У выпускницы мастерской «Литература Young Adults» Creative Writing School вышел роман «Земли семи имён». Синопсис и часть текста создавалась во время работы мастерской, а теперь издательство «Эксмо» выпустило дебютный роман. Мы поговорили с автором об этой первой большой публикации, о сложностях, с которыми сталкивается начинающий писатель, а также предлагаем вам прочесть небольшой отрывок книги.
Расскажите, как вы начали писать, какие были первые опыты и публикации?
Первые опыты начались ещё в старшей школе: это была, во-первых, журналистика, а во-вторых, фанфики — истории, написанные по мотивам уже существующей вселенной, с использованием чужих героев.
Первые публикации появились гораздо позже — прошло четыре-пять лет, прежде чем я поняла, что хочу стать издающимся писателем, что это уже не просто хобби, но нечто гораздо большее. Всё началось с конкурсов, в рамках которых издательства отбирали рассказы для сборников. Так мои истории оказались в сборниках АСТ, Эксмо, Рипол-классик. Я думала, что это прямая и быстрая дорога к изданию, но прошло больше трёх лет, полных конкурсов, курсов, сомнений и поражений, прежде чем я подписала договор с Эксмо на свою первую книгу.
Как создавался роман, как появилась задумка и шёл сам процесс, с какими сложностями вы столкнулись?
«Земли семи имён» придумались и писались легко, во многом основываясь на окружающих впечатлениях: песни, арты, случайно услышанные фразы. Северолесье — мир, где приятно и здорово мне самой. В каком-то смысле писательство для меня — как следующий уровень чтения, когда ты создаёшь сюжет, идеальный для тебя-читателя.
Первая фраза (в итоге она открывает четвёртую часть «Земель», но хронологически появилась именно первой) — «За корягой пряталось существо» — навеяна лыжной прогулкой по парку. На лыжню вдруг выскочила собака, а ещё одна притаилась за поваленным стволом. Эта атмосфера — сумерки, заснеженный лес, далёкие огоньки, таинственность и тревожность — и стала отправной точкой «Земель».
Я писала повесть скорее для себя, чем для издания. Конечно, издаться хотелось, но это выглядело таким недостижимым, что я даже не задумывалась о публикации. Поэтому ни сроков, ни дедлайнов, ни каких-либо ещё требований во время письма не было. Только удовольствие от пребывания в мире, воплощавшем для меня любимые вещи: сказочность Средневековья, готику Блока, хтонь славянских сказок, тайны Нарнии и просторы и путешествия «Властелина колец».
Что касается сложностей — во время «свободного плавания» «Земель» их не было, разве что расстройство от того, что слишком мало обратной связи. Непростые вещи начались позже — во время редактуры перед изданием. Вот тогда пришлось собраться и сделать всё чётко и в сжатые сроки. Я проходила процесс подготовки книги к печати впервые, всё было внове — и от этого было весьма волнительно. Но самое сложное, думаю, происходит сейчас: тревога за судьбу книги, понимание, что ты сам должен приложить максимум усилий, чтобы довести её до читателя. И прикладывание этих усилий.
Что вам помогало в пути — занятия, работа с редактором, первые читатели?
Всё вместе. Писательство — занятие с накопительным эффектом. Ты копишь опыт, аудиторию, теорию, тексты, победы, проигрыши, инсайты. А потом всё это сходится в одной точке, и у тебя получается сделать что-то достойное. Или не получается — как повезёт. В процессе написания «Земель» я была как в вакууме — почти без отзывов, с единственным постоянным читателем в лице самой себя. А вот когда повесть начала готовиться к печати — тогда, конечно, появилась масса новых знаний, впечатлений и опыта. Помогла и работа с редактором — это была первая в моей жизни серьёзная редактура с вопросами и замечаниями от редакторов и корректоров, — и отзывы, количество которых после выхода книги совершенно не сравнить с тем, что было, когда я выкладывала фрагменты «Земель» в качестве самиздата.
