Лина поднялась на крыльцо: дверная ручка была сделана в виде листа алоэ. Она попыталась представить хозяйку дома, Александру — лучшую подругу матери. К ней относились по-разному, говорили, что она ведьма, целительница или сумасшедшая. Но мама считала, что Александра самый настоящий и честный человек из всех, кого она встречала. Они дружили с детства, учились в соседних школах, вместе прогуливали уроки. Вместе повзрослели и всю жизнь были близки, хоть и нечасто виделись, потому что жили в разных странах. Лина видела ее пару раз, да и то в раннем детстве.
Дверь оказалась не заперта.
— С приездом, дорогая! — Александра оторвалась от журнала по садоводству и, тепло улыбнувшись, поправила очки в роговой оправе. — Твоя спальня на втором этаже, первая дверь направо, ванная комната налево. Освежись и спускайся перекусить.
Лина поднялась в свою новую комнату и начала распаковывать чемодан. На минуту облокотилась на подоконник и, подавив вздох отчаяния, посмотрела в окно. Маму похоронили четыре месяца назад. Двусторонняя пневмония сожгла ее за пару недель. В тот момент привычный мир рухнул. Отец отправил Лину к Александре на каникулы, надеясь, что природа и смена обстановки помогут ей. Он был вечно занят и всегда опаздывал. О дочери он знал только, что с ней не бывает проблем, что она учится в музыкальной школе, любит почитать и помечтать. Ее жизнь протекала параллельно, почти не пересекаясь с его забегом. Лина ни в чем его не винила, но и помощи не ждала. Она пересчитала оставшиеся таблетки. На пару недель хватит, а там посмотрим. Защелкнув коробочку, разложила вещи и отправилась в душ.
Внизу ее встречала Александра, напевающая незатейливый мотивчик. Она усердно помешивала что-то похожее на салат: казалось, она видит смысл жизни в каждом листочке.
— Садись, почти готово. Ты любишь авокадо? А кус-кус?
— Люблю. Наверное. Я непривередлива в еде.
— Так не бывает, значит, ты невнимательно относишься к каждому вкусу по отдельности. Так можно и жизнь не распробовать!
Лина откусила от авокадо, оно было мягкое и жирное, как крем или масло с ореховым привкусом. Кус-кус оказался каким-то разваренным мелким пшеном и не вызывал доверия. Александра добавила в салат лук, морковь и имбирь. Жуткое сочетание.
— Вкусно… Наверное…
— Да? А по твоему лицу так и не скажешь, — рассмеялась Александра.
— Я просто не голодна. Чуть позже поем, можно?
— Без проблем, холодильник в твоем распоряжении. Кстати, я скоро поеду на рынок, тебе что-нибудь купить? Знаешь, я вегетарианка, так что ничего мясного у меня нет.
— Ничего не нужно, спасибо.
— Понятно. Я всё же что-нибудь посмотрю. Набери мне, если что-то придумаешь.
— Хорошо. Я выйду в сад?
— Конечно, дорогая. Можешь не спрашивать разрешения. — Она уже повернулась к плите и что-то помешивала, пританцовывая на одном месте. — Кстати, как твоё здоровье? Что-нибудь изменилось?
— Нет…
— Тогда давай я попробую тебе помочь. Каждое утро нужно будет пить. Вот, держи.
Александра пододвинула к Лине большую глиняную чашку, неровно облитую белой эмалью. Внутри оказалась светло-желтая полупрозрачная водичка с цветами ромашки, вкус терпимо отдавал травой.
Коттедж в нескольких километрах от города был снабжен всем необходимым. Два этажа дерева, стекла и камня. На большом камине стояли подсвечники черненого серебра, черно-белые фотографии актеров конца двадцатого века и старинное зеркало. От камина шел запах древесного уюта. Старый ковер рассказывал о мексиканских шаманах, переругиваясь с американским проигрывателем. Ярко-металлическая кухня с огромным дубовым столом внушала чувство неизменности и постоянства. Панорамные окна выходили в цветущий сад, который взрывался мириадами красок.
Погода была непривычно мягка и покладиста. Чуть теплая зима и жаркая весна. Неудивительно, что сад был так оживлен в начале апреля. Венчики крокусов белой, синей, желтой и даже полосатой расцветки с любопытством выглядывали из-под листьев, гиацинты бесшумно звонили в ультрамариновые колокольчики, нарциссы склонили головки перед незнакомой гостьей. Зеленые столбы кипарисов стражами наблюдали за происходящим, насекомые летали по делам, жужжа о чем-то своем.
«Ты это чувствуешь?! Густой цветочный аромат разливается вокруг. Вечернее солнце касается лучами твоей кожи. Звуки наполняют оживающий мир и уносят тебя в своем потоке! Почувствуй!»
