Тележка хромала на одно колесо. Пару месяцев назад его подбил не вписавшийся в поворот пятиклассник. С тех пор изогнутые спицы усложняют передвижение усыпальницы пломбира, фруктового льда и сорбета. Агата продает мороженое или, как говорит она сама, «вынуждена продавать из-за обстоятельств непреодолимой силы».
Кусок бордюра отвалился, сигнализировав о парковке тележки. Агата посмотрела на покосившееся колесо и брезгливо дернула ногой. Она ещё не успела снять с верхнего стекла крышку, как сбоку послышалось:
— Здравствуйте, можно рожок, пожалуйста?
Агата взглянула на туго затянутую косу девочки и мысленно прикинула, сколько невидимок понадобится для того, чтобы закрепить такие густые волосы в пучок. В упаковке десять штук — будет маловато. Но если сверху крабиком зацепить, то ничего, выдержит. Агата наклонилась, чтобы вытащить из морозильной камеры вафельный стаканчик с шоколадной шапочкой. Протянув его покупательнице, она поправила прическу. Помнится, после своих выступлений Агата могла вытаскивать заколки со следами крови, так сильно их заставляли вгонять в кожу головы.
В молодости она выступала на сцене. На разных сценах! Но её любимые были те, что возвышались над зрительным залом. На сценах с амфитеатром она чувствовала себя не так блистательно. Но это было всяко лучше её нынешнего положения уличной буфетчицы. Вспоминают тех, ради кого покупали билеты, а не ту, что продала бутерброды в антракте. Теперь Агата довольствуется ролью зрителя.
Все начинается со свиста желтопузого батута. Детский дворец спешно сдувается, оставляя после себя запах нагретой за день резины. Фонтан стряхивает с себя изможденных жарой граждан. По всей набережной зажигаются гирлянды. Но главное происходит на деревянной площадке возле центральной лестницы. К восьми вечера туда устремляются замшевые лоферы и кроссовки из дерматина, босоножки с перепонками и балетки с острыми носами. Мужчина с поседевшими кудрями протягивает провод вдоль кромки газона так, чтобы случайные прохожие за него не зацепились. Тщательно, словно заправляя простынь под матрас. Взгляд Агаты жадно следит за траекторией шнура. Уже скоро. Она пододвигает тележку, настраивает удобный угол наблюдения. Городские динамики затихают, уступая место стареньким колонкам. Шорох, шипение, и наконец-то по набережной раскатывается танго.
Зрителей пока нет, но она знает, что уже на первом круге люди будут останавливаться, чтобы понаблюдать. Кто-то с восхищением, кто-то с завистью. Она опустила взгляд на свои опухшие лодыжки и поджала губы. Мысленно Агата рисовала на ногах свои некогда любимые туфли. Пятка должна быть устойчивая. Носок закрытый, чтобы пальцы не вываливались. Каблук не ниже шести сантиметров. Всё остальное несерьезно. Любительщина. Она презирала стоптанные мокасины, хлюпающие шлёпанцы, сплющенные подошвы кед.
Вдоль лестницы уже собралась стайка наблюдателей. На площадке невесомый фатин схлестнулся с драпированным сатином. Чьи-то подъюбники кокетливо взлетели, обнажив возрастные колени. В голове Агаты фейерверком вспыхнуло: «Ну как» — раздалось первым зарядом. «ТАК» — оглушительный хлопок. «Можно!» — раскраснелось и рассыпалось по её щекам. Агата отвернулась от сцены. Требований к выбору платья у неё было ещё больше, чем к обуви.
— Добрый вечер. Нам два сливочных. Вот эти, с шоколадной крошкой. — Палец отпружинил от стекла тележки.
— Молодой человек, не тыкайте. Я и так знаю, какое подать.
Агата действительно знала. Знала, какие вкусы разбирают быстрее всего, а какое мороженое всегда остается невыбранным. Вон оно, в углу. Можжевеловое, с привкусом пихты, словно шишку грызешь. Дымное, колючее. А растаявшее и вовсе пряная смола — капает на язык и горько жжется. На одном из гастрольных выездов труппа Агаты после выступления отправилась отдыхать на побережье. Купались до вечера, а потом через костёр прыгали. Там она надышалась дымом так, что горло потом драло сутки. Вот и после можжевелового корябает, как наждачкой. Оно так давно лежит в холодильной камере, что уже намертво примерзло к стенке. Казалось, что оно стало частью тележки. Частью тележки себя чувствовала и Агата. Впаянная в морозильную бонету, как стальной штифт в её голень. В такт скрипке заныло колено. Она снова посмотрела на танцплощадку.
