М

Мастерская Ольги Славниковой «Проза для начинающих»

Время на прочтение: 5 мин.

Летом 2023 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в мастерскую Ольги Славниковой «Проза для начинающих». Представляем работу победителя конкурса.

Конкурсное задание

Написать небольшой рассказ на тему «Прошел год».


Елена Жилина

Его обирали и трясли, как плодовое дерево, и он раскинул руки, как дерево, и улыбался безоружно, как дерево. Палку его отставили в угол. Плащ, колпак, шарф, застёжки, перчатки, пиджак, кушак, портянки, обмотки, сандалии и так далее — самого оставили в тряпье, повели показывать, покрутили перед комендантом, как ребёнка. 

— Пожалуйста, — говорил он, как будто одной улыбкой на губах, — пожалуйста, — а сам всё показывал раскрытые ладони, будто ожидал, что и их положено с него снять.

Словно осенний лист залетел под дверь, так он оказался в караульной. Было, право, смешно осматривать и допрашивать осенний лист. Но комендант, не чуя его бесплотности, спрашивал с него, как со способного что-то натворить. И это было смешно. Он не наклонил бы даже плошку весов, положи туда палец, он ничего не весил. 

— Откуда вы? — промычал комендант с подбородком в воротнике.

Он ответил лёгким блёклым «О», будто выпустил изо рта мотылька. Комендант выкатил из-под очков, спущенных на нос, скучные глаза. 

— Так всё-таки?

— Издалека, — признался он.

Признался, будто целовал это издалека в губы, и в щёки, и в растрёпанные волосы, и до сих пор розовел.

— И давно вы здесь? 

— О, — прошелестел он. — Я не знаю, что такое давно.

И я понял, что он не знает, что такое давно, и как бессмысленно его здесь удерживать. Прижать ногтем секундную стрелку, стараясь прижать секунду — вот что это такое. Бесполезно, смешно, в самом деле. И я улыбнулся. А он услышал. Поглядел на нас и увидел меня, и улыбнулся мне. Я испугался. Стиснул алебарду и сунул взгляд в щель в полу. 

— Что это такое? 

— Как что это такое? 

— Я не знаю. Расскажите мне?

— Вы сведёте меня с ума. У меня нет на это времени. — Комендант опёрся о стол. — Значит, бродяга, — устало пропыхтел он. — Бродяжничество у нас карается. Вы знаете об этом? Вы знаете, что такое бродяжничество? 

Он был так удивлён.

— Нет, — сказал он и замер, словно в предвкушении секрета. — Что это такое?

Комендантские мехи выпустили воздух. Тяжёлая голова заглянула в блюдечко часов. Я стоял сзади и видел на толстой руке, какие у него часы — без секундной стрелки. Часы уползли вместе с мясистой кистью вдоль стола.

— Я не хотел вас огорчать, — раздался шелест.

— О, — уронил комендант, словно камень ушёл в гулкое «О» колодца. — Не стоит, не стоит. Боюсь, это я вас огорчу.

— Не огорчите, — улыбнулся он.

— За бродяжничество полагается год. Вы знаете, что такое год? 

Он помолчал.

— Я должен идти, — сказал с улыбкой.

— Что? Вы меня не услышали? Вы меня не поняли?

Он закивал, подтвердил, что услышал и понял, хотя лицо его светилось вопросом. Он не хотел никого огорчать. Недоверчиво взял назад свои вещи. А потом чему-то обрадовался. Ласково шёл за мной, словно овца или облако. 

— Год, год, — повторял он, — и я пойду.

Засов скользнул стене под кожу, и мне стало плохо. Я вымотался, будто вечность пытался попасть в игольное ушко, будто велено мне было отрезать ножницами язычок свечки. Я чувствовал, какая это для него мука — сидеть на месте. Я не знал, зачем сторожу осенний лист. Я боролся с мыслью распахнутой двери и совсем обессилил. Я держал за этой дверью громаду воздуха. Я прижимал ногтем секунду. Из камеры на меня наваливалась вся тяжесть грядущего времени. Истончались мои силы. Я не могу держать то, что должно идти. Я молился, чтобы прошёл год, но прошла ночь. Я не знал, как мы её пережили, и не знал, что станет с нами в остальные. 

Пух затрепетал на решетке, когда я открыл слуховое окно. Он не спал тоже. Он казался смертельно уставшим. Лицо просвечивало, как истёршийся ситец. Но — он был в плаще, колпаке, шарфе, застёжках, перчатках, пиджаке, кушаке, портянках, обмотках, сандалиях и так далее, в руке сжимал палку. Я обвалился внутри себя и оставил на посту одни руины с алебардой в руке.

