1
— Форма 45, форма 367 и форма 08-К299, мисс Ковальски. Заполнено неверно.
Блеклый юноша неопределенного возраста, рано начавший лысеть, устало оттолкнулся от стола и прокатился в неопреновом кресле до дверей кабинета. — Вот здесь и здесь. — Он сунул несколько раз пальцем в формуляр, пахнущий свежим клеем. — До прошлой недели не нужно было указывать всех двоюродных родственников со стороны отца. Но с девятнадцатого сентября это необходимо. Мне жаль. Следующий!
«Ах ты, скотина».
— Мистер Эндрю… — Мари сощурила миндальные, в россыпи веснушек и первых морщин глаза на бликующий бейдж клерка. — Донован.
Донован закатился за стол, как будто снизу были рельсы. Кабинет, в котором принимал этот щегол, имел форму неправильной трапеции — и Мари, изрядно уставшая от жары и отсутствия перспектив, вдруг почувствовала, что стены сжимаются, как сломанная кем-то бледно-зеленая коробка.
— Я все равно улечу на Марс с сыном. — Мари почему-то не могла отвести взгляд от странной безделушки на столе Донована. Пластиковая птица качалась из стороны в сторону и клевала по капле зеленую воду из бокала — а потом падала и изливала все обратно. — В агентстве мне сказали, что шансы на релокацию высокие. И ваши бумажки меня не остановят.
— Желаю удачи. — Донован равнодушно пожал плечами. Он слышал такие слова примерно шестьдесят раз в день — ровно столько посетителей ему положено было принимать с восьми утра до восьми вечера.
«Ну, держись, сволочь».
Мари подошла к дверям и демонстративно сорвала со стены заботливо приклеенный Донованом формуляр нового образца.
— А вы как сами, уже смирились, что сдохнете здесь? — Мари ухмылялась. — Какие шансы выжить у вас? На Марсе не нужны клерки, ведь так? — Она больше не сдерживалась и била словами наотмашь.
— Вы забываетесь. — Донован медленно перевел на нее взгляд прозрачных, ничем не наполненных глаз, но Мари было уже не остановить.
— Готова спорить, вас нет даже в резервных списках. И эти бумажки — только в них вы и находите смысл, чтобы не сойти с ума от ужаса приближающейся смерти. Я права?
Эндрю Донован слишком внимательно смотрел на качающуюся птицу.
— Мисс Ковальски. Вы же взрослый человек — и не можете не понимать, что в сложившейся на Земле ситуации… я выбираю наименьшее из зол.
— Понятно. — Мари усмехнулась, собираясь продолжить, но Донован зажмурился и закричал:
— Следующий!
2
— Я чуть с ума не сошла, Арт, где ты был полночи?! — Голос Мари сотрясал обшарпанные бетонные стены — Ты что, опять по заброшкам шатался?!
Сын молчал, стойко выдерживая натиск. Он сидел напротив — загорелый, длинный, одни лодыжки и локти, кадык, торчащий нагло и остро — почти подросток, боже, куда ушло все это время, ну куда.
— Я был в Национальном музее.
— Я даже знать ничего не хочу. — Она часто заморгала и уставилась в потолок.
Кухня дымилась от жара, хотя на часах было только семь утра. Откуда-то с нижних этажей несло горелым торфом. Мари недовольно сощурилась на потолочный кондиционер: он выплевывал противный воздух из желтых пластиковых губ и гонял его внутри замкнутой системы небоскреба. Кондиционер никто не чистил, кажется, с момента постройки здания — но и это было роскошью по нынешним временам.
— Сейчас это «призрак», — осторожно продолжил Арт. — Он засыпан песком, хоть навигатор его и показывает. Но когда он был еще открыт — до песчаной бури три месяца назад — там были выставлены образцы растений. Говорят, и те самые тоже. Я… Мам, я почти их нашел.
— Артур, это же легенда, детские сказки!
Арт смотрел на нее так, будто потерял что-то очень важное.
— Скажу тебе как биолог — нет растения, способного выдержать этот климат. Нет никакого «Зеленого бога», которого можно вырастить в пустыне и остановить глобальное потепление. Ты меня понял?
