На языке еще остался привкус кофе. С полочки над раковиной поблескивает серебристым боком маленький ковшик, который заменяет мне турку. Он уже чистый, хотя я не помню, как мыла его.
Ну, мне же лучше — терпеть не могу мыть посуду.
То, что я не помню, как пила кофе, расстраивает, но времени на еще одну чашку эспрессо уже нет.
У меня есть пара минут до того, как нужно будет в спешке выскакивать из дома и торопиться на опаздывающий автобус. Я трачу бесценное время на то, чтобы в десятый раз за это утро проверить ленту Фейсбука.
Сбор денег, маленький ребенок бывшей одноклассницы, шокирующая новость о секретной недвижимости местного мэра, видео с котиком. Видео с котиком я смотрю. Три раза.
На что я трачу свою жизнь?
Время утекает как ледяная вода сквозь пальцы — кажется, что не течет вовсе, но это только потому, что руки уже онемели и не чувствуют движения.
В автобусе душно, холодно и слишком много людей. Я чавкаю сапогами, размазывая грязную снежную жижу по полу салона и пытаюсь согреть нос, выдыхая горячий влажный воздух ртом. Девушка рядом со мной привалилась к окну и сладко посапывает — лучшее, что можно делать в пробке. Я вижу, как у нее под кожей проступают тонкие аквамариновые чешуйки — тут же прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть, и чешуйки пропадают. Я жадно вглядываюсь в нее, пытаясь разглядеть волшебство, но безнадежно — показалось.
Чуть не чихаю — я наклонилась слишком близко и ее огромный шарф щекочет мое лицо. Пахнет мокрой шерстью, не магией.
Всем людям мерещится море на горизонте или, на худой конец, счастье за углом. А мне — скрывающиеся под масками обычных людей драконы, спешащие на работу.
Мужчина у дверей напряженно и старательно тихо говорит по телефону с молодой визгливой девушкой. Собеседница бросает трубку, перед этим сказав что-то резкое, так что мужчина зажмуривается и пытается помассировать переносицу, но толпа утренних пассажиров слишком плотная, и ему удается только уронить телефон в карман пальто.
Мне бы стоило спать, а не наблюдать за этой драмой. Но я не сплю.
Я пытаюсь вспомнить, когда это началось, пока протискиваюсь мимо недовольных людей к выходу. Пассажиры не хотят расступаться и выпускать меня из ледяной духоты автобуса, пытаются удержать до следующей остановки: женщина перегораживает путь коляской, плотный мужчина тычет мне в нос огромным рюкзаком. Я вываливаюсь в улицу и вдыхаю морозный свежий воздух.
Снежинка чертит тонкую белую линию в бездонном темном небе, а потом растворяется в облаке пара, которое я только что выдохнула. Как настоящий дракон. Я бы хотела увидеть драконов во сне. Или динозавров. Хотя бы рыб на худой конец. Главное — во сне. Сон — это время, на которое люди могут поставить жизнь на паузу, приостановить радиовещание реальности.
Для меня реальность никогда не заканчивается.
Дело в том, что я не сплю.
Совсем.
Многие мечтают добавить в сутки пару лишних часов, а то и все восемь — поверьте, вам это не нужно. Я не выучила английский, не стала великой писательницей под загадочным псевдонимом и не веду двойную жизнь тайного агента.
Я просто не сплю.
Приходится покупать в два раза больше чая и оплачивать километровые счета за интернет. После работы рыскать по книжным в поисках новинок, чтобы потом пытаться их спиратить, иначе придется в который раз пересматривать сериалы с четырнадцатью сезонами. Ну и, конечно, обещать себе лечь пораньше и наконец попытаться уснуть, куда без этого.
Сегодня дежурю с Леной — странно, думала, с Женей.
На работе я трачу свое время, чтобы тратить чужое, обзванивая бесконечную вереницу прошлых клиентов с просьбой оставить отзыв. «По шкале от одного до пяти как вы можете оценить наши услуги?» — «По шкале от одного до пяти? А может, пошла ты куда подальше?»
Пока женщина на том конце телефона пытается изобрести более изысканные проклятия на мою голову, я придумываю для нее историю — не может ведь человек существовать только за тем, чтобы выносить мозг работникам колл-центров, правда? Вдруг на самом деле она древнее божество, уставшее от неподобающего отношения, вот и хочет хоть на ком-то отыграться?
Но мне все равно немного обидно. Уже не так сильно, как раньше — думаю, это ради меня в офисном туалете вешали лист с просьбой не включать воду на время рыданий, чтобы попусту не гонять счетчик, пытаясь скрыть плач. М-да.
