Б

Благими намерениями

«Благими намерениями устлана дорога в ад»

Самюэль Джонсон

Отдышавшись после подъема на второй этаж, Нонна Ефимовна отперла дверь и вошла в прихожую своей квартиры. Ступила на что-то скользкое. Начала терять равновесие. Руки хватались за воздух. Ноги непослушно разъезжались. Грузное тело обрушилось на паркетный пол. В уходящем сознании мелькали плинтусы, потолок, рассыпанные на полу жемчужины и кадры ее семидесятипятилетней жизни. 

Очнулась Нонна Ефимовна в палате. После операции бедро ныло, от наркоза мутило.

— Как же вы напугали меня, мамочка! — Из небытия всплыло лицо Верочки.

— Шурик где? — сухо спросила Нонна Ефимовна.

— В командировке же! Звонил, но я не сказала ему, чтобы не нервничал.

— Прилетит, сама расскажу, как ты бусы рассыпала, чтобы убить меня! 

— Вы про эти бусы? — дотрагиваясь до жемчуга на шее, спросила Верочка.

В комнату вошла медсестра с капельницей. 

— Какая приятная у вас дочка! — восхитилась медсестра, когда Верочка ушла.

— Не дочка она мне вовсе, — отвернулась к окну Нонна Ефимовна. 

Весь день она вспоминала то, как допустила Верочку в их безоблачную с Шуриком жизнь. Вспомнила, как привел ее впервые знакомиться. Как перемыла она посуду после ужина. Всплакнула, рассказав о сиротском детстве. Обняла со словами «мамочка». Сердце Нонны Ефимовны растаяло, Шурик сиял от счастья — две любимые женщины его жизни приняли друг друга.

Метаморфозы начались сразу после свадьбы. Ее послушный мальчик, вот уже тридцать лет ничем не расстраивавший маму, теперь во всем слушался только Верочку. Сначала сменил купленные ею костюмы на майки и джинсы. Очки на линзы, гладкий подбородок — на легкую небритость. 

— Как можно ходить на работу в таком виде? — возмутилась Нонна Ефимовна.

— Сейчас все так ходят, мамочка. Этот стиль называется кэ-эжуал, — встряла Верочка. 

— Я эти костюмы из-под полы в чековом покупала, — защищалась Нонна Ефимовна.

— Они устарели еще в прошлом веке! — аргументировала Верочка. 

Шурик вздыхал и беспомощно раздражал своим безмолвием маму.

Через месяц он робко заявил, что уходит с работы, получив более выгодное предложение. 

— Бросить НИИ ради телефонной компании?! — возмутилась Нонна Ефимовна. 

— Этому НИИ наши светлые мозги не по карману! — вновь отвечала Верочка за Шурика. — Нам в «Мотороле» место главного программиста предложили! Правда, котик? — улыбалась она Шурику, нежно теребя его за мочку уха. 

Нонна Ефимовна нервничала, но молчала. 

«Что за манера влезать в разговор, и как Шурик позволяет ей ковыряться у себя в ухе?» — Нонна Ефимовна ворочалась в постели, мучаясь от бессонницы. 

Открытая война началась, когда вегетарианка Верочка посягнула на святое — стряпню Нонны Ефимовны, в чем она была очень сильна, по мнению сына. 

— Есть мясо вредно! Давление, одышка, лишний вес — все от этой мертвечины!

С детства дородную Нонну Ефимовну задевало любое упоминание о весе. Было обидно, что Шурику нравятся тощие. Еще обиднее, что Верочка все время ела и не толстела. 

— Шурик, попробуй равиоли со шпинатом! — не унималась Верочка.

— Шурик тебе не козел, травкой питаться! — Нонна Ефимовна громко поставила перед смиренным сыном тарелку с пельменями.

К великому удовлетворению мамы, Шурик на вегетарианство не повелся. Но сказал робко, что они с Верочкой подумывают о свадебном путешествии. Вдвоем. Нонну Ефимовну это неприятно кольнуло. Всю жизнь они с Шуриком везде и во всем вместе, а теперь вдруг «вдвоем»! А вдруг там она в этом путешествии вегетарианцем его сделает и вдруг еще что, чего она даже пока и знать не может?! Нонна Ефимовна понимала — Шурик определенно в опасности. И кто же еще, если не она, должна его спасти?