Лина шла по саду в глубокой задумчивости, не замечая ничего вокруг. Еще пару недель назад она точно знала, как начнется и как закончится ее день. Проводя ладонью по шелковым листьям молодой зелени, брела по дорожкам в попытках расставить всё по полочкам, но каша мыслей только больше разваривалась. Лина вспомнила, как мама гладила ее по голове, перебирала волосы и говорила: «Свет мой, все придет в свое время. Главное — подготовиться к изменениям, но потом ты будешь цвести красивее всех!»
Как же мне тебя не хватает…
Боль резко вернула Лину в реальность. На ее пальце набухала алая горошина. Опустив голову, она обнаружила виновника. Это был куст алоэ с мясистыми листьями и острыми шипами. Однотонно-зеленый, он разительно отличался от окружающего цветного мира. Словно дешевый пластиковый гномик, которого забыли при переезде. Он незаметно стоял в углу, а дожди смывали с него краску.
Они были так похожи… Никто, кроме матери, не знал, что ее тело не хочет взрослеть и подчиняться женской природе, застыв, как восковая фигура… Врачи ничего не могли сделать, разводили руками и прописывали все новые и новые таблетки, которые не помогали. Говорили, что природа возьмет свое, они могут лишь подтолкнуть… Но ничего не менялось, боли усиливались, а надежда и страх постепенно растворялись друг в друге.
Небо становилось все более фиолетовым и тяжелым. Ее вывел из транса звук чужих шагов. Она не сомневалась, что осталась одна в доме, слышала, как по гравию прохрустели покрышки автомобиля Александры. Сначала она надеялась, что незнакомец ее не заметит, но шаги были все ближе. Перед ней появилась девушка: ёжик разноцветных волос, пирсинг, короткие джинсовые шорты и босые ноги. Она была удивительно похожа на Лину.
— Привет, ты кто? — спросила Лина.
— Ты и так знаешь! — презрительно бросила ей девушка. — Хватит уже себя жалеть, достала!
Незнакомка растворилась в воздухе, как призрак. Лина оцепенела. И тут услышала зловещий смех и топот босых ног. Губы дрожали, рот пересох. Все тело билось в беззвучной агонии ужаса. С шумом вобрав воздух, она поняла, что перестала дышать так давно, что легкие скрутило спазмом. Полностью опустошенная, подгоняемая последними крупицами самообладания, она помчалась в дом. Подбегая к винтовой лестнице на второй этаж, увидела дверку под лестницей. Сделав последний рывок, скрылась за ней. Тут же что-то кольнуло в спину. Под ногами хрустело и трещало, будто осенью шагнул в охапку опавших листьев. Лина медленно развернулась, и накатила новая волна ужаса. Такие колкие и сыпучие, висели, как летучие мыши, вниз головами. Будто в логове ведьмы, повсюду кружились травы и ветки.
С немым криком она выскочила из кладовой и побежала наверх. Спряталась под одеялом. Перед ее глазами вновь и вновь появлялся образ незнакомки. Невыносимо тяжелое тело казалось окоченевшим. Лишь сердце беспорядочно билось… Вдруг она почувствовала, будто кровь ее прорвала привычные пути и создала себе новую тропу. Она уснула.
В ночной тишине скрипнула дверь.
«Ты не сможешь от этого спрятаться! Не сопротивляйся! Ты изменишься! Ты подчинишься!»
Лина оказалась в очень странном месте. Всё вокруг застыло, и появилось навязчивое ощущение, что кто-то выключил свет и звук.
Яркая вспышка зеленой лампочки на долю секунды окрасила пространство. Черная. Синяя. Черная. Белая. Черная. В проблесках света возникали восковые фигуры. Тишина лопнула, как воздушный шарик. Хлопок превратился в ритм. Он давил на уши, от него болела голова, но нога начала конвульсивно подергиваться в такт «музыке».
Лину схватил за плечо незнакомый молодой человек и прокричал несколько слов. Она стояла, растерянно качая головой. Он потянул ее за собой к барной стойке, растолкал бурлящих около нее людей и усадил Лину на высокий стул. Сиденье было обтянуто темной потертой тканью, деревянная спинка позволила немного облокотиться. Но тут ее кто-то больно ткнул локтем в спину. Она вытянулась, как струна.
Парень сунул ей в руки изящный бокал, прокричал еще пару слов и ушел в центр помещения. Лина опять его не услышала. Бокал оттягивал руки и леденил пальцы, капли скользили по плавным стенкам, будто он потел в ее холодных руках. Две соломинки и разноцветный зонтик кружились по периметру своего океана, подгоняемые неведомой силой. Розовато-оранжевый цвет напитка ободрял. Она рискнула. Сладковато-горький вкус напомнил трофейные конфеты из папиного кабинета.
«Унц-унц-унц», — повторялось в воздухе. Пританцовывала даже прочная барная стойка.
«Дум-дум-дум». — Запахи пота и эндорфинов кружили голову.