Он закатил глаза и кивнул, подперев голову ладонями в свежих ссадинах.
— Кстати, мне снова не выдали регистрационное разрешение. — Мари вздохнула, обхватила себя за шею, почувствовала позвонки натруженной рукой. Рыжие волосы топорщились практичным каре. — Но я буду пробовать еще раз.
Она нырнула в стенной шкаф — и вынырнула уже с черным квадратным рюкзаком.
— Дерево не забудь полить!
Хлопнула дверью и осталась одна в тишине подъезда. Рюкзак давил на плечи. Почему-то хотелось плакать.
«Я хорошая мать, я хорошая мать».
Пискнула браслетом на руке («Беги, беги, долг по коммуналке сам себя не оплатит») и побежала вниз по одинаковым пролетам лестниц, мимо черных провалов пустых лифтовых шахт, а на ее руке заторопились цифры — по киловатту, по капле отдавая то, что они задолжали за свою жизнь здесь, за возможность дышать относительно чистым кондиционированным воздухом в пространстве небоскреба.
Песчаная поземка лизала ноги в балетках («Бегайте и копите энергию в любом месте с “Найк”»). Мари сжала шершавые ручки бирюзового велосипеда. Краска на нем облупилась, но огонек аккумулятора все еще мерцал — и она привычным движением вставила браслет в центральную часть руля.
Очки, противогаз, красная бандана, чтобы быть заметной внутри песчаной бури — вроде ничего не забыла. Ветер усиливался, постепенно скрывая мутные силуэты высоток за плотной стеной песка. Как кривые пальцы внеземных существ, они торчали отовсюду, складываясь в архипелаг посреди пустыни, которая уходила к невидимому горизонту.
Мари рванула к пустому перекрестку: светофор мигал желтым. Он вел себя так весь последний год — с тех пор, как началась миграция.
上帝就是感覺。上帝是常青樹
God is the feeling. God is evergreen.
«Бог — это чувство. Бог вечнозелен», — гласил наполовину ободранный рекламный щит на другой стороне дороги.
Мари только грустно усмехнулась: до самой кромки мутно-желтой, перевернутой чаши неба не было видно ни одного зеленого пятна.
3
Рабочий день близился к концу. Эндрю Донован терпеливо писал отказы, пока за дверями не осталась пара человек — и он почему-то забеспокоился.
Глянул на часы — 19:45. Замер, прислушиваясь к звуку капель, стекающих с клюва птицы. Посмотрел на перекидной пластиковый календарь: 25 сентября.
И вспомнил.
Эта стерва, мисс Ковальски, была записана на сегодня. Но не пришла.
Внутри Донована азартно заскреблась радость: неужели сдалась? Поняла, что дергаться бесполезно?
— Ну-ка, посмотрим.
Подкатился к компьютеру (регистраторы были теми избранными, кому компьютеры в Новом Чикаго еще полагались) и резво вбил ее имя в поисковик прибывших.
Ковальски, Мари.
Регистрация в Новом Чикаго от 4 марта 2120 года
Протокол допроса. Аудиозапись 1
Донован торопливо нажал на «плей».
«Раз, два, три… а запись идет?
Так, надеюсь, этой исповеди будет достаточно, чтобы вы смогли впустить нас в город. Извините, я вообще-то биолог и интеллигентный человек, но мне зачем-то нужно объяснить, почему из всего автобуса выжили только мы. Короче, когда объявили эвакуацию…»
Эндрю промотал вперед.
«…и вот мы бежим с сыном в сторону автовокзала в толпе… Я впервые слышала, как он кричит матом: я вцепилась ему ногтями в руку до крови и не выпускала. Я знала — если выскользнет, затопчут и его, и меня.
Мы пробились ко входу в автобус. У меня была вода в сумке, литровая бутылка, и пакет апельсинов — сама не знаю, почему я их схватила в последний момент из холодильника, они оставались с моего дня рождения — дорогие, долларов триста они стоили, кажется. Я показала бутылку водителю и закричала “В пустыне нужна вода! Возьмите нас в Новый Чикаго!”
Нас взяли. Мы мчались со страшной скоростью и подпрыгивали, как на кочках — это были тела. Но мы уже минут через пятнадцать перестали их считать.
