Перед ведущим инженером Василием Потемкиным начальник отделения Герман Львович Гросс поставил задачу: заставить прибор ЭП-12.030 работать с необходимой точностью — обычная, на первый взгляд, работа, которая, однако, имела несколько нюансов. Первый — Потемкин не являлся разработчиком сего срама. Его «родил» коллега-раздолбай — Эдуард Трутнев, который нынче пребывал в отпуске и на звонки не отвечал. Впрочем, в первый раз, что ли, Потемкину копаться в чужих поделках? Второй нюанс заключался в том, что сдать прибор требовалось завтра. Тоже вроде бы не катастрофа — в НИИ в срок сдавалось примерно ноль целых хрен десятых процента изделий. Но тут подкрадывался третий нюанс: в этот раз «пролюбить» дедлайн было строго нежелательно, ибо деньги на зарплаты в институте внезапно (как же еще!) кончились, а приемка прибора закрывала очередной этап работ по теме с идиотским названием «Лютик», что давало НИИ надежду на новый транш от Роскосмоса.
— А почему вы поручили мне эту работу за день до сдачи? — возмутился Потемкин прямо в лицо Гроссу — человеку скромного роста, но высоких амбиций. — Не вчера же узнали, что будет такая засада!
— Василий Петрович, уверен, вы справитесь, — сказал Гросс вместо ответа на вопрос, затем по-дружески улыбнулся и похлопал инженера по плечу. Сегодня с утра этот же хмырь отчитывал Потемкина за опоздание на три минуты, мол, портит статистику отделения (и карьерные перспективы Гросса). Хочет пробиться повыше, а ведь и так в прошлом году занял высокую должность всего-то в тридцать лет. Сам Потемкин, почти ровесник, довольствовался жалкой подачкой в виде зачисления в кадровый резерв на должность начальника сектора (на две ступени ниже).
Задача казалась форменным издевательством, и инженер мечтательно представлял, как шлет Гросса на три буквы, раскладывая на рабочем столе лист А1 с «электрической принципиальной» схемой злосчастного прибора. «Боже, какой мусор», — бубнил он, изучая халтуру своего коллеги. В схеме активно применялась еще советская элементная база, будто на дворе были восьмидесятые годы прошлого века. Промышленность уже давно породила более совершенные компоненты, но этому проклятому Трутневу просто лень было прошерстить актуальный перечень, и он использовал то, к чему давно привык. Какие-то элементы явно работали не в допустимом режиме — удивительно, что прибор вообще не дымил при включении.
Потемкин достаточно быстро обнаружил то место, которое и приводило к потере в точности. Он сделал снимок этого фрагмента на свой второй «подпольный» смартфон (основной отнимали на входе) и отослал Трутневу в «телегу» с комментарием: «Что это за хрень, коллега? Почему сделано так? Даже не думай меня игнорировать. Знаю, что ты все читаешь».
Через несколько минут от Трутнева пришел ответ, где он, вероятно, будучи изрядно навеселе, объяснял свое гениальное схемотехническое решение. Лучше б даже не пытался. Потемкин наскреб необходимые элементы для доработки: что-то пришлось выпаивать из других, пока ненужных плат — обычная практика для НИИ, ибо в отделе комплектации никогда ничего не было в наличии, а сроки заказа растягивались на полгода.
Дальше Потемкин пошел на производство и попросил мастера Антонину Юрьевну срочно организовать доработку. Вредная тетка обычно требовала все делать «по процессу», но Потемкин уж очень надеялся, что ввиду срочности и особой важности она сделает исключение.
— А на каком основании нам произвести эту доработку? — поинтересовалась та.
— Завтра сдача, надо спасать институт.
— Это не основание.
— Зарплаты не будет в срок.
— И это не основание! Без распоряжения начальника цеха никто ничего делать не будет!
Потемкин поскрежетал зубами, но смиренно отправился восвояси. Он написал «служебку» на имя начальника цеха, но ее требовалось сначала подписать у Гросса.
— Герман Львович ушел с работы пораньше, ему к врачу надо, — сказала старенькая Нина Алексеевна, секретарша, которая очень обижалась, когда ее так называли: «Все секретарши — подстилки, а я секретарь». Будто и так не было понятно, что Гросс не спит с семидесятилетней женщиной.
