Весной 2021 года в Creative Writing School проходил конкурс на получение стипендий в летнюю мастерскую травелога Дмитрия Данилова. Представляем работы стипендиатов.
Конкурсное задание
Напишите текст о собственном путешествии. Вы свободны в выборе стиля, направления, интонации. Идеально, если вы сейчас отправитесь в небольшое, даже полудневное путешествие, и напишете текст (можно фрагмент) на основе этого опыта.
Объем до 5000 знаков с пробелами.
Дмитрий Лукьянов
Было же слово пурга, и имело оно почти тот же смысл, что метель, но только сильнее и равнодушнее к человеку… Пурга! На чувашском языке — «щил-тэман», буквально «ветер с метелью». Продувается огромное поле, а здесь все поля огромные, свистит ветер в столбах, на которых летом держатся плети хмеля, полон ветер снега. Из пурги может выскочить заяц: все для русской литературы, до смешного, но вот так и есть.
Есть еще, правда, подогрев сидений, климат-контроль, АБС, другие какие-то системы, совсем не литературные. При всем этом не так уж важно, чем отличается пурга от метели или даже от просто осадков. Лишь легкая неуверенность на снежных наносах, короткий мат вслед рыбакам в смертельных «Жигулях», бесстрашно и пьяно пошедшим на обгон в темноте.
После свадьбы, где был гостем из Москвы, предстояло вернуть чувашские платья и хушпу, эти женские шлемы-шапки, пожилой актрисе. Она приходилась дальней родственницей моей жене, впрочем, кажется, как и все остальные чуваши. Жила где-то в глубине республики, выступала в главных чебоксарских театрах, держала пару коров. На стене хлева — расчерченное по линейке расписание. В такой-то месяц появится теленок, а в другой вылупятся гусята. Впрочем, не знаю названий чувашских месяцев. Читал где-то, что их тринадцать, потому что такой календарь больше подходит для работ на земле. Правильнее было бы сказать «для того, чтобы работать землю», но эти слова сейчас там же, где «пурга».
У русских нет сравнимого отношения к земле. Наверное, имеется что-то другое. А здесь, хотя и живут на широком течении Волги — в плохую погоду не видно берегов — стремятся вглубь, в свои деревни по краям полей. От Чебоксар, как пальцы от ладони, расходятся шоссе. В Вурнары, там мясоперерабатывающий завод, в Канаш с его уютным железнодорожным вокзалом, в Алатырь, где нет ничего интересного, в бедный Мариинский посад, который легко полюбить.
Я ехал по Аликовскому шоссе к актрисе в Сирикассы — по указательному пальцу, если считать большим пальцем выезд на федеральную трассу в Москву. По пути в деревне Ишлеи, я знал, можно купить гуся, копченого сома или просто хорошей колбасы, потом будет пасека на южном склоне оврага, а на другом склоне — светлое, как облако, кладбище, на котором нет других деревьев, кроме берез. Потом ферма, менты за поворотом, чистенькое Аликово с деревянной детской площадкой у больницы. А потом, как оказалось, одна пурга.
В темноте и одновременно в сверкающем снеге Сирикассы было не разглядеть. Но что может быть в чувашской деревне? Небесные бело-голубые избы, будто в пику тяжелому красно-желтому флагу республики, но красно-желтые магазин и автобусная остановка. Нескладные новые коттеджи, трактор в сугробе, собака. Актриса в белом от снежинок платке загнала пса во двор. Маленькая женщина с крупными руками, валенки — заводские трубы.
— Сывлах! — смеется она сквозь снег.
— Что? — говорю. — Что?
Я отдал ей платья и хушпу, поблагодарил, отказался зайти, хотя, конечно, хотелось бы сесть у печки, выпить самогона и закрыть глаза минут на пятнадцать. Ночной снег — самый слепящий.
Еще чуваши варят домашнее пиво, легкое и горькое. Мне не очень нравится, но, может быть, от того, что пьют его в жару на сенокосе, а в моей жизни не было сенокосов. Хотя… и пурги тоже не было до поездки к актрисе, и живого зайца, а он вдруг выскочил на шоссе — бескомпромиссно белый-белый, смешной-смешной…
Елена Матвеева
Охота в Беринговом проливе
1
Почти неделю над Уэленом висел туман. Почти неделю зверобои не выходили на промысел. Невидимое за белой плотной пеленой, тяжело вздыхало море. Наверное, я с большим нетерпением, чем кто-либо другой, ждала ясного дня: старый добрый эскимос Тагьёк пообещал взять меня на морскую охоту.
Каждый день приходила я к нему в косторезную мастерскую. «Коо» — «Как знать», — отвечал он на мой вопросительный взгляд. И кивал на окно, за которым в густом молоке тумана нельзя было разглядеть даже соседний дом.
Туман исчез неожиданно, уполз куда-то, словно его и не бывало. Ночью я проснулась от яркого желтого света, заливавшего гостиничный номер. Прямо напротив окна, в низком, усыпанном крупными звездами небе, висел круглый желток луны.
Чуть свет я прибежала на берег. И оказалось, вовремя — охотники сталкивали вельбот на воду. Уэлен еще спал, когда, разрезая носом тугую воду, лодка вышла в море, направляясь к мысу Дежнева, традиционному месту охоты уэленских зверобоев.
