На кафедре аэродинамики третий год пытались выяснить, кто запускает из окна горящие бумажные самолетики. Раз в две-три недели такой самолетик вылетал с верхнего этажа, занимаемого кафедрой, и кружил перед окнами, а потом, сгорев почти до носа, падал в кусты. Это настолько всем надоело, что ректор постановил, хотя и неофициально, устранить самолетики до конца учебного года.
Думали на Николая Константиныча.
В среду, когда у него был выходной, в кабинете с утра начались разговоры.
— Не может вменяемый человек делать столько открытий за год, — шепотом сказала Кристина, маленькая администраторша программ, наливая всем чай. — Он точно не в себе. Я думаю, самолетики – его проделки.
Юлия Борисовна, белокурая доцентка, энергично закивала.
— Меня больше напрягает, что он ищет в интернете, как делать жертвоприношения явлениям природы, — сказал аспирант Женя, доставая из рюкзака конфеты. — Это как минимум странно.
Кристина и Юлия Борисовна переглянулись. Пришлось рассказать им, что руководство иногда поручает Жене проверять, чем сотрудники кафедры занимаются на рабочих компьютерах.
Кристина фыркнула, взяла чашку и уставилась в монитор.
Вечером Юлия Борисовна рассказала о догадках коллег декану, а от себя добавила, что академик Синеглазов, оказывается, был тестем Николая Константиныча.
— Ну и что? — удивился декан, застегивая рубашку.
— А то, что наш Николай Константиныч открытия тестя прикарманил, — ответила она. — У тебя сколько патентов? Два. За пятнадцать лет. А у него по патенту в месяц.
Декан еле дождался, пока Юлия Борисовна докрасит губы, и выпроводил ее, пообещав подумать.
Вся эта ситуация его очень раздражала.
Мало кто знал, что декан и Николай Константиныч дружат. Декан знает его, как одаренного ученого, но количество открытий и патентов Николая Константиныча действительно подозрительное.
В метро декан настолько напряженно думал о разговоре с Николаем Константинычем, что вспомнилась защита собственной докторской. Он понял, что с того дня ни разу по-настоящему не напрягал мозг.
Добравшись домой, декан проверил, что на одежде нет лишних волос, поел и сразу лег.
«Если вдруг обнаружится, что он и правда присвоил работы Синеглазова, то пора принимать меры, репутацию института спасать, — думал декан, ворочаясь и мешая спать жене. — Задача непростая, конечно. Но на то я и декан, чтобы непростые задачи решать».
На следующий день декан зашел на кафедру и попросил всех выйти, кроме Николая Константиныча.
Николай Константиныч смотрел в окно.
— Ты правда интересуешься жертвоприношениями? — ни с того ни с сего спросил декан.
— Духу воздуха, — ничуть не смутившись, ответил Николай Константиныч. — Он мне помогает исследовать аэродинамику.
В подтверждение своих слов Николай Константиныч похлопал по стопке бумаг у себя на столе.
— То есть, самолетики — твоих рук дело? — спросил декан, окончательно ломая схему разговора, придуманную за ночь.
— Угу, — кивнул Николай Константиныч.
Декан покружил по кабинету, чтобы скрыть растерянность.
— А чего ж ты три года не сознавался? Ты же мог нас всех спалить! — повысил он голос. — И бумаги сколько сжег!
— Бумага моя личная. А на ней — мои личные открытия, — спокойно ответил Николай Константиныч и, поймав непонимающий взгляд декана, добавил: — Наука их пока не может принять, вот и сжигаю.
Светила луна. Николай Константиныч, получивший выговор и уже успевший забыть о нем, опустил блэкаут, лег в постель и, засыпая, подумал об армии. Воспоминания тех двух лет — будто засвеченная пленка, на которой один кадр чудом остался живым.
Коля (тогда его так называли чаще всего) был дежурным по столовой. Молодые наводили порядок, а он вышел покурить. Было очень ветрено. Ночные горы напоминали огромные морские волны.
Убедившись, что никто не видит, он достал лист бумаги, свернул самолетик и запустил его вниз по склону. Самолетик долго петлял, подбрасываемый упругим ветром, а потом исчез в темных волнах гор.
Коля закурил. Он смотрел в темно-синее пространство и думал, что если бы дух ветра существовал, то ему, наверное, понравилось бы играть с таким самолетиком — особенно если этот самолетик еще и поджечь.
Вдруг что-то взвизгнуло, как насекомое, у самого рта. Грохот выстрела два раза эхом отскочил от гор и исчез. Коля лежал на боку и ощупывал себя, не понимая, подстрелили его или нет.
Утром нашли сломанную пулей сигарету, а в двухстах метрах — гильзу от снайперской винтовки.
На построении командир роты запретил все перекуры после ужина.
— Повезло еще, что боком к снайперу стоял, — сказал он строго.
— Повезло, — подтвердил старшина, — в уголек и без ветра попробуй попади с такого расстояния.