***
У Кати волосы тонкие, светло-русые, коротко стриженные, и незнакомые взрослые часто называют ее мальчиком. Очень худенькая, в ненавистных полинявших футболке и джинсах, которые приходится донашивать за старшей сестрой, на ногах — кроссовки, купленные на вырост. Все сотрудники у мамы на работе, увидев Катю, сразу начинают ее чем-нибудь кормить и потом высказывают маме: «Что ж она у вас такая худенькая? Ветер подует — улетит». Мама только горько улыбается и разводит руками.
Катя живет все лето на даче c бабушкой и старшей сестрой Дашей, толстой и красивой. У Даши есть то, о чем Катя пока только мечтает — длинная и густая русая коса. Даша гордо перекидывает тяжелую косу через плечо и любуется своим отражением в зеркале. И Катя тоже любит встать на стул перед большим зеркалом, надеть на голову разноцветные колготки, заплести из них длинную косу — длиннее, чем у Даши. Вот теперь я красавица, думает Катя и улыбается.
Завтраки на даче всегда под открытым небом. Бабушка разливает по стеклянным стаканам горьковатый чай с мятой и черной смородиной, он обжигает руки и губы. Бабушка наливает его в блюдце, чтобы скорее остывал. В стеклянной вазочке по центру стола семь конфет «Красная шапочка» — но это только для тех, кто всю кашу съест. Катя смотрит на них и облизывается: вот бы хоть одну прямо сейчас. «Сначала кашу», — грозит пальцем бабушка. У нее не забалуешь.
От манной каши в алюминиевой миске идет густой пар, а в блюдце с чаем плавает облако пломбирного цвета. Оно похоже на лохматого львенка, а еще на большую черепаху. Катя рассматривает его, наклоняется, щекам становится горячо. «Ешь! А то остынет!» — Грозный окрик бабушки заставляет Катю вспомнить про кашу. Катя зачерпывает чуть-чуть на кончик ложки и старательно дует. Считает до ста, рассматривает узор на алюминиевой миске. Интересно, как его сделали? Нарисовали алюминиевым карандашом?
Даша уже съела свою порцию и просит еще. Бабушка одобрительно кивает, щедро кладет ей добавку, а на Катю грозно посматривает: «Ешь давай!» Катя вздыхает, опускает глаза и перекладывает слипшиеся комочки манки из середины к краям тарелки, пробует один на вкус и тут же выплевывает, скривившись: холодный и мерзкий. Катя старательно размазывает клейкую кашу по краям — так ее кажется меньше. Даша с удовольствием соскребает со стенок миски остатки, облизывает ложку и тянется к конфетам. Теперь можно.
«Господи-боже-мой! За что мне такое наказание — кормить этого ребенка». — Бабушка бросает ложку на стол и поджимает губы. Брови ее сгущаются, превращаются в одну строгую полоску. — Сладкого не получишь, пока кашу не съешь». Даша уплетает вторую «Красную шапочку», потом третью, четвертую, пятую. С Катей не делится. Ну и что. Подумаешь! Не в конфетах счастье.
***
Конфеты — это радость и праздник. Их, в разноцветных шуршащих фантиках, всегда дарят на день рождения, их кладут в мешочке под елку на Новый год. Даша разворачивает третью конфету «Красная шапочка», целиком кладет в рот, тщательно разглаживает пальцами прохладную серебристую фольгу. Шоколадный батончик приятно и сладко скользит во рту.
Пятый «А» на перемене играет в салки. Дашу не зовут играть. Она стоит одна возле кабинета математики. На Даше мамина юбка 48 размера — неудобная, колючая, резинка впивается в живот.
— Бочка! Эй, бо-очка-а! Жир-трест! — Одноклассники Никита и Макар дергают Дашу за толстую косу, вырывают из рук пакет со сменкой и выкидывают его в открытое окно.
Даша горько плачет. Но не из-за улетевшей в окно сменки. А из-за того, что ее никто не любит. А любит одна только бабушка.
***
Бабушка — большая и добрая, с круглым животом под кухонным фартуком, от нее так вкусно пахнет грибным супом. Бабушка обожает кормить. Даже горбатый велосипед Рыжик, которого дедушка принес из котельной, за две недели превратился у нее в толстого наглого кота. Бабушка всегда защищает Дашу перед строгой мамой: «Пусть ест. Что за привычка — попрекать ребенка едой!»
Бабушка переворачивает на другой бок розовые, поджаристые кусочки колбасы. Колбаса на огромной чугунной сковороде весело шипит, брызгается горячим маслом.
— Весь день у мартена, — приговаривает бабушка и поворачивается к Даше. — Налить тебе еще супчику, Дашуль?