Пары скользили по линиям, чертили круги и петляли зигзагами. Шаг с каблука в сильную долю. Назад через носок. В сторону через внутреннее ребро стопы. Хорошо-хорошо идёт! Агата приподнялась на цыпочки. Она специально брала воскресные смены вместо субботних, чтобы не пропустить ни одной городской милонги. Об этом она договорилась с напарником Мишей. Не так давно он променял строительную спецовку на нежно-голубой фартук и застиранную кепку. Руки его, привыкшие к тяжелым весам, поначалу не справлялись с габаритами мороженого. Пальцы нещадно сдавливали рожки и стаканчики, оставляя вмятины и трещины. Со временем Миша научился рассчитывать силу и не чертыхаться при детях. Агата наблюдала за его великановым размахом и отмечала, что смена работы даже пошла Мише на пользу. Не сказать, что он приобрёл утонченность, но неповоротливости в этом громоздком человеке всё же поубавилось. Зачем ей именно воскресенье, Агата умалчивала. Свою заинтересованность она не выдавала ни перед кем: ни перед Мишей, ни перед танцующими. Даже смотрела на них всегда исподтишка. Агата бы и подошла ближе, но работа же. Но бывало, они сами, разгоряченные после танцев, спускались к ней. Обыденно ругались в поисках мелочи, смазывали помаду подтаявшим пломбиром и обмахивали упаковкой от мороженого вспотевшие лица. Толстые и тощие, с морщинами и варикозом, облысевшие и с непрокрашенными корнями, подумать только, наслаждались! Не стеснялись смазанных фигур (своих и танцевальных), переступая через неудачные эпизоды, как через упавшее из рук эскимо. Большинство из них оставляло грацию вместе с окончанием музыки. До следующего воскресенья. Было, правда, и исключение.
Девушка с браслетом из ракушек на щиколотке. Подъем стопы образцовый. Сухая икра с линией упругой мышцы. Шаг у неё точеный, а вместе с тем легкий. Ещё секунду назад резкая в движениях нога с браслетом словно теряет в весе и идёт мягко, бархатисто. После завершения милонги люди словно растянутые струны на гитаре — расхлябанно болтаются из стороны в сторону. Она же не опускает плеч, не горбится, не заваливается.
Агата едва заметно переступает на месте. Раз, два, три, четыре. Опорная нога прямо, а свободной завести за колено, перекрест. «Обстоятельства непреодолимой силы» резкой болью отдались в левой голени. Агата зашипела. Глаза защипало. Она запрокинула голову, делая вид, что поправляет спицы навеса.
— А это какое? Сиротка на окраине. — Девушка с браслетом из ракушек сочувственно смотрела туда, где обычно не задерживался ни один взгляд.
Мороженщица опустила руки и вязко произнесла:
— Да выкинуть пора его.
— Это ягодное?
Агата покосилась на изгоя.
— Считается, что да.
— Люблю ягоды! Клубника? Земляника? Погодите… брусника?
— Можжевельник.
— Ой! Были у меня духи такие.
— Выкинули? — осторожно поинтересовалась Агата.
— Да разве ж можно! Ну, давайте, я это буду.
Агата посмотрела на вмерзшее в стенку можжевеловое мороженое. Быстро перевела взгляд на тонкую щиколотку с браслетом. Неохотно взяла лопатку, чтобы отбить пленника от стенки холодильника. Она ритмично дробила ледяные объятья.
— Спасибо, — прозвенела девушка. — Вам, наверное, тяжело так стоять весь день. Приходите к нам в следующий раз, ноги разомнёте! — Она улыбнулась и, хрустнув упаковкой, убежала в сторону такси.
Музыка стихла. Агата аккуратно потрогала затылок. Не отнимая руки, она обернулась по сторонам и, удостоверившись, что никто не видит, надавила на зажим для волос. Заколка в форме туфельки выпустила пряди на свободу. Ноги и правда требуют разминки. Агата посмотрела на выемку, в которой мгновение назад лежало можжевеловое мороженое, и подумала про пыльную обувную коробку в глубине шкафа.