Помогли, конечно, и разные теоретические курсы и статьи, особенно курс по Young Adult в CWS: на одном из занятий мы разбирали, что делать, когда книга только вышла, как вести себя с читателями, как реагировать на негатив. Сейчас многие вещи кажутся очевидными, но когда ты впервые стоишь на пороге большого мира с изданной книжкой — ты настолько растерян, что такое подспорье играет огромную роль и даёт громадную поддержку.
О чём ваша книга?
Если говорить в философском смысле — то, пожалуй, о том, что в каждом из нас очень много граней. Они могут спорить внутри нас, иметь свои желания, мечты и страхи. Порой ты разрываешься между ними, порой совершаешь ошибки по всем фронтам. Обо всём этом и есть «Земли семи имён». В книге нет рецепта, что делать в таких случаях. Но «Земли» — это иллюстрация того, насколько огромен может быть мир внутри нас. И это нормально.
Если говорить сюжетно, то «Земли» вот о чём. С лёгкой руки владыки воров Хедвика окунается в круговерть событий шумного Грозогорья. Пёстрые площади скрывают мрачные подворотни, а за внешним благополучием прячется нехватка магии во всех Семи Землях. Волей судьбы Хедвика оказывается в ответе за Северолесье и его магию.
Каково это — держать в руках свою книгу?
Мне кажется, я ждала этого так долго, что перегорела и в момент, когда впервые взяла «Земли» в руки, не почувствовала ничего. Понимание начало приходить чуть позже; даже сейчас, два месяца спустя, я не могу сказать точно, что же это такое. Трепет? Сбывшаяся мечта? Тревога? Запах типографской краски, глухой звук, с которым в первый раз открывается книга? Всё вместе и что-то ещё, какая-то магия, какой-то секрет, который заставляет продолжать работу — чтобы испытать это чувство снова и снова.
Что бы вы могли пожелать авторам, которые только находятся в начале пути к своей книге?
Ни за что не отчаиваться. Пытаться всюду, где только можно, добывать обратную связь, разборы, комментарии, критический взгляд на то, что вы пишете. Впитывать всё это и наращивать толстую кожу — так, чтобы негатив или неудачи не выбивали из колеи. И — если вы хотите издаваться — снова и снова штурмовать издательства.
А ещё — учиться писать синопсисы и сопроводительные письма. На этапе письма в издательство это не менее важно, чем сама рукопись. Раньше я не придавала этому значения — в очередной раз спасибо курсу по Young Adult, где мы разбирали и написание синопсисов, и сопроводительные письма. Кстати, в рамках одной из домашних работ я переписывала синопсис «Земель» — возможно, именно благодаря этому он заинтересовал редактора.
Ну и третье пожелание — очень важно обрастать своей аудиторией, своими читателями. Когда выйдет бумажная книга, это станет очень сильным подспорьем.
Александра Степанова, писательница, со-автор курса «Литература Young Adults» Creative Writing School:
«Дарина Стрельченко создала мир, который покажется вам смутно знакомым. Он вспоминается, как позабытая с детства сказка — цветами, запахами, звуками. Несмотря на самобытность устройства, этот мир архетипичен, а потому понятен. Отправляется в путь отважная Хедвика, чтобы спасти гибнущие земли, и ждут ее испытания и потери. Однако, в отличие от сказочных персонажей, герои «Земель семи имен» не делятся на хороших и плохих: все они человечны, и эта неоднозначность подкупает. Магия здесь — глобальная метафора этой самой человечности, неслучайно она передана через образ шара в груди. Мир, одновременно восточный и западный, утрачивает свою магию — именно с этим предстоит бороться Хедвике, которая выступает гражданином этого самого мира, представляет интересы каждого из них. Автор играет со стилями и сюжетными линиями так, что в какой-то момент начинает казаться, что они не сойдутся воедино — но они сходятся, и это внезапное понимание замысла сравнимо с собиранием мозаики: все вдруг складывается, но нужно перечитать еще раз с новым пониманием и убедиться, что так все и задумывалось с первых строк».
Земли семи имён. Отрывок
Берёшься за магию. Осторожнее вонзай иглу. Подожди до полуночи. Раскалится печь, выйдет месяц, высветлит шитьё. Берёшься за магию — осторожнее будь.