Заряд автобуса закончился через пару часов. Люди высыпали наружу и побежали по пустыне — они думали, что в сторону Нового Чикаго. Мы шли с Артом медленно, по солнцу. Оно было справа, когда мы выезжали из города — дурацкая моя привычка запоминать детали. Я сняла с себя рубашку, с сына — футболку, и мы покрыли головы. Достали апельсины и сосали сок из них — буквально по капле, я запрещала больше. Постепенно те, кто бежал впереди нас, стали попадаться на пути. Стояла ужасная жара. В какой-то момент Арт не выдержал и подошел к одной еще живой девочке. У нас оставалось всего два апельсина. И я… запретила ей их давать. Не знаю, что на меня нашло… я всегда была интеллигентным человеком… но в тот момент…
*слышен сдавленный всхлип*
Мы ни в чем не виноваты. Это биология. Выживает… сильнейший. Я даже сохранила в кармане косточку от последнего апельсина… Надеюсь, посажу ее здесь. В Новом Чикаго».
Донован с вытянувшимся лицом уставился в экран. Рассказ Мари был похож на десятки других рассказов прибывших, но что-то его беспокоило — как песок, попавший за шиворот.
Эта женщина просто не могла перестать бороться.
Почему же она не пришла?
Эндрю быстро напечатал что-то несколько раз в поисковой строке. Минут через пятнадцать он снял трубку и набрал номер из базы. Долго слушал длинные гудки. Наконец, что-то щелкнуло.
— Мисс Ковальски?
— Да, а кто это?
Донован стушевался.
— Кто вы такой?
— Это неважно. Сходите в архив и поищите там все, что найдете на Альберту Райт и вашу фамилию. Не благодарите.
И Мари с удивлением осталась слушать короткие гудки.
4
Октябрь в Новом Чикаго ничем не отличался от сентября: жара еще хлеще, чем летом; кучи песка вдоль плохо расчищенных дорог; оранжевые всполохи нарисованных на стеклах небоскребов тыкв — как напоминание о времени, когда эти тыквы еще не стоили целое состояние. Редкие люди на велосипедах клонились от ветра, словно маленькие привидения, летящие сквозь шторм.
Донован с трудом оторвался от окна и посмотрел на дверь.
— А, мисс Ковальски. Вас давно не было.
— К счастью для вас, да. Я могу получить билеты? — Довольная, она бросила на стол желтую папку. — У меня есть живой родственник на Марсе. Согласно пункту 7 директивы 56 имею право на релокацию.
Донован медленно перевел взгляд на свою птицу.
— Они закрыли программу позавчера днем. Мне жаль.
Радиоточка, встроенная в стену кабинета, дежурно бормотала номера отходящих с Земли рейсов.
— Что ж, поздравляю, — сказала Мари после долгого молчания. — Теперь у вас наверняка будет гораздо меньше работы.
— Это уже неважно. — На физиономии клерка отчетливо проступала боль, но мисс Ковальски было плевать на его душевные терзания.
Она резко подтянула к себе папку.
— А знаете… Я даже благодарна этой дикой ситуации. Хотя бы знаю теперь, что я — потомственная полька, и прапрабабушка моя жила при костеле в Щодре. Помогала повстанцам после Второй мировой.
Мари с вызовом глянула на Донована и пошла к выходу, физически ощущая, как качаются стены картонного кабинета. На пороге она вдруг обернулась.
— Просто интересно. Когда вы поняли, что надежды нет?
Донован почему-то схватился за шею.
«Ну скажи ты правду хоть раз в жизни, сукин сын».
— Я видел пожар, — сглотнул Донован, немного помолчав. Он уставился в стол, покрытый дешевым ламинатом, будто призывая его в свидетели. — Горел лес — он был уже мертвый, сухой и легкий, как хворост. Мы даже не поняли, когда огонь перекинулся на окраину города — но дым был повсюду… Мой офис находился в высотке. Я и еще несколько человек собрались на крыше, думая, что за нами приедут спасатели. Или пожарные. Хоть кто-нибудь.
Мари внимательно смотрела на него. Он надеялся, что она уйдет или перебьет его — но она молчала.
