В апреле 2020 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в мастерскую «Литмастерство: базовый курс» под руководством Дениса Банникова и Елены Тулушевой (в рамках Летнего интенсива 2020). Представляем работы стипендиатов.
Конкурсное задание
Есть такое поверье, что три самых сложных задачи, с которыми может столкнуться писатель: постельная сцена, эпизод из спортивного матча и прием пищи. Решите одну из них (до 2 000 знаков с пробелами).
***
Елизавета Давыдова
Анна Петровна выцепила ручкой персик с красно-бордовым махровым боком, который возглавлял фруктовую пирамиду на хрустальном постаменте. Пододвинув к себе десертную тарелочку с золотистым ободком, она переложила персик в левую руку, а правой, вооруженной маленьким, почти игрушечным ножиком, провела точный крестообразный надрез по всей окружности: один вдоль ложбинки, второй — поперек. Она отделяла кожуру с увлеченностью индейца, который снимает скальп любимого врага. Когда персик освободился от бархатной оболочки, которая превратилась в комок на краю тарелочки, Анна Петровна воткнула вилочку в блестящий бок и осторожно разрезала мякоть, стараясь не поцарапать укрытую внутри кость. Когда разрез замкнулся, она разделила половины с тихим хрустом, ножиком вынула багровую ноздреватую сердцевину и отправила ее к шкурке. Когда свежевание было закончено, Анна Петровна приступила к кушанью: вилочкой обозначала середину будущего кусочка, ножиком вырезала границы и отправляла его в рот, ярко очерченный красным. Расправившись с одной половиной, она приступила ко второй, уже слегка заветренной. Действия повторялись точно, с размеренностью механизма: вилочка, ножичек, рот с яркой каймой. Закончив с персиком, Анна Петровна приложила салфеточку к краешкам рта и стала выискивать глазами новую, несъедобную жертву.
***
Анастасия Павлова
Скорость. Боковым зрением улавливаю Тень. Он без промедления подстраивается под мой темп, неуловимо забирает мяч. Через удар сердца я снова веду. Бросок. Попадание. Сирена. Конец.
Вот и игра. Все вроде как хорошо. Первая четверть вничью. Играется легко. Низкий темп, точные броски. Вторая четверть — напряжение. Становится сложнее. Чувствуется, что все уже разыгрались, в том числе и соперники. Промахи, потери мяча. Тренер начинает нервничать. Частые замены. Тайм аут. Кажется, все даже хуже, чем в прошлый раз. Третья четверть. Проигрываем. Бешеная скорость. Мерзкие подколки и тычки от противников. Теряю всю концентрацию и собранность. Ребята выдыхаются. За всю игру видел Тень лишь пару раз. Во время перерыва он молча выслушивал Рико, а потом набрасывал на голову полотенце и отключался от внешнего мира. Сигнал к началу четвертой четверти. Если сейчас все не изменится, то мы проиграем. Счет не провальный, но отрыв в десять очков…
Это еще не безнадежно.
Ничего ему не сказал. Просто кивнул. Он немного разочарованно ушел. Наверное, у меня стало получаться. Потому что наши очки стремительно увеличивались. Но к концу последней четверти мы не успели вырвать победу. Овертайм.
Игра продолжается. Но мы все никак не можем отыграть это чертово очко! Десять секунд, пять. И вот Ханамия пытается вывести мяч из игры. Но если он это сделает, мы не успеем выйти из зоны и приблизиться к кольцу, а уж тем более сделать бросок. Слишком мало времени.
Тень замечает этот маневр. И понимает, что сам не успеет перехватить мяч. Смотрит на Свет. С невероятной скоростью он пробивается сквозь защиту и под немыслимым углом возвращает мяч на площадку. Я мгновенно оцениваю ситуацию и бросаюсь вперед. Пас мне. Я не должен его упустить. Только не сейчас.
Для меня уже нет преград. Не вижу никого, кроме своей цели. Полностью доверился инстинктам. Финальная сирена. И глухой стук мяча об пол… Победа…
***
Мария Шевцова
Ты говоришь: как бы мне добраться до твоей кожи? Я понимаю, что пора. До этого немного страшно, и сейчас страшно, на самом деле. Я могу раздеться очень быстро, хотя одета очень плотно и старательно. Только не лифчик. Я очень люблю, когда мне расстегивают лифчик. Вот этот момент, когда ты лезешь под футболку и пытаешься расстегнуть лифчик, а он заедает, кажется мне самым прекрасным. Это ритуальный момент, лифчик — страж у порога, ты должен расстегнуть его и пройти внутрь, и как положено стражу, лифчик так просто не сдается, и я не помогаю тебе, мне нравится ждать, я волнуюсь, и ты волнуешься. Знаешь, эти лифчики никогда не сдаются с первого раза. Мне нравится моя грудь. Она надежно защищена броней из лифчика. Но иногда она некрасиво трясется, не эстетично. Поэтому поначалу я не любила быть сверху. Кстати, мне не нравится, когда меня хлопают по попе, она трясется как желе. Но это сейчас пройдет. Лифчик повержен. Я чувствую щекотку твоих ресниц на моей груди, кожа покрывается мурашками. И тут происходит второй прекрасный момент: мне становится пофиг, что все сейчас затрясется и захлюпает, захлопает и запрыгает, и вот мне наплевать на эстетичность, меня накрывает волна, я хочу, чтобы это случилось, я утопаю куда-то вниз, под воду, где становлюсь зверем, нас два зверя: самец и самка, мы прыгаем и пляшем танец с мощным внутренним ритмом, ты выплясываешь этот танец на мне, я хватаю тебя за плечи и кусаю, мне хочется утопить свои пальцы в твоей коже, я сейчас распрыгаюсь окончательно и развинченно, я допрыгну до луны и улечу в космическое пространство, растворюсь среди звезд. Я превращаюсь в масло, которое течет и плавится, а голова летит по каким-то неведомым просторам млечного пути, сейчас я дойду до этой точки и закричу от чувства победы и полного исчезновения.
Конец, тяжелое дыхание и смех. Где я? Кто ты? С возвращением, милый, здравствуй.
***
Ирина Садовникова
А вы доили козу? Поначалу как будто чуть стыдно прикасаться к горячему голому вымени. Слегка обмываешь его — с непривычки неуклюже — а потом отставляешь ковшик с водой, берешь подойник, вполоборота усаживаешься рядом с козой и начинаешь тянуть за соски, неловко прицеливаясь тонкими белыми струйками во внезапно уменьшившуюся в размерах кастрюлю. Сначала надавливать на вымя страшно: все кажется, что вот-вот сделаешь животному больно. Но коза не обращает на тебя ровным счетом никакого внимания; вспоминаешь, что козлята дергают ее намного сильнее, а и вправду больно ей может стать как раз из-за недосцеженного и свернувшегося внутри молока — и движения постепенно становятся сильнее и увереннее. Упругие струйки начинают быстрее и звонче ударяться о стенки подойника, вымя под руками постепенно опадает и становится на ощупь чуть дряблым, как мякоть оставленной на столе и обветрившей за ночь яблочной дольки. Наконец, последние уверенные проглаживания дают понять, что молока в вымени уже точно не осталось, коза спокойно заходит в стойло, а в руках у тебя остается ведерко со свежим, утренним, вспененным парным молоком.