Отложив ситцы, Альга идёт к окну — вдохнуть воздуха, освежить исколотые ладони, отогнать дремоту. Свежая сила течёт по рукам, обливает плечи, что ночным дождём, холодит голову.
Убрала с лица рыжие кудри, умылась. Время продолжать шитьё-ворожбу.
Птицы под потолком глядят на хозяйку чернильными глазами. Альга, склонившись над полотном, шьёт.
***
Поутру солнце заливает золотом деревню, поле, опушку. Пальцы жжёт, во рту пересохло, а в голове звон, пустота, времени карусель…
Силы ушло на работу немеряно, давно таких сложных заказов Альга не выполняла. Поднялась с постели, поправила платье. Тяжело дался первый шаг, второй легче, а там и до чаши с родниковой водой добралась. Первый глоток в горле горячей ягодой встал, второй обжёг, да освежил, а там пила, покуда ясность глазам не вернулась.
Шила прежде Альга юность и зрелость, пришивала храбрость и радость, тоску ушивала и боль, по душе вышивала тонкой нитью. Да только никогда не бралась с самой сердцевины шитьё устраивать.
***
Пока утро, пока земля ещё жаром не напиталась — пора в лес. К полудню в корзину её легли стебли можжевельника и мандрагоры, сплелись рябина и первоцвет. Довольная возвращалась Альга. Корзину с травами оставила у крыльца, в тени, к ночи отнесла в клеть. Поутру вошла — а там лесом пахнет тонко, терпко, и трав видимо-невидимо.
— Пожалуй, и хватит этого.
Бросила серебряную иглу в дурманящее разнотравье и отправилась на деревенскую ярмарку: то, чем тело полнить, только лес дать может, а вот нитей прочных на лесных тропах не сыскать.
***
Деревню привычной тропой Альга миновала быстро. По правую руку крепкие избушки, по левую — дома да хибары цыганским разнобоем. А у озера, на просторе, под сосновым шатром — дикая ярмарка. Каждый год по скорому осеннему солнцу разбрасывает она свои огни, ленты да лари, распахивает сундуки, пестрит, кружится. А как уедет — деревня словно одурманенная остаётся посреди осени.
Ни швей, ни портних, равных Альге, нет в окрестностях. А значит, и инструмент подходящий сыскать негде, кроме как самой вдаль ехать или у проезжих глядеть. Альга за деревней никогда не бывала, глубже леса наяву не заходила, а потому и иглы свои, нити да ткани только на ярмарке и брала. А нынче нити требуются, каких у неё никогда не бывало. Крепкие, да нежные, толстые, да самые ласковые: жизнь сшить — не на живульку сметать.
***
Сосны кладут на шатры густую тень, роняют хвою. Тихо горят за стволами первые деревенские огни, туман уже грозится от реки сумерками, заморозками. А ярмарка притягивает сахарным теплом, янтарным светом, звоном, золотом.
Альга бродит между ярких палаток, ищет нужную нить. Вот пряничный ряд — глядятся липкими боками круглые пряники, инжирные творожники. Вот прилавок шоколада: розовый, белый, чёрный, какой пожелаешь. Альга покупает чёрную плитку, убирает поглубже. Терпкий горький дух, словно от лесной травы, от шоколада идёт. Если бы не плавился так легко в руках, сошёл бы и за сердце её работы будущей.
До сих пор она не решила, что для сердца подобрать. Воронье яйцо? Ядовитый цветок? Орех? Яблоко?.. Пока думала, пока нитки выглядывала, не заметила, как соседа локтем толкнула. Подняла глаза — высокий, русоволосый, поперёк щеки шрам и мелкие родинки у висков, как мушки. Сама не зная, отчего, улыбнулась ему, а он в ответ кивнул, словно знакомой. Уходя, решила князя своего будущего похожим на этого молодца сделать. Князя. Ещё и не сшила, а уже князем в мыслях нарекла.
Наконец добралась Альга до разносчика ниток. Прилавок его скромен — всего-то один поднос с десятком катушек. Но кто знает, куда глядеть, тот и среди скромности жемчужину отыщет. Отыскала нужное и Альга, заплатила и через пустую, тихую деревню вернулась домой. Ночь переждать — и за дело. К первому снегу важно управиться. Не пережить ещё одной зимы в одиночку. Нужен страж. Нужен князь.