Даша уже съела грибной суп с майонезом, салат Клеопатры — из тыквы с грецким орехом и медом, гречку с жареной колбасой. Живот раздулся, как гигантский воздушный шар, но впереди еще три бутерброда, щедро намазанные шоколадной пастой «Нутелла», Дашиной любимой. Уж для них-то всегда найдется место в животе. Сестра Катя все еще сидит над остывшим супом, выбирает из него слизняки-грибы и, пока бабушка не видит, складывает их горкой на столе. За это она скоро получит подзатыльник от деда.
А пока бабушка ставит перед дедом сковородку. В ней гречка и колбаса плавают в кипящем масле. Кашу маслом не испортишь, любит повторять бабушка. Дедушка съедает сначала гречку, потом колбасу. Затем берет горбушку бородинского, хорошенько натертую солью и чесноком, макает в оставшееся на сковородке масло. Дедушка шевелит седыми усами, откусывает кусочек и жмурится от удовольствия. Дедушка с бабушкой — дети войны. Дедушка часто рассказывает, что в войну ели кислый суп из щавеля и горькие лепешки из лебеды. А больше кушать было нечего.
***
Папа — это тебе не бабушка. С ним разговаривать тяжело. Он за ужином теперь все чаще затевает серьезный разговор.
— Ты позоришь меня! Позоришь всю нашу семью! Мне стыдно за тебя перед соседями!
— Пап…
— Ты когда начнешь следить за собой? Посмотри на себя! Стала жирная, как свинья.
— Ну, пап…
— Ты никому не нужна такая, ты понимаешь? Никогда замуж не выйдешь, если не похудеешь, я тебе это как мужчина говорю.
— Пап. Мам, ну скажи ему…
— Дашуль, папа прав. Мы же тебе только добра желаем.
Даша демонстративно кидает ложку на стол и уходит к себе в комнату, встает на весы. Весы показывают трехзначное число. Даша закрывает лицо руками, ее плечи дрожат от рыданий. Все, завтра же на строгую диету.
***
Даша осмотрела свой живот, больше не выпиравший из обтягивающего коктейльного платья, улыбнулась отражению в зеркале и вышла на улицу. Наконец-то родители за нее рады. И она себе нравится. Три летних месяца на одних яблоках — и вот результат. Голодная, зато красивая.
В вечернем автобусе пассажиров почти не было: бабулька с сумкой на колесах и с девочками-близняшками лет десяти, и патлатый парень лет двадцати, вальяжно жующий сосиску в тесте. Запах горячей сосиски разлетался по всему салону, щекотал нос. У Даши застучал по стенке желудок, усилилось слюноотделение, но она заставила себя отвернуться и не смотреть на еду. Ехать было минут пятнадцать, она уселась поудобнее на кожаное сиденье, но сидеть спокойно не могла, постоянно ерзала от нетерпения и дрыгала ногой. Сладко ёкало сердце — скоро Олег ее увидит. У него наверняка челюсть выпадет от удивления. Это будет первая их встреча с весеннего турслета. Даша вспомнила зеленые и синие палатки, расставленные на поляне, большой костер, сложенный колодцем, и красавца Олега в оранжевой бандане из «Декатлона». Сколько раз он ей снился в эротических снах. Хотя в последнее время она сбилась со счету и не могла точно сказать, что снится ей чаще — руки Олега, обвивающие ее талию, или торт со взбитыми сливками. Кажется, все же торт.
Автобус завернул за угол, встал на светофоре. В открытую форточку влетел шустро ветер, а с ним аромат капучино и картошки фри. Люди — кстати, совсем не толстые, — сидели за столиками, с аппетитом поглощали бургеры. У Даши закружилась голова, ладони вспотели и в желудке предательски заурчало. Она погладила живот и прошептала: «Терпи! Ты же хочешь быть красивой?» Но желудок и не думал униматься — забурлил и заурчал еще громче. Даше казалось, что все — бабушка, парень с сосиской в тексте и девочки-близнецы, — оборачиваются на этот звук. Она достала из сумки чахлое зеленое яблоко и надкусила. По подбородку потек кислый, едкий сок. Кожица яблока была жесткая, долго не разжевывалась. Даша поморщилась и засунула яблоко обратно в сумку. Ну почему все, от чего не толстеют, такое невкусное? — подумала она и тяжело вздохнула.
***
Даша приехала рано — вечеринка только начиналась, и никого еще не было, кроме Наташки, турклубовской души компании, а еще Олега и Макса. Они сидели на диване и, отчаянно жестикулируя, о чем-то спорили.
