Раньше я любил запах свеч. В далеком прошлом их аромат наполнял меня чувством благочестия, будто их дым несет частицу света самого Господа. Этот свет проникал в самую глубину моей души, вызывая неподдельную радость. Однако сейчас, в окружении белых стен, воспоминание об их запахе вызывает тошноту. Возможно, Ницше был прав, говоря «Бог мертв». По крайней мере, он покинул меня, оставляя лишь крыс, разъедающих остатки всего тепла и уверенности в моем сердце. Но обо всем по порядку.
Я всегда был благочестивым христианином. Походы в церковь были регулярным занятием. Я вырос в религиозном городке, но на самом деле причиной, по который я ходил в церковь, был батюшка. Священник Абрам обладал невероятной харизмой. Черные робы туго обтягивали его из-за полной комплекции, а длинная белая борода дотягивалась до пояса. В общем, он выглядел как священник с картинок из детских книжек. И в целом Абрам вел себя как карикатура, но за это его и любили. Было в нем что-то воодушевляющее, что-то, что говорило тебе «Все в этом мире просто. Не надо волноваться лишний раз, Бог о нас позаботится». Однако несколько месяцев назад я заметил, что румянец Абрама заменил зеленый болезненный оттенок. Я уже начинал волноваться, но у меня были свои заботы, так как поезд жизни моей матушки уже подъезжал к последней станции.
Все знали, что это скоро произойдет. Ей было девяносто восемь лет, и я просто надеялся, что она дотянет до своего девяносто девятого дня рождения, но надежды почти не было. Я нашел мертвую ночью, когда встал в уборную. Она мирно сидела в кресле на кухне. Ее лицо выражало спокойствие, которое было свойственно спящим. Я окликнул ее, поскольку старым людям лучше спать в теплоте кровати. Без ответа. В моей голове будто расцвел букет цветов. Эти цветы были высушенными, и в их стеблях ползали черви. Короче, я испугался, что моя матушка ушла в мир иной, что как раз и случилось. Я, конечно, всплакнул для порядка, но затем сразу же принялся за омывание. В квартире уже давно смердело смертью, так что я успел прочитать о том, как совершать все нужные процедуры. Я не хочу описывать ритуал, так как он не имеет значения для последующих событий, а также теперь моя уверенность в необходимости всех этих церемоний сгинула, будто ее никогда не было.
На третий день, согласно традиции, началось отпевание. Несмотря на то что мы живем в маленьком городке, где, зайдя в «Пятерочку», не избежать долга пожать руку каждому, мы никогда особо ни с кем не дружили и не сблизились, поскольку матушкины друзья давно умерли, а я был слишком занят, чтобы заводить знакомства. Так что во время отпевания вокруг гроба стояли только два человека — я и Абрам. Из открытого гроба виднелось бледное лицо матушки. Ее морщины почти что полностью были смыты волнами забвения. В голове всплывали истории о вампирах, которые становились вновь молодыми после того, как их душа была сожрана дьявольским духом. Из свечи в руках в нос било сильным запахом в сочетании с эхом молитв, отпрыгивающих от углов и покрывающих всю маленькую церквушку. Все происходящее отчасти казалось нереальным, поскольку я воображал это у себя в голове тысячи раз до этого, так что осознавать, что это происходит взаправду, было сложно. На протяжении всего ритуала мне было не по себе. Я был по-прежнему уверен, что мы отпевали неправильного человека. Абрамов череп выступал, и рвотно-зеленая кожа облепляла его, словно ее пришили. Я не был уверен, что я не был единственным живым человеком в комнате.
Последние строчки Евангелия выскочили из наших ртов, и Абрам приготовился читать разрешительную молитву, как вдруг он разразился тяжелым хриплым кашлем.
— Извините, я уверен, что Бог нас простит, если мы ненадолго прервемся.
— Да, конечно.
Священник отложил молитвенник и исчез в задней двери. Я ждал, по моим впечатлениям, где-то час. Я боялся отложить свечку, чтобы случайно не нарушить ритуал, хотя я, честно, понятия не имею, зачем они нужны. В какой-то момент свечка потухла, и я стоял один на один с моей мертвой матушкой. Меланхолические мысли о том, как скоро я тоже попаду в гроб и уже никого не будет, чтобы подержать свечку, стали невыносимыми, и я решил сходить за Абрамом, чтобы наконец-то больше не смотреть на мертвеца.
Я постучал в дверь, и от ударов она распахнулась. На другой стороне была лестница, которая вела в подвал.
— Батюшка!
Эхо отдалось обратно, но ответа не последовало. Освещение было очень слабым, и куда ведут ступеньки, оставалось тайной. Я опустил руку на стену слева и начал спускаться. По ощущениям спуск длился часы, но, скорее всего, это было связано с потерей осознания себя в пространстве из-за полной темноты. Когда ступеньки наконец-то закончились, я оказался в комнате, напоминающей погреб. Он освещался одной свечкой, которая всем своим видом показывала, что ей еще недолго осталось. Подвал был завален бочками, из которых вытекала какая-то жижа, а в углу была дверь, откуда воняло даже хуже, чем от бочек. Из-за двери доносились хлюпающие звуки, похожие на те, что слышно на улице осенью, когда дети играют в грязи, а также жужжание мух. Я открыл дверь.