— Колдует, чертовка! — глядя в кофейную чашку, подтвердила соседка Римма. — Поит чем-то она твоего Шурика! Ох, поит! 

Сердце Нонны Ефимовны учащенно забилось.

— Ох, прячет где-то она свое зелье. Ты в вещах ее посмотри, Ефимна! Спасать надо мальчика! Кто еще это сделает, если не ты?

Оставшись дома одна, Нонна Ефимовна решила обыскать спальню детей. Зелья нигде не нашла, но в комоде обнаружила неприличное нижнее белье, все думала, куда в таких веревках ходят. А еще какой-то непонятный маленький массажер с лампочками. Она крутила все это в руках, а потом вдруг поняла с ужасом. 

— Бедный мальчик…

Раздался звук открывающейся двери. 

Нонна Ефимовна засуетилась, наспех засунула все обратно, закрыла комод. Не зная, что делать, спряталась за портьеру. 

В спальню вошли.

— В Та-и-ланд! — говорила Верочка.

— Но в Питере столько музеев, — предлагал Шурик.

— А в Таиланде столько клубов! — не унималась она. 

Что-то мягко упало на кровать.

— А вдруг мама… — шептал Шурик.

— Мы одни, я проверила! — мурлыкала Верочка. 

Комната наполнилась громкими сладострастными звуками. На лбу Нонны Ефимовны выступила испарина. Упершись задом в подоконник и носом в портьеру, она старалась не дышать. Сердце билось в унисон ритмичным скрипам кровати. 

Воспоминания прервал вошедший в палату врач. Он осмотрел Нонну Ефимовну, задал вопросы, сделал записи.

— При выписке отдам вам вашу анкету. Нужно будет через месяц вновь мне показаться, пусть при вас будет это медицинское досье, — сказал он и ушел.  

А слово «досье» откупорило в памяти Нонны Ефимовны крамольную деталь. Сосед Егорыч, милиционер на пенсии, по ее просьбе целый месяц ходил по пятам, собирая секретную информацию. И вот вчера, когда Шурик улетел в командировку, а Егорыч принес целое досье на Верочку, Нонна Ефимовна решила разобраться с мерзавкой.

— Вот! — помахала она папкой. — Вся твоя подноготная! 

Верочка словно не слышала, закидывая зеленые равиоли в кипящую воду.

— Аферистка! Мошенница! Девка распутная!

— Извините? — Она наконец повернулась.

— Я знаю про твои эти постыдные штучки! Развратница!

— Вы что, роетесь в наших с Шуриком вещах?!

— Не позволю растлевать бедного мальчи…  

— Александр взрослый мужчина, — оборвала ее Верочка. — Хватит уже кормить его своей грудью!

— Что?! — чуть не захлебнулась от возмущения Нонна Ефимовна. — А ну… а ну, пошла вон отсюда!

— Я, мамочка, прописана здесь, по месту жительства своего мужа! — парировала она. 

— Ко… Когда ты успела? — растерялась Нонна Ефимовна.

— Пока вы шарили по нашим шкафам, — ответила Верочка.

— Ну ничего, Шурик приедет, и я расскажу ему, что никакая ты не сирота! И про родню твою непутевую, и про работу твою стриптизную, где ты до встречи с ним задом  своим постыдным виляла!… 

— Ага, вы ему еще про папу его рассказать не забудьте! Будет интересно узнать, почему Шурик родился аж через два года после вашего развода!

Нонна Ефимовна остолбенела, потом кинулась на Верочку. 

Они дрались шумно, по-бабьи, шлепая друг друга по лицу, таская за волосы, визжа и обзываясь. 

Шурик вернулся как раз к выписке Нонны Ефимовны. Сам забрал маму из больницы. Сокрушался, что не был рядом. Верочка накрыла стол в гостиной, обставленной новой мебелью. Она была милой и предупредительной. «Боится», — подумала Нонна Ефимовна. 

После ужина мать с сыном остались за столом одни.  