— Огонь надвигался с огромной скоростью. Мы пытались звонить, но телефоны пожарных просто не отвечали. И тогда я понял — никто не приедет. Мы никому не нужны.
Мари медленно отпустила ручку двери, за которую держалась.
— Когда пламя почти добралось до крыши, мы вдруг увидели пожарный вертолет. Он пролетал над нами очень быстро, даже не снижаясь. Мы начали кричать и прыгать… Они долго летали кругами — наверное, решали там, наверху, жить нам или умереть. В последний момент все-таки снизились — и забрали нас. Но, кажется, я уже умер к тому времени.
Мари стояла оцепеневшая.
— Но почему… они не тушили пожар?
Донован криво ухмыльнулся и посмотрел на свою птицу. Она качалась едва заметно, тоскливо кивая маленькой головкой.
— Есть пожары, которые бесполезно тушить. Наверное, это был один из них.
5
Нотариальный перевод. Нотариус Пол Регри.
25 мая 1946 года, Щодре (Szczodre), архив костела св. Павла
Тамара, я пишу тебе это на случай, если начнутся аресты. Солдаты повадились ходить к нам на службы и столоваться в трапезной. Если вдруг среди них соглядатай, знай, что я и отец Никола собираем деньги для «Свободы и незалежности». Wstyd, ты скажешь, ганьба тебе, Эдна, но я верю в Господа Бога нашего и в малые дела, которые могут помочь противостоять злу. Люди жертвуют нам — по копеечке, кто еду приносит, кто кроликов и кур — мы их прячем в подполе костела, в комнате за алтарем, а потом передаем в СИН. Если вдруг меня схватят, знай, что…
— Я все вижу! — прокричала Мари из коридора.
Арт поспешно запихнул распечатку в папку, которую мать оставила на кухонном столе.
— Как там релокация? — беспокойно вытянул шею Арт. — Тебе нужна помощь?
— Ешь, пожалуйста, я страшно опаздываю! — Мари вот уже несколько недель подряд уходила затемно со своим черным рюкзаком и только сегодня припозднилась — за окном снова была раскаленная утренняя пустыня. Она подтолкнула к Артуру стеклянную зеленую банку с синтетическим йогуртом, но сын не успел ее схватить — и она грохнулась о пол и разлетелась зелеными осколками и грязно-белыми кляксами по всей кухне.
Мари застонала и потащилась в душевую за тряпкой. Сунула руку под заросший известью кран, покрутила вентиль туда-сюда.
— Опять воды нет! А-а-арт!
Он уже знал, что это значит: мать убежит, а он останется ждать воду, убирать на кухне и пялиться в экран планшета в ожидании урока. Сегодня первой шла, кажется, география.
— И кому нужна эта география теперь, — тоскливо вздохнул Арт.
— Воду дождись и дерево не забудь полить! — Она уже стояла в дверях.
Арт коротко махнул на прощание и пошел в душевую.
Мари скрутило от боли: мелькнувший темно-русый затылок сына был взрослым. И ведь это она на днях подстригла его машинкой, обрезала детство, его смешные выгоревшие космы — а под ними он давно уже был темным и серьезным, она просто не замечала — днями, неделями, годами куда-то спеша.
«Я хорошая мать, я хорошая мать».
Она вышла за порог, пискнула браслетом и снова побежала.
6
— Ето последнее? — Шай Го, дилер Мари, плохо говорил по-английски.
— Да. — Мари быстро вытряхнула остатки почвы из квадратного рюкзака. Маленькое дерево (это был клен) Шай Го уже припрятал — будто слизнул.
— Где билеты? Ты обещал. Я внесла полную оплату, это даже больше, чем мы договаривались. — Мари сдвинула брови.
Шай Го пристально смотрел на нее и издевательски причмокивал губами.
— Отличница ты, что ль? — От недоброй улыбки по лицу Шай Го побежали трещины. — Ну, так это, у нас тут не школа. Это черный рынок. По секрету, слух прошел, что корабли эти одни из последних — по крайней мере, для простых смертных и таких дурочек, как ты. Отходят через два часа. Стало быть, цена выросла. Тех деревьев, что ты привезла, хватит теперь только на один билет. И то если успеешь, отсюда до космопорта ехать часа три! — Он захохотал и начал катать самокрутку на ладони.