Тощее, длинное создание без кожи в белых робах, испачканных кровью, возвышалось над бледным священником. Изо рта существа вылезал длинный язык. Этот змей влезал в рот Абрама и по жирным венам качал его кровь, насыщая монстра. Нарывы вырастали и лопались по всему телу чудовища. Из них вылетали жирные мухи. Я не был напуган. Меня тошнило, я испытывал омерзение, но я не был напуган. Я захотел разорвать, распотрошить, сжечь, бить существо сапогом, пока не останется лишь лужа из плоти. Я не знаю, что на меня нашло, но я впал в безумие. Я огляделся по сторонам, ища оружие для очищения земли Бога от этой твари. Мой взгляд упал на молоток, валявшийся на полу. Последующие секунды отложены в моей памяти только отрывками: ошметки склизкой плоти, висящей на стенах, вкус крови у меня во рту и мухи. Мухи были повсюду. С каждым ударом, разбивающим кость и разрывающим плоть, вылезали новые мухи. Существо не оказывало никакого сопротивления. Оно продолжало высасывать кровь из Абрама, пока я не отрубил ему язык. Затем оно просто стояло, если можно так сказать, учитывая, что его ноги были скоро сломаны. С отливом насилия мне стало плохо и, чего таить, меня вырвало. С возвращением сознания я понял, что Абрам плачет.
— Что ты наделал?
Я отшатнулся от священника.
— Ты убил нашего спасителя! Ох, бедный Иисус. Вновь невежественные погубили тебя! Прости нас, смертных!
Абрам начал молиться. То, какой радикальной была его трансформация, пугало. Всего лишь час назад он был полностью нормальным. Упал ли он так низко за такой короткий промежуток времени, или он всегда просто прятал свое безумие? Возникло ощущение, что в воздухе не хватает кислорода, и я прижался к стене, тяжело дыша. Я закрыл глаза и попытался перестать думать. Из темноты меня выбил истеричный хохот Абрама.
Из моей глотки вихрем вырвался крик ужаса. Передо мной стояло воскресшее существо. Его конечности перемешались в абсолютно хаотичном порядке. На лице монстра выступали маленькие фрагменты костей, а также кусочки робы. Я оттолкнул тварь и, спотыкаясь, побежал из комнаты. Ударившись об угол двери, а затем влетев в груду бочек, я упал. Из комнаты, спокойно передвигаясь, выходил монстр, и я понял, что его масса стала больше и в некоторых местах появились частички бороды. Из бочек начала вытекать мерзкая жидкость, и я с ужасом осознал, что это была жидкая плоть. Она начала медленно растекаться по полу в сторону чудовища. Она прилипала к нему, а затем застывала, насыщая голод тела существа. Раскрыв руки, словно приглашая обняться, оно медленно приближалось. Я вскочил и побежал, не оглядываясь. Я не знал, последует ли оно за мной, но мне было плевать. В итоге я выпрыгнул из двери и упал на мозаичный пол церкви, расшибив себе подбородок. Я не помню, что произошло дальше, но, скорее всего, я потерял сознание.
Я проснулся от крика. Первые прихожане пришли в церковь. Судя по всему, они вызвали скорую помощь и полицию. Меня отвезли в больницу, а затем сразу же в полицейский участок. Я пытался им объяснить, но мне никто не верил! В подвале ничего не нашли, но я знаю, что мне это не почудилось! Как еще объяснить исчезновение Абрама и то, что меня нашли покрытым кровью. Исчезновение батюшки повесили на меня, но из-за моего «явно психически нестабильного состояния» меня отправили не в тюрьму, а в психушку. Здесь меня пичкали наркотиками и пытались убедить, что ничего не было. Вскоре я научился говорить то, что они хотели слышать. За мной стали менее строго следить и даже выдали тупой карандаш и дневник. Теперь я пишу здесь свою посмертную записку.
Я не знаю, что я видел. Сомневаюсь, что это был Иисус. Скорее всего, Абрам просто поехал крышей. Также это не было исчадием Ада. Я не знаю, откуда у меня такая уверенность, но я просто знаю! Это пугает меня больше всего. Это создание просто было и, может быть, по-прежнему есть. Возможно, оно даже не одно! У меня нет объяснения, что произошло в подвале. Как оно туда попало? Как оно восстало из мертвых? Почему оно начало поглощать плоть только после своего воскрешения и куда оно исчезло? Я думал об этом неделями, но так и не смог сложить ни одну правдоподобную теорию. Я отказываюсь жить в одном мире с этой тварью. Если оно — это Иисус, я не хочу в Рай, и самоубийство освободит меня от него, а если нет, то Бога нет, поскольку он не позволил бы глазу человека увидеть такой ужас, так что нет смысла задерживаться на Земле. Весь наш человеческий прогресс, которым любят хвастаться гуманисты, ничто, ведь, в конце концов, мы лишь плоть для поглощения.
Карандаш хоть и не острый, но все равно может убить. Я планирую впихнуть его себе в глаз и надеюсь, он дойдет до мозга. Скорее всего, санитары не успеют прибежать достаточно быстро, и я смогу наконец-то уйти на покой.
Пора.