Был конец августа. Время бархатного сезона на теплых морях. Здесь же чувствовалось: скоро зима, в любой день в воздухе могут закружиться белые хлопья. Дул несильный, но холодный ветер. И если бы не заботливый Тагьёк, прихвативший для меня тулуп, плохо пришлось бы мне под ледяными порывами.
Вельбот шел своим курсом вдоль Чукотского побережья. Хаос камня, головокружительные отвесные скалы, глубокие узкие ущелья, пенные стремительные водопады… В распадках лежал снег, не успевший растаять за короткое полярное лето.
Огромный птичий базар на прибрежных черных скалах недалеко от Уэлена оглушил нас криками тысяч птиц. Потревоженные шумом моторов, они слетели с насиженных мест и, опустившись на воду, что есть сил колотили крыльями, крича на разные голоса. Брызги летели во все стороны, сияли и переливались в лучах солнца. Наш вельбот быстро миновал птичье царство, и его возмущенные хозяева успокоились, вновь заняли на скальных выступах свои наблюдательные пункты.
Я еще не успела прийти в себя от увиденного, а уже новое зрелище — лежбище моржей. Издали увидела я рыже-буро-коричневые туши, лежащие вплотную друг к другу. Мы видели, как выбравшемуся из моря могучему моржу, чтобы расчистить место себе и своей спутнице, пришлось пустить в ход длинные мощные клыки. Потревоженные им звери ткнули обидчика такими же сильными клыками, рявкнули и опять уснули, уронив головы на бока соседей. Заметила я и маленького моржонка, задумавшего пробраться к воде прямо по спинам сородичей. Не повезло ему: разбуженная неуклюжим малышом сердитая моржиха шлепнула его ластом. Он, обиженно хрюкая, заспешил к матери, которая на мелководье шелушила ластами ракушки, доставая из них моллюсков. Неподалеку два молодых моржа спорили за право улечься у большого черного камня.
Интересных сценок можно было бы подсмотреть немало! Но вельбот резко повернул в открытое море. Охотятся местные жители гораздо дальше. Берегут покой лежбища. Иначе уйдут моржи и не вернутся сюда никогда.
Вельбот шел быстро и легко. Тагьёк в бинокль высматривал добычу. Его друг, черный от полярного солнца эскимос Вакат, сидел на руле. Кроме них в лодке два молодых зверобоя — Михаил и Леонид. Их обязанность — обеспечить бесперебойную работу моторов.
Низко над нашими головами проносились утиные стаи. То ближе, то дальше появлялись китовые фонтаны — киты играли. Неожиданно у самого борта выныривала любопытная нерпа…
2
Как тут не вспомнить сказки бабушки Эмун, старейшей жительницы Уэлена, о том, что морские животные — родственники, братья северного народа. Чукчи и эскимосы уверены в этом и всегда бережно относятся к животному миру своих холодных морей. Нет у морских охотников азартной страсти — подстрелить любого зверя, попавшего в поле зрения. Охота для них не потеха — работа, четко спланированная с учетом потребностей села.
Тагьёк подал сигнал: внимание! Прямо по курсу, покачиваясь на волнах, высунув из воды усатую клыкастую морду, спал морж. Выключив моторы, пошли к нему на веслах. Ох и хитрым оказался этот старый матерый морж! Быстро проснулся, почувствовав приближение людей — ушел вглубь. Но Вакат, безошибочно определив его движение под водой, направил вельбот туда, где он через несколько минут вынырнул. Этому охотники учатся с детства.
Прогремел выстрел. Тагьёк стремительно метнул гарпун. Пых-пых — надувной мешок из нерпичьей шкуры — заплясал на воде, не давая убитому моржу затонуть. Взять моржа на воде чрезвычайно сложно. Подстрелить его — полдела: одно мгновение — и убитый зверь затонет. Мастерство гарпунера в том, чтобы загарпунить животное моментально — как только прозвучали выстрелы — ни секундой позже.
Следующему моржу в море удалось от нас уйти. Зато сразу же на берегу заметили другого. Огромный зверь лежал недалеко от воды на гальке, подставив солнцу рыжий с сиреневым отливом бок и жирный загривок весь в шишках-нашлепках. Вельбот неслышно ткнулся носом в берег. Но морж-шишкарь услышал. Вскинул голову, выставил вперед мощный длинный клык. Вместо второго торчал обломок. Видно, не единожды клыки были его оружием. С поразительной для гигантских размеров и веса легкостью зверь бросился к воде. А когда охотники отрезали дорогу к отступлению, он, издав страшный гортанный крик, вдруг стремительно повернул к ним. Михаил и Леонид, оказавшиеся прямо перед разъяренным зверем, не растерялись. Меткими были их выстрелы. Тагьёк подвел итог: «Неплохо оморжились»,— сказал, цепляя очередную тушу к вельботу.
В языке у эскимосов нет понятия — «убить зверя». По поверью, их не убивают — они сами приходят к человеку в гости. Про охотника говорят: «онерпился», «оморжился».
Обратный путь занял немало времени. Но вот показался уэленский маяк. Возвращение зверобоев с добычей всегда волнующее зрелище. Издавна повелось: встречать их на берег приходят все, кому нужно мясо, кожа. Нас тоже уже ждали…