Ладони предательски потели, ручка ерзала и никак не могла зацепиться за бумагу, на которой нужно было поставить жирную сизую подпись. Опытный графолог сразу бы узнал в этих скомканных, мелких, налитых чернилами буковках человека расчетливого, ушлого, осторожного. Именно сочетание «О», «П» и «А» на толстой проектной документации определяло дальнейшую судьбу Олега Петровича Ананасова. Двести плотных, нагло сшитых красной лентой страниц подробно описывали торговый центр «Отрада». В середине сложно сплетенного текста спрятались нарушения, начальнику экспертного отдела было велено упустить их из виду, схалатничать, освободить место для застройки.
Неожиданное, словно птичья бомбардировка, которая, если верить народным приметам, к деньгам, задание упало на Ананасова вместе с новым директором градостроительного комитета. «Надо расчистить!» — бодро прозвучало утром, отравив оставшийся день, а возможно, и жизнь начальника экспертного отдела.
Вырубке подлежала та самая роща, где Олег Петрович, тогда еще Олежка, гулял с Таней из параллельной группы. От счастья с длинной, скроенной на волейбольный манер однокурсницей отделяли десять сантиметров роста, и даже импортные ботинки на толстой подошве не спасли ситуацию. Олег посмотрел на массивные каблуки итальянских туфель, вспомнил Танину эмиграцию в середине пятого курса. От горечи и негодования ананасовские сытые щетинистые щеки раскраснелись, и невольно захотелось припудрить их детской присыпкой. Короткие крепкие пальцы отпустили юбилейную ручку, швырнув ее к пирамидке проектной документации.
Он откинулся в мягком, обнимающем кресле, припоминая, как на студенческом субботнике в городской роще он увидел Танечку, бережно смазывающую стволы деревьев. В отличие от других, она не торопилась, а осторожно наносила белую известь на темную кору. Таня наклонялась, откидывала волосы, открывая маленькую родинку на шее, которая завораживала Олежку. Он почувствовал аромат побелки, смешанный со свежей краской бордюров и майским озоном. Весна. Сердце заегозило, ускорило ход, попыталось вырваться наружу, минуя атласную подкладку пиджака фирмы «Boss», и будто понеслось к молодым, зелёным широколиственным деревцам.
«Кажется, инфаркт… А нет, отдышка!» — подумал он, представив, как его мягкое, хлебное тело выносят из насиженного кабинета. Испекся, сгорел на работе. Будут похороны, положат рядом с дедом, соберутся коллеги, родственники, однокурсники, возможно, из мэрии приедут, а Танечка так и не узнает о его трагической гибели.
Олег Петрович перекрестился, вздохнул, пощупал себя за холеные бока: «Нет, еще живой!» Отодвинул документацию, уставился в монитор, застучал по клавиатуре, ища в «Одноклассниках» Скворцову Татьяну. Ближе к вечеру была обнаружена Tatyana S. Страница закрыта, на маленьком фото женщина в шарфе, родинку не разглядеть, но, кажется, она. Бездушная социальная сеть предложила «добавить в друзья», ноздри Олежки воинственно раздулись от обиды на бесконечную дружбу.
Глотнув коньяка, подаренного застройщиками, он перешел в наступление, нервно набирая длинное сообщение. Вышло официально, будто должностная инструкция, обязывающая Танечку любить внезапно появившегося однокурсника. Он перечитал, поморщился, удалил, начал заново. Рабочий день подходил к концу, длинные коридоры загудели, коллеги рвались на свободу. Пробегающий мимо ананасовской двери директор заглянул, бегло выпалил: «Еще работаете? Успеете подписать до завтра?» — и растворился в стремительном потоке подчиненных.
Здание опустело, Олежка остался наедине с виртуальной Танечкой, которая, по его мнению, была одинока среди низкорослых итальянцев. Он нашел в шкафу вино из Тосканы, подаренное инвесторами, открыл бутылку, со знанием дела понюхал пробку, плеснул в кружку, выпил. Градус понизился, опьянение набрало обороты, клавиши застучали, эпистолярный жанр расцвел. Сообщение раздувалось на экране: «Татьяна, Таня, Танечка! Ты помнишь меня? Нашу рощу, деревья, побелку, экзамены, обшарпанные комнаты общежития, потерянную зачетку, сладкие болгарские ликеры, кричащие пунцовые гвоздики, проводы…» Послание вышло длинным, несуразным, наполненным тосканским бредом и глубокой тоской. Олег Петрович нажал на кнопку «отправить», буквы сгруппировались, полетели по каналам шустрого интернета. Сообщение доставлено. Отправитель заснул в кабинете.
Ананасов проснулся от боли. Шея затекла в рабочем кресле, во рту пересохло, солнечный свет резал глаза, похмелье било по затылку. Он позвал секретаршу: тишина, семь часов утра. Опомнился, снял помятый пиджак, включил потухший монитор. Тревожно зацокал по клавиатуре, открыл закладки. Приглашение в друзья принято, закрытая страница оголилась, показав свои прелести. Сотни фотографий, налепленных по любому случаю, пестрели на экране.
Таня изменилась, но была узнаваема: широкая улыбка, густые волосы с проседью, изящная шея с той самой родинкой, которая теперь упиралась в длинную морщинку. Почти везде рядом с ней, дотягиваясь до плеча, стоял смуглый, коренастый Ромка Синицын, когда-то учившийся на курс старше. Двое подростков на фотографиях были похожи на отца: такие же взбитые, как шарики сливочного масла. У сына на шее виднелось родимое пятно, которое выдавало родство с Танечкой. Семья красовалась на фоне холодных пейзажей Финляндии.
— Вот тебе Италия… — сморщившись, прошептал Ананасов, подвинул ближе пластиковую бутылочку «Аква Минерале», плеснул в лицо, умылся. Вода попала на грудь, залив рубашку, купленную в пригороде Милана.
Олегу Петровичу нездоровилось: по официальной версии, он проработал всю ночь и решил уйти домой до обеда. Коридоры были пусты, коллеги разбежались по кабинетам, уткнулись в мониторы, только начальник экспертного отдела после трудовых подвигов спешил домой. По пути он заскочил к директору, протянул проектную документацию, на последней странице виднелась жирная сине-черная подпись.