Летом 2023 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в мастерскую Ольги Дробот «Художественный перевод с норвежского». Представляем работу победителя.
Конкурсное задание
Перевести фрагмент текста
Aslak Nore. Havets kirkegård (roman, 2021)
Libanon, sommeren 2006. Nesten tjuefem år har gått siden massakrene i de palestinske flyktningleirene rystet en hel verden. Mye vann har rent i elva siden den gang. Noe er likevel det samme: Libanon er i krig; Hans Falck er like naturlig solbrun, glatt i huden, lett i steget og fordømt «gutteaktig» sjarmerende som i de harde syttiårene, da skipsredersønnen fra Bergen sjekket damer utkledd som sjølproletarisert håndverker og påsto at han skulle tvangskollektivisere rederiene til faren etter revolusjonen.
«Men det rakk jo skifteretten å gjøre før vi komså langt», sier Falck og sender en kompliment i retning en kjent palestinsk skuespillerinne som kommer hans vei i baren på Mayflower, det legendariske hotellet der han pleier å bo når han er i Beirut.
«Vi kaller ham bare Hans Saqr», rødmer den unge palestinske kvinnen. «Det betyr falk på arabisk.»
Selvsagt bestiller Hans to Johnnie Walker, uten is, mens han sier at «vi må drikke PLO-brennevinet».
«Skål», fortsetter han og løfter krystallglasset. «For de levende, for de døde og for de undertrykte.»
Det er en samfunnsklasse ingen skal påstå at Hans tilhører.
Han kommer fra den mektige Falck-slekten, som gjennom hele 1900-tallet har spilt en sentral rolle i norsk samfunnsliv, som skipsredere, velgjørere og politikere. Farfaren «Store-Thor» Falck var en berømt reder som omkom i et hurtigruteforlis under krigen, og ble tildelt Krigskorset med sverd, post mortem, for sin innsats med å organisere motstanden på kysten.
Siden den gang har familien Falck delt seg i to hovedgreiner. Bergenserne, som Hans tilhører, holder hus på en eiendom sør i Fana. Onde tunger har bestandig hevdet at bergensfalanksen ble utsatt for urett da familiens verdier ble delt. Kan vi se for oss en fremtidig arvestrid mellom Falckene i Oslo og Bergen?
«Å nei, det kan jeg love deg at vi aldri kommer til å gjøre», utbryter Hans. «Som kommunist er jeg prinsipiell motstander av arveinstitusjonen. Ingenting forsterker ulikhet som arv.»
«Dessuten», smiler han, «at vi mistet alle verdiene våre er vårt fortrinn. Det er vår lykke. Problemet til de rike er at de går gjennom livet med frykten for at alt en gang skal bli tatt fra dem. Først når du har mistet alt, er du fri.»
Det samme kan ikke sies om den andre grenen, den såkalte oslofalanksen av Falck-imperiet. Onkelen til Hans heter Olav Falck, er tidligere forsvarsminister og leder av den innflytelsesrike SAGA-gruppen, med hovedkvarter på Rederhaugen utenfor hovedstaden. Han er en mediesky doldis angivelig god for omtrent 10 milliarder og har en innflytelse som ikke kan måles i penger.
Aner vi et ekko av det klassiske skismaet i norsk historie, mellom gründerkulturen langs kysten og den administrative eliten i Oslo? «Vi bergensere er jo ikke så opptatt av hovedstaden», ler Hans. «For å si det sånn: Når jeg skal fly til kontinentet eller Midtøsten, mellomlander jeg aldri i Oslo, med mindre jeg absolutt må.»
Bergenspatriot, idealistisk raddis, kaviarvenstre. Mange karakteristikker kan brukes om Hans Falck. Nesten uansett hva samtalen dreier rundt, har han et godt svar og et skjelmsk smil på lur. Men ifølge dem som kjenner ham, er Hans er en russisk matrusjka-dukke: For hvert lag som skrelles av, kommer en ny versjon til syne. Han er på hils med halve Midtøsten, med toppolitikere og drosjesjåførene
i Hamra Street, men er en gåte for sine nærmeste. Mannen med den smittende latteren som runger gjennom foajeen, har sett mer lidelse enn noen nordmann i sin generasjon, og virker tilsynelatende uberørt av det. Legen som er berømt langt ut over medisinske fagkretser for å ha reddet tusenvis av vergeløse i verdens verste konfliktområder, har mer enn én gang glemt sine barns bursdager. Feministen som går fremst i 8. mars-toget, har uten omsvøp bedratt alle sine kvinner. Men også dette har Hans Falck et svar på: «For å parafrasere Hemingway: Jeg liker kommunister når de er leger, men hater dem når de er prester. Jeg er bare et feilbarlig menneske som alle andre.»
Er det ingenting som kan bringe ham ut av fatning? Jo, det er det faktisk.