Помню, как всего несколько лет назад жизнь ощущалась совсем иначе — как бесконечная круговерть, а я в эпицентре, и постоянно заносит. Точно знаю, что тогда я еще спала, почти каждый день, не меньше шести часов в сутки.
Кажется, что ночи были короче, дни — ярче. Экзамены, тусовки, митинги, друзья, книги, поездки. Хорошо, что книги остались.
Вместе со сном эти ощущения исчезли, но не могу сказать, что я по ним скучаю. Я скучаю по снам — настолько, что они видятся мне повсюду.
Женщина наконец бросает трубку, вымотанная собственными неказистыми ругательствами и расстроенная отсутствием ответа. Несколько секунд заслуженного молчания я продолжаю слышать что-то — телефонные помехи мешают, но я почти уверена, что это плеск воды и недовольное бульканье. Надеюсь, моя собеседница в порядке.
Я переживаю, что она могла захлебнуться собственным недовольством. Может, мне стоит вызвать скорую по адресу? А вдруг она, как настоящая болотница, ушла под воду, чтобы выпустить пар? Тут я не помощница.
Если бы мне действительно звонили такие клиенты — владычица вод, леший, да и мало ли какая еще есть фольклорная нечисть, — работа была бы куда интересней. Да и оплачивалась бы, наверное, лучше.
Но мне звонят уставшие жены: «Ну вот, он тут месяц-полтора пил, может, капельницу поставим?..» Или уставшие клерки: «Да мне на смену завтра, а я пил дня… недели… ну, в общем, можно прийти?»
Многие предпочитают смски. Сообщения в мессенджерах, которые никогда не посещают. Письма на заброшенную электронную почту. Но нет же…
Звонки, звонки, звонки.
Я продолжаю идти по бесконечному списку номеров, надеясь поскорее добраться до восьми вечера.
Почему я трачу настоящее на то, чтобы вспомнить прошлое?
Я хочу отдохнуть от реальности — в прошлом, во сне, да хоть в наркотическом приходе — мне просто слишком много настоящего. Сны, сны, сны, где же вы?
Думаю о снах остаток смены, всю дорогу домой и даже дома с трудом отвлекаюсь на сериал, мысли все равно возвращаются ко снам.
«Надо лечь до 12» — эту записку, написанную рукой дневной меня, я обнаруживаю в чехле телефона ближе к двум ночи, устав от сериала и дочитав подобранную в подъезде Донцову.
Я усмехаюсь — уверена, таких записок не пишу с третьего курса, тогда я уже смирилась с бессонницей, — а эта почему-то нашлась столько лет спустя. Чернила изумрудные, я никогда такими не пользовалась, но всегда хотела. Лист пожелтел от времени, я пытаюсь разгладить смявшийся уголок, но задеваю рукой слово и оно соскальзывает ближе к концу бумажки — почему же чернила до сих пор не высохли?
Пахнет паленой бумагой.
Провожу пальцами по тексту, впитывая через кожу рельеф каждой буквы. Это рождает во мне странное чувство — как будто я вот-вот взлечу. Я отдергиваю руку, оставляя записку на столе.
Почти как во сне — такое легкое покалывание на кончиках пальцев, которое предупреждает о чем-то, но предзнаменование станет понятно только к концу пьесы.
Часы показывают, что спать мне осталось не больше трех часов, и я с удивлением наблюдаю за быстрым бегом минутной стрелки, которая, будто устыдившись, начинает замедлятся, сбавляя скорость до привычных значений.
Меня успокаивает только то, что предыдущие два дня я уже работала, а значит на смену мне идти не нужно. Я зависаю, глядя в окно, и непрекращающееся собрание беспокойных мыслей затихает.
На мгновение в голове воцаряется благословенная тишина.
По небу крадется нежно-зеленый рассвет.
Почему?
Рассвет ведь не должен быть зеленым, правда? Да и чернила тоже. Может, со зрением что-то не так? Шутка ли — целыми сутками, не отрываясь, смотреть на этот мир, тут не то что с глазами, с головой проблемы могут начаться.
Пытаясь утихомирить разбушевавшуюся тревожность, я тащусь в ванную разглядывать свои глаза. Ничего необычного. Цвет неопределенно-голубой, может, из-за этого все такое… зеленоватое?
Я возвращаюсь на кухню только затем, чтобы проверить рассветное небо, но меня отвлекают. Что-то среднее между будильником и мелодией звонка — начальство.
Я обнаруживаю себя говорящей с начальником. Сижу на шаткой табуретке у окна в кухне, и у меня чертовски болит поясница. Наверное, поэтому я такая раздраженная.