***
Идут ночи, тянутся дни, пот течёт по спине. Шьёт черноглазая Альга. Всякий раз, стоит за шитьё взяться, стук рассыпается по избе — дробный, неторопливой. Только отложишь иглу — затихнет. Альга и гадает, что это, и поверить боится.
На исходе месяца докончила исподнее, весь княжеский наряд сама приготовила. Но это — лишь пальцы раздразнить, душу распалить. Скоро месяц на поклон луне пойдёт, а там, по осенним звёздам, и главному шитью придёт начало. Вот уж где душу понадобится до самой глубины вынуть, да кроху отнять, отдать князю своему неживому.
Трепещет сердце перепёлкой — работа неведомая, никогда ею не деланная, — страхи вперёд мыслей бегут — а пальцы привычные делают своё дело, рукам мастерицы страхи не помеха.
Наконец разгладила Альга на чисто выметенном полу тонкий лён. Устелила кедровыми, кленовыми листьями. Тонкий аромат туманом над полом растёкся. Легли поверх лесной орех и осина, шелковица и бузина. За ним пришёл черёд трав: валериана и гербера, горечавка да имбирь, калина, люцерна да марь и мята.
И смелость, и силу вложила своему князю, и страсть, и сладкий сон, и гостеприимный нрав. Теперь главному черёд. Вынула из комода в углу литую пуговицу, что на ярмарке отыскала. Как открыла ящик, стук нестерпимым, громким сделался. А пуговица тяжёлая, латунь холодная…
Прошёл по комнате ветер, поднял сухие травы, бросил колкие стебли в лицо Альге. Обожгло глаза, непрошеная слеза покатилась по щеке, в разнотравье затерялась, а пуговица сама из раскрытой ладони вслед за слезой выскользнула.
Скрипнули ставни, грохнули, словно ветер со всей силы ударил. И вдруг — тишь-тишина… К ночи сшила Альга тонкий лён, скрыла от глаз листья и стебли, окунула иглу в дурман да и сделала последний шов по-чёрному. Под утро взялась за белые швы. Споро, накрепко шила, паутинной нитью, лесной лунной пряжей. К полудню почувствовала, как дрожит под пальцами лён, бьётся что-то внутри, и стебли вытянулись, окрепли, и, словно на рёбрах кожа, натянулось на них полотно…
Когда вздрогнуло, глухо перестукнуло, мерно забилось сердце, Альга отступила от своего князя, распростёртого на полу. Приложила пальцы к губам, ладони к горящим щекам прижала. Тук-тук. На всю избу отдавалось, всю голову заполнило… Тук-тук. Тку-тку. Тку тебя, судьбу твою тку. Или ты — мою.
Лён выбеленный заиграл румянцем, словно изнутри тяжестью, теплом, жизнью налился. Так оно и было. Так и было оно. Зашевелился её князь, сжались пальцы, дрогнули веки, а Альга выбежала на крыльцо, опустилась на ступени спиной к двери; солнце горело на щеках, жгло руки, по плечам сыпало тёплым золотом. А там, за деревянной стеной, пробуждался её страж, её князь, ею самой наречённый. Видела его, как наяву, хоть бы и сотня стен, сотня вёрст между ними лежала.
Грянул гром среди ясного неба, закружились над избой тучи, заплакали горькой ледяной водой. Деревенские попрятались, ставни позакрывали, русалки на реке от чёрной запруды прочь поплыли. Альга, дрожа, в избу поднялась, к князю своему, к делу рук своих. Впервые она человека вышила, мастерством своим оживила. Так взгляни, швея, на него! Иди!
Вздохнула, толкнула дверь в горницу твёрдой рукой.
— Здравствуй, княже.
А он стоит в осеннем зареве, в солнечном костре, позади за окном сосны гнутся и ветер горит листьями, жар-птицы кричат в кронах, и всё золото сказок встаёт за его спиной — узорчатое, витражное, извилистое, что тропа, страшное, что полночь.