В жизни бывает так, что одним достается все, а другим — только шапка.
Все досталось Наташке с пятого этажа. Ей достались ямочки на щеках, светлые длинные волосы, ноги ровные, как карандаши в пенале, снежный шар с Москвой внутри и настоящая шуба из леопарда.
А у меня было острое лицо без всяких ямочек, коленки у меня не соединялись, колготы на них пузырились, волосы лохматые, потому что папа решил постричь меня налысо, когда в группе были вши. Постричь оказалось быстрее, чем отрастить, поэтому ложиться волосы не соглашались даже в шапке.
Шапку мне прислала тетя Люся из Горького. Шапка была серая и с длинными ушами.
Уши, похожие на заячьи, начинались от моих ушей и спускались вниз, такие длинные, что лежали у меня на груди. И звали их Олег и Алена.
Олег и Алена то дрались, то мирились, с ними нескучно было даже в очереди. Они бесились и прятались, но потом их можно было сцепить под подбородком на пуговицу с резинкой и они смирно сидели вместе.
Ни у кого во дворе не было тети Люси из Горького и такой полезной шапки.
Но когда приходила Наташка в шубе из леопарда, шапка становилась уже не такая чудесная.
У Наташи была единственная шуба в нашем дворе, у всех из меха только серый или коричневый воротник на пальто. А чтобы леопардовая шуба — только у Наташи.
Это было очень красиво.
Шуба была похожа на колокольчик с Наташкиной головой.
Как будто Наташка королева. Или леопард.
Я трогала леопардовую шубу сто раз. Я всегда специально садилась на горке позади Наташки и снимала варежки. Пальцы проваливались в нежнейшую бархатную шкурку, я утыкалась в шелковистый мех воротника и неслась с горки с настоящим леопардом в обнимку!
Дома Наташка вешала шубу на вешалку в прихожей и даже никогда с ней не спала — я спрашивала. А я бы спала.
Я не мечтала о леопардовой шубе. Потому что если что-то есть у других, то это никак не может быть твоим. Вот ямочки на щеках и то сколько ни дави — никогда не получатся, только синяки, если больно. А тут целая шуба.
Да еще какая! Из настоящего леопарда.
Золотая, как топленое молоко с коричневыми кружочками и черной точкой в каждом. Если погладить вниз — кружочки ярко видны, а если наверх — кружочки рассыпаются на игольчатые волосинки и растворяются в золотом топленом меху.
Волшебство.
Понятно, что волшебство не может быть у всех.
Мне и так повезло, у меня была шапка и Наташка. И я могла смотреть ее снежный шар, где на Москву падает снег и трогать ее леопардовую шубу сколько хочется.
Потому что мы с Наташкой были подруги. И снежный шар, и ямочки, и даже шуба не могли разлучить нас. Я прощала ей все, ведь она не виновата, что владеет миром. Так бывает, что одним все, а другим только шапка.
Но если вы подруги, то ее леопард немного и твой тоже,ты чувствуешь эту большую леопардовую сопричастность.
А зима была не всегда. Солнце все равно побеждало. Побеждало горку на гараже за домом и она отекала землистыми разводами, топило проталины, на которых можно было рисовать классики. Все выносили битки, прыгалки и было совсем неважно, у кого какая шуба. И шапка тоже.
А потом земля сделала круг, мороз сцепил землю своими жутким когтями, асфальт засыпало снегом, на гараже за домом опять залили горку и я побежала на пятый этаж за Наташкой.
Остановилась у двери, чтобы позвонить.
За дверью тоненько и жалобно плакала Наташка.
— Опять… опять эта шуба-а-а-а… ма-а-а-ма-а-а…. я не хочу-у-у. Ну почему я одна, как дура, должна быть в этой шубе! Никто, никто у нас не ходит в шубе! Ни в какой! Она неудобная, она лохматая, она вообще как кошка!
— Это кролик, — спокойно отвечала ей тетя Зина. — Это не кошка, а крашеный кролик. Это еще очень хорошая шуба, на зиму хватит. И никто не смеется, не выдумывай.
— Почему, — плакала Наташка через дверь, — одним все, вообще все, а у меня и так ничего нет, вообще ничего, а еще и эта ужасная шуба-а-а… почему-у-у…
Я стояла на пятом этаже возле Наташкиной двери. Олег и Алена, сцепленные пуговицей, ошеломленно лежали у меня на груди.