— Я получил повышение, мамочка, и сразу решил купить тебе подарок.

«Вот, — радовалась Нонна Ефимовна, — не зря говорят: жен может быть сколько угодно, а мать у человека одна!»

— Мы с Верочкой купили тебе квартиру, — прервал счастливые мысли матери Шурик.

Лицо Нонны Ефимовны вытянулось. 

— Зачем это? 

— Ну, подумал, так удобнее. Мы допоздна смотрим телевизор, тебе мешаем. Да и  две хозяйки в одном доме… 

— Она тебя надоумила?! 

Шурик испугался, но не сдался. Слезы измученной жены, что мама рассыпала бусы, упала и теперь во всем обвиняет Верочку, придавали ему сил. 

— Так будет лучше. 

— Лучше, значит? Сейчас…

Нонна Ефимовна тяжело встала и поковыляла к себе за досье. Распахнув дверь, она ахнула — посреди ее пустой комнаты стояла коробка с детской кроваткой.

— Бабушкой скоро тебя сделаем! — сиял Шурик. — Ну, пойдем, мамочка, покажу тебе твою новую квартиру. 

Квартира напротив, которую соседи годами не могли продать, была обставлена старой мебелью Нонны Ефимовны. 

— Верочка все подготовила к твоему возвращению, — гордился Шурик. 

— Как же я здесь одна? — сдерживая слезы, сказала Нонна Ефимовна. 

— Почему одна? Мы ж рядом. Напротив.

Всю ночь Нонна Ефимовна прорыдала, коря судьбу, бога и окаянную разлучницу Верочку. А на следующий день к ней пришли Римма и Егорыч. Соседка: 

— А вдруг не его это ребенок? Анализ на отцовство потребуй! Иначе век тебе чужой приплод воспитывать!

— Шурик твой бесхребетный, ребенок родится — совсем подкаблучным станет! —  отрезал Егорыч.

— Охомутала парня, чертовка! Они в этом стриптизе ушлые, знают, как чужую  жилплощадь на себя переписывать, — без умолку возмущалась Римма.

Следующую ночь Нонна Ефимовна строила планы возмездия. Уверенная, что Шурик не способен на Вериного ребенка, она решила окончательно и бесповоротно взять ситуацию в свои руки. Утром позвонила Римме. Та, не задавая лишних вопросов, нашла и принесла крысиный яд. 

Когда Шурик и Верочка ушли из дома, Нонна Ефимовна сделала раствор, нашла в старой сумке запасной ключ, зашла в свою квартиру и сразу направилась на кухню. 

Из холодильника достала пакет с сырыми равиоли. Положила их, как человеческий орган, на стол. Вынула из кармана шприц. Как хирург, аккуратно, прямо через целлофановую упаковку вколола яд в кусочки теста, начиненные шпинатом. Положила пакет обратно и вернулась к себе. Сердце ее колотилось, но душа ликовала.

Вечер близился к ночи. Нонна Ефимовна ждала. Прислушивалась к шорохам. Часто смотрела в глазок двери. Вздрогнула, услышав сирену скорой помощи. Она приоткрыла дверь. Двое врачей забежали в ее квартиру напротив. Через минуту еще двое с носилками. В сильном волнении вышла она на лестничную клетку. Хотелось взглянуть на побежденную мерзавку, но сердце вновь бешено стучало. 

Появились врачи, затем двое с носилками. 

Они пронесли мимо нее мертвенно-серого Шурика.

Нонна Ефимовна оцепенела. 

Через минуту в дверях появилась бледная, но живая Верочка. 

— Но, Шурик мой, он же не ест равиоли… — прохрипела Нонна Ефимовна, ноги ее подкашивались.

— Вчера решил отказаться от мяса… — машинально ответила Верочка, а потом,  медленно осознав слова свекрови, залилась багровым цветом. — Ты-ы-ы?!

Нонна Ефимовна отступила назад. Нога соскользнула со ступеньки. Потеряв равновесие, она покатилась вниз по лестнице. В уходящем сознании мелькали перила, ступеньки и кадры ее семидесятипятилетней жизни.

Метки