Новогодние приготовления, которые начинались в торговых центрах чуть ли не с середины осени, Лидия терпеть не могла: всё ей казалось максимально искусственным, вычурным. «У дедов морозов глупый вид, снегурки заискивающе улыбаются, снеговики вообще выглядят полными неадекватами, пряничные домики настолько рафинированные, что глазам больно», — бурчала она, разглядывая ёлочные игрушки. Впрочем, народ её мнения не разделял и раскупал нелепые пластиковые шары, ощетинившуюся мишуру, гирлянды, мигающие так, будто у них вот-вот начнётся эпилептический припадок, и прочие атрибуты предстоящего праздника.
Лидия же шла на барахолку. Там, в куче всевозможных вещей (предназначение большинства из них оставалось для неё тайной) иногда можно было найти стеклянные игрушки, украшавшие новогодние ёлки лет сорок-шестьдесят назад. Космонавты, солдатики, девочки и мальчики в костюмах народов бывших советских республик, Мальчиш-Кибальчиш, печальный Пьеро, хохочущий Буратино, серьёзный ненец (или чукча, а может, эскимос?), ракета с надписью «СССР»… Это была лишь часть коллекции Лидии. Не было в ней только Пастушка — игрушки из детства.
Лидия не помнила, как появился Пастушок. О его существовании она, пятилетняя, узнала ночью, когда услышала тихую мелодию — будто играли на дудочке. Проснувшись, девочка не сразу поняла, откуда доносится музыка, и долго крутила головой. Старшая сестра Вера спала — это было ясно по ее спокойному дыханию. Из залы (так в доме называли самую большую комнату) шел свет — светились ёлочные гирлянды, которые родители включали на ночь. Лида встала и пошла туда.
Мелодия была совсем рядом, и девочка стала обходить ель, внимательно разглядывая игрушки. Когда дудочка заиграла чуть ли не в самое ухо, Лида увидела фигурку мальчика, одетого в белую рубаху и серые брюки. На голове у него была шляпа, в руках — дудочка. Как он на ней играл! Мелодии, грустные и весёлые, сменяли друг друга, и Лиде хотелось то плакать, то смеяться. Она поставила стул под ёлку, забралась на него с ногами и принялась слушать.
Утром её, спящую, нашли родители. Когда Лида рассказала про музыку, восьмилетняя Вера подняла её на смех: тебе, мол, приснилось. Папа улыбался, слушая дочку, и только мама отнеслась к этому серьёзно.
— Не всем дано слышать мелодии, которые наигрывает на свирели Пастушок, — сказала она. — Тебе, доченька, повезло!
На следующий вечер Вера вместе с Лидой уселась под ёлку. Однако через несколько минут ей стало скучно. Девочка принялась стучать ногами и хлопать в ладоши, приговаривая: «Ну, Пастушок, играй!» Она подняла такой шум, что мама прогнала спать обеих. Ночью Лида вновь проснулась. Теперь слушать мелодии ей никто не мешал.
Пока ёлка стояла в доме, для Лиды пела свирель Пастушка. Так было до её пятнадцатилетия — тогда она впервые встречала Новый год в компании друзей. На какое-то время она позабыла о Пастушке, а когда вспомнила, оказалось, что он исчез.
— Разбился, наверное, — пожала плечами мама. — Один год папа ящик с игрушками с антресолей уронил, в другой раз ёлка упала. Столько игрушек побили…
— Не простил он твоего предательства! — хмыкала Вера. — Ты его бросила, играть стало не для кого, вот он жизнь самоубийством и покончил — кокнулся с самой верхоты.
Лидия знала, что сестра дразнит её, но в душе понимала: в чём-то она права.
Однако переживать было некогда: экзамены в школе, потом в институте, замужество, работа, дети. Жизнь, словом. И Пастушку в ней места не было. Вот только время от времени снились Лидии обрывки мелодий — грустных и весёлых, и во сне хотелось то плакать, то смеяться.
Незаметно выросли дети. Умерли родители. Сёстры отдалились друг от друга, перезваниваясь лишь по праздникам. Порой на Лидию накатывала тоска по прежним временам, по родным. Но печаль быстро проходила: с маленькой внучкой не заскучаешь.
Ради неё и старалась, собирая коллекцию и мечтая, чтобы новогодняя ёлка стала для малышки чем-то особенным.
В тот вечер дочь и зять оставили трёхлетнюю Сашеньку с бабушкой, а сами поехали на дачу к друзьям, обещая вернуться дня через два.
— Передумали, что ли? — заволновалась Лидия, услышав звонок в дверь. — Сашу не дам булгачить — только уложила!
Открыв дверь, ахнула:
— Вера?
— С праздниками наступившими и наступающими, — заулыбалась сестра, которой, казалось, было неловко. — Можно пройти? — и сунула в руки Лидии пакет с гостинцами.
Они пили чай и молчали.
— Кое-что принесла тебе, — наконец сказала Вера, доставая из сумочки небольшой свёрток. Развернула бумагу…
— Пастушок! — От неожиданности Лидия вскрикнула и сразу закрыла рот ладонью: не разбудить бы Сашеньку.
— Мне так завидно было, что ты его слышишь, а я — нет, — говорила Вера. — Ну и спрятала. Думала, что когда-нибудь заиграет. Увы… Прости!
— Ну что ты. — Лидия обняла сестру. — Оставайся у меня, утром вволю наговоримся.
Пастушок занял своё место на ёлке. Сёстры отправились спать.
Проснулась Лидия от того, что Вера трогает её за руку.
— Слышишь?
Из-за двери лилась тихая мелодия свирели. Стоя в своей кроватке, под неё танцевала Сашенька.