Мари проглотила крик, придвинула руку с браслетом к его браслету, который валялся на столе, и металлическим голосом сказала:
— Давай сюда билет.
7
Арт набрал кружку долгожданной воды и толкнул в сторону дверцу шкафа-купе. Впереди сияла ультрафиолетовыми лампами глубокая ниша. Он тихо охнул: от маминой незаконной оранжереи остались только круглые пятна на полу — в тех местах, где стояли горшки. Уцелел лишь маленький, на три веточки, кустик, который Мари гордо именовала апельсиновым деревом. Под гладкими темными листочками светился одинокий оранжевый плод, который никто из них не решался сорвать.
Артур полил дерево и, испуганный, быстро задвинул створку шкафа. Заметался, побежал на кухню, наступил босой ногой на стекло и зашипел от боли. Поднял осколок — и вдруг браслет на его запястье завибрировал.
— Арт, привет! — Мари говорила очень быстро. — Проверь сейчас же входящие — я тебе скинула билет. Бросай все, садись на велик и дуй в космопорт!
— Что? Прямо сейчас?
— Да! — разъярилась Мари, и Арт поспешил повиноваться.
Только в дверях он понял, что все это время сжимал осколок в руке.
Раскрыл ладонь — и увидел на ней мелкие блестящие капельки крови.
8
Мари выбежала на улицу и заметалась на пустом перекрестке. Она не надела противогаз и закашлялась надрывно: все вокруг было в песчаном тумане, в непроницаемой рыжей взвеси. Схватилась за часы: нет, никак не успеть, вообще.
«Его же не пустят в космопорт без взрослых».
Выдохнула, замерла. Думай. Думай.
Тупик.
Мари застыла, глядя прямо в гудящее, призрачное тело песчаной бури. И вдруг велосипед рухнул в песок, а Мари судорожно начала шарить по карманам рюкзака — и вытащила смятую бумажку, которая лежала там месяцами. Руки тряслись, когда Мари ее разворачивала.
«Форма 45. Правила заполнения.
Дополнительная информация по номеру телефона +576 847 39, доб. 45, мр. Э. Донован»
Она продиктовала номер браслету. Долго слушала короткие гудки. Еще раз. Еще.
— Регистрационная инспекция космопорта Нового Чикаго. Эндрю Донован. Чем могу помочь?
— Пока не знаю. Может быть, и ничем.
— Что?.. — Голос человека с той стороны дрогнул.
— Я умру. Вы умрете. Мы все умрем — и не останется вообще ничего, совсем.
— Кто это? Мисс Ковальски, это вы?
— Но я… верю… в бога… — Мари почти плакала. — И в малые дела, которые могут помочь противостоять злу. Я знаю, весь пожар нельзя потушить. Но кого-то еще можно спасти… Мой сын сейчас на пути в космопорт. У него есть билет. Но его не пропустят без взрослых. Вы же взрослый человек…
Она запнулась.
Только треск телефонной связи доказывал, что на том конце ее все еще слушают.
— Да, — тихо ответил Донован и повесил трубку.
9
Космический корабль плыл в послеорбитной темноте. Пассажиры припали к иллюминаторам, стюардессы проходили между рядами, раздавая напитки и буклеты.
«Уважаемые пассажиры, — радостно звенели динамики корабля, — вы покидаете Землю. Через два месяца мы прибудем на Марс. К вашим услугам — купольные дома, зерновые теплицы и озера, а также сотни деревьев, выращенных и заботливо перевезенных с Земли для вашего комфорта».
Заплаканный Арт наблюдал в иллюминатор, как серый шарик планеты медленно тонет в бескрайнем пространстве космоса.
Арт вытащил из кармана маленький осколок стекла и посмотрел сквозь него на Землю.
Она была зеленой.
Комментарий писателя Романа Сенчина:
«Очень интересный и, по-моему, оригинальный рассказ. Жанр постапокалипсиса, кажется, уже исхожен вдоль и поперек, но автору удалось найти новые штрихи. Финал — стеклышко, делающее планету зеленой, отличный!»