Почему я не на работе? Потому что я вчера была на работе, и позавчера тоже, и вообще подписала контракт с капитализмом кровью, и не собираюсь выходить на смену сегодня. Меня слишком интересует концентрация зеленого в моей жизни.
Снова смотрю в окно. Вместо неба отчетливо видится море. Я торопливо надеваю бабушкину огромную кофту, кутаюсь в шарф, и в домашних тапочках выхожу из квартиры — ведь бывают такие астрономические явления, которые повторяются дай бог раз в несколько сотен лет, а предупреждают о них в группах в Вотсапе и чудом не пострадавших от огня святой инквизиции древних книгах. Может, это одно из них — глупо было бы пропустить его из-за пререканий с начальством.
На улице пусто: то ли слишком рано, то ли слишком поздно, но какая разница, меня интересует только небо. С севера наползает темное густое облако, и я не могу оторвать взгляд — все слежу за ним и за тем, как оно стремительно поглощает бирюзу неба.
Чем напряженнее я вглядываюсь в облако, тем больше деталей различаю — оно состоит из бесконечного количества маленьких рябящих кусочков. Глаза начинают болеть, и мне приходится опустить взгляд.
Я фокусируюсь на растениях в палисаднике — пихта, сиротливые лысые смородиновые кусты, тонкий слой инея на земле.
В снегу что-то шебуршится.
По инерции я делаю шаг навстречу, но тут же замираю — вдруг это злобная соседская кошка? Но соседская кошка не только злобная, но еще и толстая, что странно — как можно одновременно быть и толстой, и злой, и кошкой? — а то, что копошится, совсем небольшое.
В снегу извивается маленькая черная плоская рыбка — я подхожу ближе и наклоняюсь, пересчитывая у нее усы. Восемь маленьких длинных усов. У соседской кошки их больше, так что я без опаски сгребаю побольше инея к рыбе и беру ее в сложенные лодочкой руки. Иней быстро тает от тепла кожи и вскоре рыба уже плещется у меня в ладонях.
Как сом попал в мой палисадник?
Он выглядит инородным, как существо, которое давно вымерло или еще не родилось, но мы живем с ним в одно и то же время. В последних числах ноября двадцать первого века.
Талая вода леденит руки, и я с удивлением понимаю, что давно не чувствовала ничего подобного — ни жара, ни холода. Так, по привычке поддерживала правильную температуру тела. А сейчас руки обжигает холодом. Почему-то мои губы растягиваются в улыбке. Может, дело в том, что юркая рыбка щекочет мои ладони своим скользким хвостом. Почти как кошка.
С трудом открыв дверь подъезда плечом, я незаметно для самой себя пропускаю дорогу до квартиры. Роюсь на кухне, ищу подходящую посуду для сома, но все в моей квартире оказывается бесполезным хламом.
Куда же тебя поселить, маленькая восьмиусая не-кошка?
Я окидываю взглядом кухню. Глубокая тарелка, из которой я вчера, видимо, пила какао, грязная. Огромная кружка, в которой я топлю по утрам бессонницу, которой я не могу воспользоваться — она нужна мне свободной от рыбы. Единственная кастрюля занята супом неопределенной свежести.
Сом отправляется в серебристый ковшик для кофе.
Я чувствую, что хочу кому-то рассказать про это, — шутка ли, найти у себя в палисаднике сома в ноябре, все же не зря мне мерещилась аквамариновая чешуя и не зря я топила паром снежинку, может, это и не дракон, но хоть кто-то… Хоть убей не представляю, кому я могла бы адресовать это письмо. В этой жизни я не обзавелась ни мужем, ни женой, с которыми мы были бы вместе со школьной скамьи, ни лучшим другом или подругой.
Чего я вообще добилась в этой жизни, если мне даже некому показать рыбу?
Мысль я записываю огрызком карандаша на бумажке, которая валяется на столе. Кажется, это та самая записка, в которой я наказывала себе лечь до двенадцати. Записанная мысль тревожит меньше — часть беспокойства остается в тексте, и мне становится чуть легче.
Я перестала спать. Прочитала за сотню дурацких детективов и пересмотрела несчетное количество видео с котиками. Выполняю довольно бессмысленную работу, чтобы оплачивать квартиру, которая мне не очень-то и нравится, и кофе, который, в отличие от квартиры, мне по душе.
Все вопросы, которыми я задавалась раньше, меркнут на фоне абсолютно бессмысленного и потому постоянного возникающего — зачем я живу? Задаваться такими вредно — ответа на них все равно нет, а от размышлений на эту тему становится только хуже.