Det er spørsmålet om Hans Falck faktisk har elsket noen andre enn verdens undertrykte og sitt eget speilbilde. For første gang flakker blikket, og han vrir seg i stolen. Han svarer ikke direkte, men kanskje han likevel gir et svar.
Ричард Файерштейн
Ливан, лето 2006. С потрясшей весь мир резни в лагерях для палестинских беженцев прошло почти двадцать пять лет. С тех пор много воды утекло, но некоторые вещи остались прежними: война в Ливане, безупречный загар Ханса Фалька, его гладкая кожа, лёгкая походка и эта его чёртова «мальчишеская» харизма, не изменившаяся с тяжёлых семидесятых, когда сын судовладельца из Бергена, одетый как пролетарий-ремесленник, кадрил женщин, заявляя, что после революции в принудительном порядке коллективизирует компании отца.
— Но суд по делам о завещаниях нас опередил, — говорит Фальк и делает комплимент известной палестинской актрисе, подошедшей к нему в баре легендарного отеля «Мэйфлауэр», в котором он обычно останавливается, когда бывает в Бейруте.
— Мы его называем Ханс Сакр, — говорит юная палестинка, заливаясь краской, — на арабском это «сокол». Конечно, Ханс заказывает два стакана «Джонни Уокера» без льда, заявляя при этом, что «мы должны пить алкоголь от ООП».
— Выпьем же, — продолжает он, поднимая хрустальный стакан, — за живых, за мёртвых и за угнетённых.
К этой социальной группе Ханс точно не относится. Он принадлежит к могущественному роду Фальков — судовладельцев, меценатов и политиков, игравших немаловажную роль в жизни норвежского общества в течение всего двадцатого века.
Его дед, известный судовладелец «Великий Тор» Фальк, погиб при кораблекрушении во время войны и был посмертно награждён Военным крестом с мечом за организацию сопротивления на побережье. С того времени род Фальков разделился на две основные ветви. Бергенцы, к которым принадлежит Ханс, живут в поместье на юге Фаны. Злые языки всегда утверждали, что бергенскую ветвь семейства обделили при разделе имущества. Можно ли ожидать битвы за наследство между Фальками из Осло и Бергена?
— О нет, такого никогда не будет, это я вам гарантирую, — восклицает Ханс. — Как коммунист я принципиально против института наследования. Ничто так не подпитывает социальное неравенство, как наследство.
— К тому же, — улыбается он, — то, что мы лишились своего богатства — наше преимущество. Это наше счастье. Проблема богачей в том, что они всю жизнь боятся, что в один прекрасный день у них могут всё отобрать. Только потеряв всё, человек становится по-настоящему свободным.
Этого определённо нельзя сказать о другой части семьи, так называемой «ветке Осло» Фальковской империи. Дядя Ханса — Олав Фальк, в прошлом министр обороны и лидер влиятельной группы SAGA со штаб-квартирой в имении Редерхауген под Осло. Этот серый кардинал СМИ, по слухам, стоит 10 миллиардов и обладает влиянием, которое невозможно измерить в деньгах. Не слышится ли тут эхо классического в норвежской истории раскола между предпринимательской культурой побережья и административной элитой Осло?
— Мы, бергенцы, не особо интересуемся столицей, — смеётся Ханс.
— Скажем так: когда мне нужно попасть в Европу или на Ближний Восток, я еду через Осло, только если по-другому никак. Описывают Ханса Фалька по-разному: патриот Бергена, идеалист-радикал, салонный социалист… Почти на любой вопрос он с озорной ухмылкой даст остроумный ответ. Те же, кто хорошо его знает, говорят, что на самом деле он похож на матрёшку: неизвестное количество оболочек, и под каждой из них — новый человек.
Он знаком с половиной Ближнего Востока, с важными политиками и таксистами на Хамра-стрит, но для близких остаётся загадкой. Этот человек, чей заразительный смех слышен в фойе, повидал в жизни больше горя, чем любой другой норвежец того поколения, и это, судя по всему, никак на него не повлияло. Этот врач, прославившийся за пределами медицинских кругов тем, что спас тысячи жизней посреди худших военных конфликтов в мире, не единожды забывал про дни рождения своих детей
Этот феминист, возглавляющий шествия на Восьмое марта, открыто изменял всем своим женщинам. Но и на это у Ханса Фалька найдётся ответ: «Позволю себе перефразировать Хемингуэя: я люблю коммунистов, когда они подобны врачам. Когда они становятся проповедниками, я их ненавижу. Я всего лишь человек, неидеальный, как и все остальные». Неужели нет ничего, что способно вывести его из равновесия? Кое-что всё-таки есть. Это простой вопрос: любил ли Ханс Фальк в своей жизни кого-нибудь, кроме угнетённых мира сего и своего отражения? Он внезапно начинает ёрзать на стуле, и на глаза его как будто наворачиваются слёзы. Он не отвечает напрямую, чем, возможно, и выдаёт настоящий ответ.