— Ух, Дашка! Какая ты стала, прямо секс-бомба! — закричал Макс. Он чуть не выронил банку с пивом, когда она вошла в комнату. — Олег, смотри, как Дашка похудела!
— Дашуль, поделись секретом своей диеты, — улыбнулась Наташка, присаживаясь на подлокотник дивана рядом с Максом и с аппетитом разжевывая большой кусок пиццы с ветчиной и сыром, и с набитым ртом добавила: — Тоже хочу немного сбросить, бока убрать.
***
Они стояли на балконе одни. Олег молча курил, а Даша, покрасневшая до ушей, смотрела в пол.
— Ты думала, что я не зову тебя на свидание из-за того, что ты толстая? — Глаза Олега уставились на Дашу, будто два заряженных пистолета. — Да с чего ты вообще взяла, что меня интересуют девушки?
Олег с силой вдавил окурок в пепельницу, будто собирался переломить ему шею, и ушел с балкона, хлопнув дверью.
Даша стояла как оглушенная чем-то тяжелым, с тонну весом. Ее пронзило невыносимым холодом. Она медленно надевала в коридоре плащ, лишь с пятого раза попала руками в рукава. Пальцы дрожали, и ей трудно было справиться со шнурками. Даша чувствовала, как ледяная игла проникает все глубже. Казалось, она промерзла и заледенела насквозь, до донышка сердца. Кто-то из знакомых спрашивал: «Ты что, уже уходишь? Так рано?» — и пытался ее растормошить, трогал за плечо. Даша не реагировала. Она хлопнула дверью квартиры, вышла из подъезда и на автомате пошла к метро. В ушах все еще звучал голос Олега: «С чего ты взяла, что меня интересуют девушки?»
— Какая же я идиотка, — проговорила Даша вслух; идущая мимо женщина удивленно оглянулась.
У Даши клокотало в животе. Терпеть голод больше не было сил. И не было смысла. Смысла больше не было ни в чем. Даша зашла в Бургер Кинг, заказала картошку фри, чизбургер, наггетсы, потом еще и еще. Желудок стонал — он не мог вместить больше, но Даша все равно ела и ела, словно пыталась заполнить едой внутреннюю пустоту.
***
Вечер. Полупустой джаз-клуб. Приглушенный свет, негромкие мужские голоса, тоненький женский смех. Контрабасист и саксофонист убирают инструменты, собираются уходить. Даша и мужчина средних лет, с седеющими висками, чем-то похожий на крокодила Гену из мультфильма, сидят на кожаном диване за столиком. Даша медленно тянет из трубочки мохито и то и дело заправляет за ухо выбивающуюся прядь.
— У тебя парень есть?
— Нет.
— Почему?
Даша неопределенно пожимает плечами.
— Даш, ты мне очень нравишься.
— Не верю.
— Почему?
— Потому что не может никому нравиться это жирное тело. Как можно любить и хотеть вот этот целлюлит? — Даша с отвращением проводит рукой по своему животу и бедрам.
— Мне. — Мужчина берет ее руку и гладит. Дашино лицо становится томатного цвета, она вырывает руку и быстро уходит.
***
Даша сидит на велотренажере и изо всех сил крутит педали. Глаза опухшие, лицо заплаканное. На столе таблетки для похудения. Рядом обертки от пяти сникерсов.
Звонит мобильный. Даша быстро вытирает слезы, нажимает на кнопку и тихо говорит: «Да, Кать».
— Даш, не бросай трубку, пожалуйста. Я хочу тебе помочь.
— Ну чем ты мне поможешь?
— Через неделю ты ложишься в Клинику питания. Я обо всем договорилась.
— Думаешь, поможет?
— Уверена! Там очень хорошие диетологи. У них худеет даже дед Мороз.
***
Железные прутья забора. Яблоневый сад Клиники питания. Асфальтированная дорожка по кругу. Пациенты парами идут по дорожке. Даша в растянутых трениках и худи, ужасно голодная, тоже уныло бредет, потом без сил опускается на скамейку. Она замечает, что с соседней лавочки на нее посматривает полноватый молодой человек.
«Чего смотришь? Знаю, ты сейчас думаешь: эта жирная наверняка много ест. Угадала? Ну почему, глядя на стройную девушку, уплетающую пирожные, у вас, мужчин, не возникает подобных мыслей? Вы думаете о том, как она сексуально слизывает с пирожного взбитый сливочный крем. А при виде толстушки, даже с яблоком в руке, ваше воображение рисует громадный торт, жирного цыпленка-гриль и тонну картошки фри, которые исчезают за минуту у нее во рту.
Так беспардонно изучаешь мой живот. Настырный какой. Ни малейшего представления об этикете. На себя лучше посмотри, а? Ты сам далеко не худой.
