой, в соседней квартире. Здесь все же скучнее и лучше, наверно. Вообще татары как-то умеют жить чуть приличнее, чем остальные, со всеми их трудностями. Но можно и не ходить в магазин.
Справа налево проходит двухпалубный теплоход «Родная Русь». Тот же проект, что и «Булгария», и да сама Булгария — то же, что родная Русь, только для татар и чувашей.
Внешний и внутренний пейзажи сливаются в бессюжетном коллаже.
Белое
Армянский старик то появляется, то пропадает в темноте. Он поливает цветы и газон у маленького магазина, где работает продавщицей его жена. У нее можно купить трехлитровую банку с вареными раками или банку виноградных листьев.
У воды из шланга холодный запах утренних цветов. Июньское небо в Москве никак не может стать черным.