Свет выключился.
Проснувшись почти в полдень, Лина почувствовала себя разбитой. Голова трещала, во рту пересохло, перед глазами стоял туман, и весь мир немного раскачивался. Спускаясь по винтовой лестнице, она в попытках удержать одеревеневшее тело цеплялась за перила так, что побелели костяшки.
На кухне сидела Александра и читала книгу, помешивая ложечкой облепиху в деревянной плошке. На плите ритмично и оглушительно булькало что-то зеленое и темно-бордовое. Унц-унц-унц.
— Добрый день. С тобой все в порядке? Как-то ты нездорово выглядишь, — приспустив очки и принюхиваясь, сказала Александра.
— Здравствуйте, да, со мной явно что-то не так.
— И где ж ты успела, а? — В глазах Александры проскочили озорные искры.
— Может, стоит вызвать врача?
— О, дорогая, уверена, он тебе не понадобится. Выпей отвара из крапивы, он на плите, и поешь, тебе сразу станет лучше. — Она вернулась к облепихе. — И прими контрастный душ!
Под душем она обнаружила синяки на ногах и ребрах, но не смогла осмотреть свое лицо, потому что в ванной не было зеркала, да и в спальне тоже. После всех процедур Лина почувствовала себя немного лучше, но вчерашний сон проступил сквозь гул головной боли. «Дум-дум-дум».
— Может, я упала с кровати во сне? — размышляла она вслух — И сильно ударилась головой, странно только, что не проснулась… Да и сон дурацкий. Что бы он значил? Я и в клубах ни разу не была…
Мысли и догадки вели ее вглубь сада, мышцы ног и спины тянуло, как после долгого бега. Она увидела алоэ, но оно немного изменилось. Всмотревшись повнимательнее в низкорослого знакомого, она заметила, что оно пустило длинную тонкую алую стрелку, устремившуюся вверх. Удивительно, а говорят, что алоэ цветет раз в тысячу лет, подумала Лина, хотя это еще было не цветение. Продолжая свою прогулку, она опять услышала шаги. Лина замерла. Стук сердца о ребра разлетался по всему саду, в горле стоял ком, когти страха стянули диафрагму. Как нельзя ни с чем спутать знакомую хроническую боль, так и невозможно было сомневаться, что это шаги незваной проходимки.
— Ты мне противна в своем послушании и покорности, святая невинность! — процедила незнакомка.
— Кто ты? Что тебе от меня нужно?
— Изменений! Ты еще увидишь, какой мы можем быть!
Она исчезла так же внезапно, как и появилась. Лишь в воздухе остался подозрительно знакомый сладковатый запах. Лина осела в траву, стараясь сохранить дыхание и рассудок. Аромат навис над ней, как густой кисель.
— Как во сне… Будто прокисший запах того напитка, что мне снился.
Немного успокоившись и решив, что от сидения на непрогретой почве лучше не станет, она вернулась в дом и спряталась в своей спальне.
В ночной тишине скрипнула дверь.
«Вот и настало мое время. Никого не слушай! Будь не такой, как все! Гори! Сжигай старое, порождая новое!»
Так прошло несколько недель. Таблетки закончились. По утрам, если время ее подъёма можно было назвать утренним, она умирала от неизвестного недуга и страшного недосыпа. Выпивала все более отвратительный отвар и скрывалась от ироничных взглядов Александры в саду или в спальне. Вскрикивала от каждой тени и шороха, от игры солнечных зайчиков и шелеста кипарисов. Незнакомка появлялась за окном, в комнате, в саду или на крыльце. Но больше не вела с ней бесед, только презрительно ухмылялась и покачивала головой, окутанная все тем же ароматом.
Сад спасал своей постоянной жизнью, как и кухня с дубовым столом, но там почти постоянно сидела Александра, а Лина совсем не хотела лишних вопросов, потому что не знала ни одного ответа и понимала, что ее могут принять за сумасшедшую. Она наблюдала за изменениями в алоэ: как образуются цветоносы с густыми кистями алых цветков, наполняются невидимой влагой, набухают и натягиваются, готовые распуститься и отдать свои семена ветру и земле.
Однажды утром она обнаружила, что волосы стали в два раза короче и в языке торчит железка с шариком. Ногти были покрыты черным лаком, а глаза болели, как будто она не спала уже месяц.
Лина бежала по винтовой лестнице, издавая визг на одной ноте.
Она схватила с камина серебряное зеркальце и не могла понять, кого там видит. Пирсинг, разноцветные волосы, губы, скривившиеся в презрительной усмешке.
— Уйди! Верни мне меня! Кто ты?!
Но отражение оставалось на месте и с жалостью смотрело на бьющуюся в истерике Лину. Силы покинули ее. Тонкая алая нить устремилась вниз по ее бедру.
Лопнули и распустились цветоносы алоэ.