Супруги Орешниковы всегда все делали вместе. Они даже на работу ходили в одну и ту же контору — успешное дизайнерское агентство, где коллеги дразнили их «фисташками», в глаза умиляясь, а за глаза люто завидуя их простодушному веселью, наглаженному виду и привычке всякий раз синхронно доставать кошельки и шушукаться, решая, кто из них платит за обед в кафе. Даже имена у них были уютные, под стать ямочкам на щеках: Ариша и Кирюша Орешниковы. Произнесите вслух, ну не чудо?
Всем была известна их немудреная история, которая может случиться с каждым, но почему-то не случилась ни с кем, кроме них. Супруги родились в одном дворе, десять лет просидели за одной партой, поступили в один вуз, поженились, получили по красному диплому и, все так же любуясь друг другом, вышли в большой мир, который, за исключением мелочей, покорно улегся к их ногам, как ретривер, которого они завели на третьем году совместной жизни. Назвали пса Петром. Петрушей.
Постепенно, заботливые и неутомимые, они нажили машину, квартиру и домик за городом. Только детей у них так и не было. Но и над этим Орешниковы решили планомерно поработать. Вот только нужно было дождаться окончания самоизоляции.
Несколько месяцев пролетело, как в сказке. Уехав заблаговременно от городской заразы, супруги Орешниковы среди кустов смородины на свежем воздухе освоили несколько проектов, избежали финансового краха и заново нагуляли аппетит друг к другу. Одно лишь омрачало изоляцию — Петруша приказал долго жить, все свои секундочки до последней беззаветно посвятив обожанию хозяев и на двое суток погрузив их дом в приличествующую моменту тишину. Над рекой вырос холмик, и когда жара спадала, к нему приходили супруги, и Кирюша так нежно обнимал живот Ариши, как будто в нем уже поселился маленький живой Петька, и только ждал позволения выйти на свет.
Наконец подоспела вакцина, созданная явно такими же удачливыми оптимистами, как наши герои. Прививать население начали с больших городов, что и правильно, затем очередь дошла до провинции, и супруги, недолго простояв в очереди в местном медпункте, получили свои порции, а равно и штамп о разрешении передвижения, тем самым стряхнув последние капли страха, который в тот год висел над всеми, как проклятие, не давая глубоко дышать.
Возвращались с дачи к вечеру, в хорошем настроении, предвкушая ужин у телевизора и настоящую ванну. Орешников насвистывая вел «ауди» по знакомым улицам, его жена бездумно радовалась, поглядывая на умытые окна кафешек, в которых отражались закатные облака, набрякшие, как воспаленные десны. Назавтра явно ожидалось похолодание.
Притормозили на светофоре. Рядом с булочной толпилась стайка подростков, окружив бесформенный куль на асфальте. Одна девочка бесновалась особенно: подпрыгивала, приседала, указывала вниз обеими руками и трясла ими так, словно безуспешно пыталась стряхнуть с них какую-то гадость. По счастью, звуки не долетали в салон. На шум уже спешил страж порядка, по рыбьи разевая рот и расправляя на ходу термоодеяло, полыхнувшее на свету серебром. «Зеленый» загорелся, ауди мягко тронулась, и происшествие осталось позади. «Какие игры все-таки сейчас неприятные… Детей будет воспитывать очень непросто», — скривилась супруга Орешникова, и супруг Орешников поддакнул и на секунду ослеп, поймав «зайчика» в зеркале заднего вида.
Высадились у любимого гипермаркета. Поднимаясь по ступеням ко входу, супруги чуть не наступили на пожилого человека. Он лежал, прижавшись щекой к асфальту, беспомощно глядя по сторонам глазами мутными, как пузыри на луже. Орешникова даже вскрикнула от неожиданности.
— Нужна ли наша помощь? — немедленно потянулась она в сторону лежащего, но муж мягко ухватил ее за руку.
— Ариша, ну что ты вечно. Лежит, значит, так надо. Видишь, и охранник уже рядом дежурит, значит, «Скорую» вызвали.
Молодой охранник действительно стоял в отдалении, делая вид, что его тут нет.
— Я лишь хотела убедиться, что все в порядке.
— Ты все равно ничем помочь не сможешь. Врачи приедут, разберутся. И не нужно сейчас никого трогать. И смотреть тоже не нужно.
У дверей гипермаркета пришлось посторониться — навстречу спешил еще один охранник, в руках он нес термоодеяло. При входе, где раньше в ряд стояли санитайзеры, «серебра» было навешано грудами. «Распродажа, что ли», — вяло удивилась супруга Орешникова, оставив мужа у стойки с прессой. Она направилась в отдел белья, где с утра мечтала купить что-нибудь легкомысленное, но добравшись туда поняла, что уже не хочет никакого белья и досадовала, что им пришлось стать свидетелями неприятной картины, которая будет теперь преследовать ее весь вечер.
Чувство тяжести уже не покидало ее. Она вышла из отдела и увидела спешащего к ней мужа. «Ты только послушай, что тут пишут, — сказал супруг Орешников, сопровождая свою речь растерянным смешком, как делают обычно те, кто не в силах осознать свершившееся. — Оказывается, вакцина, которую всем сейчас колют, имеет свойство уничтожать организм, если организм является переносчиком вируса, фаза развития которого на тот момент вступает в противоречие с вакциной. Что за бред? Зато якобы все население будет гарантированно обеззаражено после исчезновения подобных носителей, процент которых ничтожно мал. Всех просят сохранять спокойствие и отнестись к ситуации с пониманием».
И тут супруга Орешникова почувствовала, что внутри нее лопнул мыльный пузырик. Где-то под ложечкой. Она как будто увидела это внутренним зрением. Пузырик поднатужился и брызнул во все стороны со слабым звуком «ппа»… Вдруг захотелось прилечь. Ее охватила приятная слабость. Она ощутила, что изнутри вся состоит из мыльной пены, которая стремительно тает, и лопающиеся звуки уже сливаются в шелест, который занимает все ее внимание и действует успокаивающе, как в детстве, когда она подолгу возилась в ванной, устраивала на голове высокие прически из шампуня, слушала, как съеживаясь шуршат пузырьки, и жмурилась от удовольствия.
И она прилегла, прямо на пол, полная изнеможения и покоя. Нашла затухающим взглядом трясущиеся глаза Орешникова и, почувствовав, что сил хватит только на один выдох, выдохнула: «Не смотри». В следующий момент профессиональные руки уже накрывали подтаивающую лужу термоодеялом.