Потемкин отправился к Анатолию Лашко, руководителю отдела «3025», который также выполнял роль зама начальника отделения. Бредя по коридору, инженер причитал, мол, ему тут жопу рвать до победного (хоть до утра), а сам Гросс спокойно отправился к доктору. Нашелся лидер! Что у него там? Простатит насидел? В отделе «3025» Потемкину сказали, что и Лашко ушел с работы раньше «по семейным обстоятельствам». Похоже, Гросс и Лашко, «две подружки» (как их в шутку называло все отделение), свалили куда-то по своим совместным делам (может, и семейным, не просто же так их обоих часто язык чесался назвать словом на букву «П»). Но Потемкину-то что теперь делать? Зама у зама в отделении не существовало. Служебку подписать никто не мог.
У Потемкина в голове мелькнула саботажная мысль: формально инженеры не имели права касаться своими паяльниками изделий. На практике, конечно, легкие доработки делали сами — проще, чем связываться с цехом и «правильной» Антониной Юрьевной. Но в этот раз доработка оказалась довольно сложной: Потемкин, конечно, мог сделать ее самостоятельно, но также мог «не брать на себя такую ответственность» и спокойно сложить руки, а завтра отчитаться перед Гроссом, мол, ничего не поделать, вы сами отсутствовали… но кого инженер обманывал? Не такой он человек. Гросс поэтому и поручил столь ответственную работу именно Потемкину: знал, сволочь, своих сотрудников, как облупленных.
Инженер пыхтел над доработкой до восьми вечера — НИИ уже опустело. Прибор заработал с необходимой точностью, а Потемкин возгордился собой и представлял, как завтра Гросс обласкает его: начальник, конечно, лицемер, но все равно ведь приятно! Небось, еще и премию выпишет тысяч в пять.
Инженер сделал фото показаний контрольно-измерительной аппаратуры и отправил Трутневу со словами: «Починил твое говно, коллега». В ответ пришло: «Благодарствую, коллега, и пью за тебя». Пьет он! Потемкин и сам бы сейчас выпил!
Формально работа была выполнена: для сдачи достаточно лишь показаний аппаратуры, однако, как ответственный инженер, Потемки решил исследовать работу прибора еще и осциллографом. На дисплее красовался почти идеальный сигнал: всего одна небольшая помеха — вроде и мелочь, а досадно. Потемкин отослал фото Трутневу с комментарием: «Надо бы фильтр добавить». В ответ ему пришло: «Брось, коллега, это не увеличит длину твоего члена ни на миллиметр». Однако Потемкин уже не прочел это сообщение. Он рыскал по отделу в поисках элементов для фильтра. Нашел все, кроме жалкого конденсатора нужного номинала. Как-то уж несолидно было опускать руки из-за отсутствия такой безделушки, которая еще и стоила копейки — можно купить и на свои. Инженер прошерстил интернет — все магазины радиоэлектроники поблизости уже закрылись, однако оставался еще «Чип и Дип» на Восстания, который закрывался через двадцать восемь минут (на метро не успеть).
Инженер выбежал из института, параллельно вызывая такси. За поездку ему деньги, конечно, никто не вернет, еще и «Эконом» нужно было ждать аж десять минут, а «Комфорт+» стоил в два раза дороже, но это все уже не имело значения — цель важнее. На улице Восстания почти у самого магазина откуда-то нарисовалась пробка — в это-то время! Потемкин выскочил из машины и оставшиеся метров триста пробежал в спринтерском темпе (в последний раз он так делал, пожалуй, в универе).
— Мы уже закрываемся, — сказала девушка-консультант в красной униформе.
— Но ведь… но ведь еще две минуты до девяти! — умолял жадно хватающий воздух Потемкин. Вероятно, на девушку произвела впечатление его практически старческая одышка, и заветный элемент она все-таки продала. Обратно в институт Потемкин ехал уже на метро. Доработку сделал быстро.
И наступил момент истины — пора включать! Потемкин не решался минут десять: а вдруг что-то не учел? Сгорит все к чертовой матери — и кранты. Да нет, доработка же пустяковая… но прибор-то — говно! Тут всего не учтешь. А, ладно, была не была!
Ничего страшного не произошло: на экране осциллографа появился идеально чистый сигнал. Инженер похлопал в ладоши самому себе. Ай да молодец, Потемкин! Но стоп…
Высокочастотный шум слегка изменил тональность. Кто-то вроде Трутнева бы не предал этому значения, но Потемкин понял сразу — дело дрянь. Взрыв произошел, когда он уже тянулся к выключателю. Мелкие осколки полетели инженеру в лицо. Мгновение спустя перед ним расцвел полуметровый столб пламени.