Со стола доносится всплеск, и это заставляет меня вздрогнуть. Почему же рыбе неймется? Она дергается, пытаясь выскользнуть из кружки — это раздражает. Вот дурочка, ты же рыба, у тебя несколько граммов мозгов, но ты-то, в отличие от меня, должна понимать самоубийственность таких действий?
Но интуиция велит мне открыть окно, и я послушно впускаю колючий ноябрь в холодную серость кухни.
Я не успеваю понять, в какой момент сому удалось покинуть кружку и, забавно дергая усиками, поплыть по воздуху. Как слепой котенок, он медленно, но упорно приближается к окну. Я зачарованно смотрю на рыбу, которая добровольно покинула единственную среду, в которой она может жить, и чувствует себя превосходно в сухом воздухе.
Меня тянет вслед за ней, к окну.
Ничего не мешает мне покинуть квартиру вслед за рыбой и оставить в кухне странную записку.
Меня подхватывает воздух, и приходится только слегка барахтаться, чтобы двигаться в нужном направлении — наверх. Не думаю, что это надежный способ перемещения, но верю, что сейчас точно не упаду. Может, позже, но не сейчас.
Чем ближе мы к небу, тем отчетливее я вижу, что огромное облако, скрывающее небо-море — это косяк рыб, конец которого теряется за многоэтажками на горизонте. Все рыбы разные, не думаю, что я узнала хотя бы несколько видов — они выглядят пришельцами, насмешкой эволюции.
Может, все, что мне нужно было сделать в этой жизни, — это спасти последнего в мире сома в ноябрьском палисаднике?
Я чувствую, как мое тело начинает подрагивать.
Руки так и не отогрелись после того, как я держала в руках пригоршню снега, напротив, холод захватывает меня целиком. Сознание покидает меня, растворяясь в аквамариновом небе.
Столько зеленого, самый замечательный в мире цвет.
Я теряюсь в бессчетных отблесках чешуи. Слишком прекрасно, чтобы быть реальностью. Все, о чем я могу думать, — красиво, как же красиво. Как во сне.
Мне кажется, я наконец-то засыпаю.
Рецензия писателя Дениса Гуцко:
«Очень здорово. Прочитал на одном дыхании, но чем дальше, тем больше переживал: только бы автор не слил финал. Нет, обошлось, финал не слит, всё сложилось.
Пишет автор хорошо (тот случай, когда точно в цель попадает слово «стильно»: свой голос, особенная манера, которая — сформулирую аккуратно — может стать узнаваемой). Общим звучанием рассказ перекликается с «Голодом» Гамсуна — вот уж не знаю, случайно или закономерно, там ведь похожая реальность: хронический голод / хроническая бессонница. Но это на поверхности. А ещё, чуть глубже: с какого-то момента начинает расти эмоциональный градус — но это не классический саспенс и не подкатывающая истерика. Что-то сложно формулируемое. Удивление? Пожалуй. В каждом абзаце обнаруживается что-то неожиданное — что-то, что уводит от банальности, которая вроде бы замаячила (а, ну это про выгорание / а, это про травматичное расставание), но снова и снова отменено (нет, не про это / нет, и не про то). Когда доходит до рыбки, доверие к автору уже безусловное (ну, давай, веди, ты знаешь, что делаешь, а я всё равно не угадаю).
Словом, отличный рассказ.
Что бы я изменил? Уточню: изменил бы, если бы сам писал этот рассказ, — потому что эти замечания сугубо субъективные. Но других у меня нет.
Прежде всего, добавил бы социального контекста — описал бы (точнее, намекнул бы) в нескольких деталях, как выглядит реальность, в которой героиня больше не может жить (мне просто слишком много настоящего). Токсичные яжматери на детской площадке? Пафосные зет-патриоты у пивной? Агрессивные старухи? Жалкие хипстеры?
Немного растянул бы рабочий день — вот здесь, перед этой фразой (сейчас он ритмически неоправданно ускоряется — раз, и конец рабочего дня):
Я продолжаю идти по бесконечному списку номеров, надеясь поскорее добраться до восьми вечера.
А здесь можно обыграть всплеск воды, который слышится главной героине:
Женщина наконец бросает трубку, вымотанная собственными неказистыми ругательствами, и расстроенная отсутствием ответа. Несколько секунд заслуженного молчания я продолжаю слышать что-то — телефонные помехи мешают, но я почти уверена, что это плеск воды. Надеюсь, моя собеседница в порядке.
Героиня могла бы пофантазировать об этом: собеседница лежала в ванной или шла по мосту и, увлекшись собственной руганью, свалилась в воду?»