Если б ты только знал, сколько я всего делала, чтобы похудеть. Ведь красота требует жертв, и девушка обязана быть стройной. Если она полная, то о какой вообще красоте может идти речь? Лишний вес — это уродство. Вот что нам всем вбивают в голову с детства. То ли дело мужчина! Ему можно всё. Чем больше мужик, тем лучше. Чем больше, тем кажется сильнее. Хорошего человека должно быть много. Готова поспорить на что угодно, что это придумали мужчины. Для мужчин, в этом мужском мире. Бог, который его создал, и тот мужчина.
Ну, елки-палки, сколько можно на меня смотреть? Что, больше смотреть не на что? Гляди куда-нибудь еще. Вон через дорогу палатка с мороженым. Ее изучай. Ох, ну почему везде вокруг эта еда? Чтобы устроить мой личный ад уже при жизни? Как в той загадке — висит груша, нельзя скушать.
Если хочешь знать, я всю жизнь потратила на диеты. Я знаю о них всё. Я пробовала каждую на вкус, цвет и оттенок голода. И про изнуряющие тренировки в спортзале я тоже знаю все. Поэтому меня бесят эти заботливые комментарии: “А моя знакомая убрала из рациона сладкое и мучное — и так хорошо похудела”. Или вот это еще, аж трясет, когда говорят: “А попробуй по утрам делать зарядку, больше двигаться, и вес уйдет”. Так и хочется взять и придушить этих советчиков, честное слово. Ой, он идет ко мне… Что ему нужно?»
— Меня Даша. Очень приятно. Ты сейчас пошутил или серьезно? Угощаешь? М-м-м… Я люблю Филадельфию и Калифорнию. В кунжуте.
***
Спустя десять дней лечения в Клинике питания, похудевшая ровно на один килограмм Даша бродит по залам Третьяковки. Останавливается перед «Красавицей» Б. Кустодиева. Долго в задумчивости изучает ее.
«Ну вот, картина начала двадцатого века, и на ней полная женщина. Художник это тело считает красивым, он явно им восхищается. Похоже, это его идеал красоты — вон и “Купчиха за чаем”, какая дородная, с толстыми руками. И на картинах Рубенса ни одной худышки. Все как на подбор — с животиками и пышными попами. На Руси всегда считалось, чем девушка полнее, тем красивее. Полнота была признаком здоровья, плодородия. Худых и в жены-то не брали. Ну действительно, кого она своей грудью может вскормить? Разве что спонсора. Вот и Пашка все время повторяет, что тощие его совсем не возбуждают: “Что я, собака, что ли, на кости бросаться?”
Какая же я дурочка была… Сидела то на одних яблоках, то на кефире, мучила себя диетами, почем зря».
Даша ловит в зеркале свое отражение, подмигивает ему, поправляет тяжелый русый клубок из волос. Подумаешь, складки на талии. Зато какая аппетитная грудь!
***
Даша опустила руку в почтовый ящик. Привычный лист квитанции. Но вместе с квитанцией ее пальцы нащупали еще что-то — небольшое, гладкое и объемное. Белый конверт, тщательно упакованный. «Странно, я ничего не заказывала, — подумала Даша. — Да и день рождения у меня еще не скоро. А может, кто-то подсунул наркотики?»
Вскрывать было страшно, но любопытство победило, и Даша, зажмурившись, быстро отрезала верхушку конверта, достала серебряное кольцо с нежно-розовым камнем в форме сердца. Ножницы вывалились из ее руки, со стуком упали на пол. Даша примерила на безымянный. Кольцо село идеально. «Интересно, кто мог прислать этот подарок?» — подумала Даша и взглянула на конверт. Ни подписи, ни имени отправителя. Даша подняла глаза к потолку и вдруг засмеялась, быстро набрала номер и, услышав «алло», затараторила: «Колечко — просто огонь! Спасибо!» «Рад, что тебе понравилось», — раздался мягкий баритон из трубки, и Даша почувствовала, как Пашка на том конце улыбается широко-широко, до ушей.
***
Паша вбегает на кухню, обнимает сзади жену, которая стоит у плиты. Он вдыхает такой аппетитный запах ее кожи, смешанный с ароматом борща и котлет, и горячо шепчет ей на ушко:
— Дашка, ты беременна?
Даша внимательно рассматривает свой пухлый живот, обтянутый тканью домашнего платья шестьдесят второго размера.
— Нет. С чего ты это взял?
— Дочь сказала. Говорит, у вас есть какой-то секрет, от которого животик растет.
— Ах, секрет! Да, есть один. — Даша, давясь от смеха, идет к шкафу и достает большущую банку шоколадной пасты «Нутелла».