— Я надеюсь, я не мешал, — сказал он. — Я надеюсь, вы выспались.

Меня не было, и я не ответил. Вдруг за сквозистым лицом будто пронесли свечу. Он улыбнулся.

— О, — сказал он, выпустив изо рта пузырёк. — О! Как я рад, что прошёл год! 

Дарья Мордзилович. Долго и счастливо

Что такое год для обычного человека? Очередные двенадцать месяцев, 365 дней, отмеряемые дедлайнами и праздниками. Воспоминания об отпуске, паре смешных и стыдных случаев — список продолжите сами.

Что такое год для вдовы?

Не для той, что, благоухая молодостью, через пару лет встретит нового мужа и благополучно перелистнет страницу. Но для той, которая уже с трудом передвигает ноги, почти ослепла на один глаз, время от времени страдает от болей в печени и к вечеру устает так, словно весь день, подобно Сизифу, ворочала камни.

Все то же самое, с единственной только разницей. Скорбная страница, возможно, последняя. Или одна из.

Глава длиною в двадцать, тридцать, а то и пятьдесят лет не всегда заканчивается смертью в один день. И не всегда приходит, когда ты об этом сильно просишь. И этот год, который для их общих детей, как бы горько они ни скорбели в январе, к декабрю обязательно принесет исцеление, для вдовы превращается в день сурка.

Изменения, конечно, случаются. Сначала на могиле стоял простой деревянный крест, но вот уже дети свозили в мастерскую камня и вместе выбрали надгробную плиту — следующей весной, как подсохнет, там все переменится. Сначала машина скучала без хозяина в гараже, а теперь у нее появился новый — и уже успел разбить в аварии. Его телефон первые месяцы разрывался от звонков — и вот уже полгода как молчит. И это не говоря о делах, которые неизбежно влечет за собой смерть в нашем цивилизованном мире, — визите к нотариусу, девяти- и сорокадневных поминках, внеплановом посещении врача…

Но все это как будто происходит с кем-то другим. В том числе — потеря любимого. Она словно смотрит на череду ничего не значащих — больше не значащих — событий со стороны и удивляется, какое отношение они имеют к ней. Озарение приходит неизбежно: когда лежишь на двуспальной кровати одна, когда случайно цепляешься взглядом за его кольцо в прозрачной вазочке, когда на его имя приходят рекламные буклеты с наивыгоднейшими условиями кредитования. А потом, в бытовых делах — ведь надо приготовить сыну ужин, надо развесить белье, хоть на часочек выйти в огород, зарастет же, — озарение запотевает, покрывается пылью, тускнеет, и опять — в тщетных попытках быстро заснуть — по тому же кругу.

О, эти сны!.. Сюжета всего два. Первый — и самый частый: он уходит, собирает вещи и уходит, обычно в ночь. То к давно покойной матери, то к другой женщине. Небритый, неухоженный, хотя при жизни с него чуть ли не пылинки сдували. Она просыпается с чувством обиды, даже унижения, и день напролет мучается одним вопросом: что я сделала не так? Ей кажется, что она могла что-то изменить, что-то заметить, предугадать, не допустить. Не говорить каких-то слов, а промолчать. Не стоять в стороне, а действовать.

Второй сюжет — редкий: он является в белой одежде, счастливый и вполне умиротворенный. Пьет чай, смеется. Улыбается. Она просыпается с мыслью ну слава богу, тебе хорошо, и день — очередной день без него — проходит как будто легче. Она вспоминает, как они были счастливы, и перестает завидовать ровесницам, которые гуляют под ручку со своими стариками, их долгу и счастливу. Вздыхает только: а ведь и я мечтала так пройтись с тобой, доверительно вложив свою ладонь в твою, и пусть ноги не слушаются, пусть походка унизительно пьяная, пусть тело сдает, но душа-то держится, вот она, в твоей руке.

Порой кажется, что боль отступает — и одиночество тоже. Приезжают дети, подруги, родственники. Хлопоты — ведь их надо всех накормить, надо развесить белье, сходить в огород, чтобы на столе было все свое, домашнее, и надо рассказать, ну как ты, справляешься потихоньку. Потом — кольцо в вазочке, потом — ночь, потом — гости разъезжаются, потом — опять эти парочки, пожилые принцы и принцессы, живущие свое долго и счастливо и надеющиеся умереть в один день, а как же, они повсюду: на улицах, в магазинах, в телевизорах…

Так и проходит год, первый год без него. Он проходит… Страница дрожит в руках. Но нет. Еще нет. Рано.

И жизнь продолжается — смерти назло.

Метки