Потемкин бросился к пожарному шкафу. Тот оказался заклеен пломбой с надписью «Не открывать». Инженер дернул раз, другой, на третий дверца поддалась — огнетушителя внутри не оказалось. Тогда он рванул к подоконнику, где стояла канистра с водой для полива цветов, по дороге сообразил — сперва нужно отключить электричество. Бросился к распределительному щитку. Запнулся о какой-то кабель, упал на колено и разодрал джинсы. Доковылял до щитка. Дернул рубильник. Шустро захромал обратно к подоконнику. Схватил канистру, а через мгновение даже с некоторым разочарованием обнаружил, что пламя иссякло само собой. О происшествии напоминал лишь резкий запах гари.
Инженер заглянул внутрь только что пылавшего прибора. Зеленая некогда плата практически полностью почернела — рванули конденсаторы. Эмоции Потемкин не выражал бурно, поэтому свое фиаско прокомментировал вслух лишь одним словом, оканчивающимся на «ять».
Инженер почувствовал тяжесть в ногах и практически грохнулся на строящий рядом стул. Он достал смартфон, сделал фото результата своей доработки и отправил Трутневу без всяких комментариев. Коллега, видимо, решил приободрить Потемкина и написал в ответ: «Ну хоть Гроссу поднасрал!»
Инженер скорбно хмыкнул и вновь посмотрел на прибор: вроде бы все кончено. Что тут уже сделаешь? Слишком много элементов сгорело, да и сама плата изрядно пострадала. Хотя…
Потемкин внимательно осмотрел «увечья» прибора: корпус оказался цел, пластмассовые вставки не оплавились, поверхность требовалось лишь протереть влажной салфеткой от гари, а внутрь никто ведь смотреть не будет… На лице инженера появилась загадочная улыбка. Он позвонил жене и предупредил, что сегодня домой уже не вернется.
— Дурачок ты, Вася, — лишь ответила она и глубоко вздохнула.
Инженер засучил рукава и принялся за работу. Треть сгоревших элементов найти не получилось, пришлось «дорабатывать» схему на ходу, чтобы ограничиться тем, что имелось в наличии, превращая поделку Трутнева в детище больного разума. Многие посадочные места под элементы выгорели напрочь, поэтому что-то Потемкин приклеил к текстолиту на двусторонний скотч. Плата покрылась «мхом» из проводов и выглядела хуже, чем самые неудачные макеты, сделанные буквально «на коленке». Но никому не суждено было увидеть этот кошмар, кроме самого Потемкина. Он завинтил крышку прибора: внешне не придерешься, разве что от корпуса продолжало вонять горелым пластиком. Да и ладно.
Трясущимися руками Потемкин опять включил прибор. Он оставил палец на кнопке снятия питания, чтобы успеть среагировать, когда что-то пойдет не так: инженер уже не верил, что этот Франкенштейн оживет. Но… на экране контрольно-измерительной аппаратуры появились показания, вполне пригодные для сдачи прибора, а на дисплее осциллографа сигнал имел теперь не одну, а две помехи. Стало хуже, но все еще оставалось приемлемо. В этот раз Потемкин все же не смог сдержать эмоции: он расхохотался, как психопат, и долго не мог прийти в себя. Стрелка на часах перевалила за семь утра…
Прибор успешно сдали: военпред с подозрением принюхивался к корпусу, но Гросс объяснил ему, что этот запах нормален для «свежей» аппаратуры: элементы еще «не прогрелись». Умел, хитрюга, любую ахинею подать убедительно. Премию Потемкин так и не получил: транш от Роскосмоса пришел, однако денег в институте все равно было в обрез, поэтому генеральный директор подписал приказ о «временном моратории на премирование сотрудников». Но Гросс все же поощрил инженера за выполнение столь ответственного задания: выписал ему благодарность с занесением в трудовую книжку. Правда, потом Потемкину позвонили из отдела кадров и сказали, что занести ничего не выйдет, ведь полгода назад предприятие перешло на электронные трудовые, где требуемая функция не предусмотрена. Еще инженер якобы сам отказался от того, чтобы кадровики продолжали вести и бумажную версию. Никакого-такого отказа со своей стороны Потемкин не припоминал, но спорить не стал — не было у него времени, ведь Гросс уже поручил ему новое ответственное задание.