***
Дома она всегда ходила босиком. Так, ей казалось, сцепление с поверхностью лучше. Носки скользили, а бьющие по пятке тапки она считала унизительными. Даже смотреть в их сторону не могла. В зеркало ниже пояса она тоже старалась не смотреть, но тут надо — не видно, где крайняя петелька на ремешке. Туго. Кожаный кончик выскальзывает из пальцев. Ну и пусть! Новые куплю. Раскрасневшаяся Агата подошла к стене и, оперевшись на неё, представила свой воскресный дебют.
Встать той стороной, где по ноге идёт разрез. Принять танец глазами. Протянуть руку навстречу или подождать, пока подойдет поближе? Подождать. Вот она с точностью циркуля очерчивает вокруг себя дугу. Хлесткое па, и стопа останавливается в миллиметре от стопы партнера. Поворот. Ещё поворот.
Засыпая, Агата всё ещё считала восьмерки. В углу валялись порванные туфли.
***
Стеклянные полки подсвечивались яркими люминесцентными лампами. Казалось, ещё чуть-чуть, и они прожгут весь ряд обуви. Вытянутое лицо Агаты отражалось в лаковом мыске туфли. Лаковые не подойдут. У этих нос обрублен. Остальное совсем вульгарщина. Агата выскользнула из одного бутика и нырнула в другой.
— Вам помочь? — равнодушно спросила женщина в фирменной футболке.
— Нет, спасибо.
Агата обогнула ряд в надежде скрыться от консультанта.
— У нас скидки на летнюю коллекцию. Маленькие размеры расхватали уже, но, может, и вам что-то подберем.
Агата застыла возле лыжных ботинок с облезлым мехом.
— Работу себе подбери другую!
«Клоповник! Ни копейки не оставлю», — ревело у неё в голове. Агата, не глядя по сторонам, неслась прочь, но замедлила шаг возле угловой витрины. Вот они. Миндального цвета, с золотым замочком. Пятка защищена, носок закрыт. До выхода оставалась пара метров. Цвет такой удлиняет ногу. И пачкается! Но как же красиво вытягивает лодыжку. Главное, чтобы не замша. Агата смерчем ворвалась в магазин.
— Натуральная кожа?
— Такого мы не пишем, — пожала плечами обладательница бейджика с названием магазина.
— Буквы, что ли, платные? Написали бы!
Словно одержимая, Агата вцепилась в молочный каблук. Цифры на бирке совпадали с её размером. Она выдохнула и без примерки понесла на кассу. Быстрее, чем кто-либо из продавцов успел бы возразить.
Она вытащила туфли из фасовочного чехла, но не надела — поставила в угол комнаты взамен порванных. Агата отошла на пару шагов, посмотрела на обновку снова. Сходила на кухню за стулом, чтобы водрузить обувь на постамент. Она ещё раз потёрла материал между пальцев. С качеством не обманули. Сядут без проблем. «Сегодня всё равно уже поздно мерить», — подумала она и отправилась спать.
***
Миша здорово удивился просьбе поменяться выходными.
— Ты ради чего торгуешься? — Агата нервно поправляла ажурный чепчик.
— Так мы же торгаши с тобой, че б и не поторговаться.
Лоб Агаты пересекла морщина-траншея.
— Да ладно, не кривись. Махнёмся.
Где-то в пыльной обувной коробке запертой молью трепыхалась мысль, что он не уступит. Тогда можно было бы вздохнуть, спрятать купленные туфли и вместо танцев идти на работу. «Рано спросила, конечно. В пятницу Миша выпивает, шансов на отказ было бы больше», — ворочалось в голове Агаты.
В дни до воскресенья она пристальнее обычного наблюдала за танцплощадкой. В понедельник возле неё начали ремонтировать бордюр. Агата гадала: «Опечатают ли территорию?» Не потанцуешь тогда. Но к среде рабочие переместились в другую сторону. В пятницу прошел дождь, разбросав по площадке миндальные лепестки. Внутри себя Агата возмущалась лужам и набухшему деревянному настилу. Но летнее солнце быстро высушило окрестности, не оставив ей шанса на пропуск воскресного танго.
В назначенный день Агата появилась на набережной раньше всех. Но, как обычно, она не спешила подходить близко. Первым пришел мужчина с поседевшими кудрями. Круглый фонарь зажегся, спугнув чайку. Распорядитель танцев вытащил удлинитель провода метров в семь и отправился нащупывать городской кабель. Для надежности он цеплял их скотчем к свежему бордюру. Танцевальное сообщество выделяло на изоленту отдельную статью расходов, поэтому обмотки мужчина не жалел. Вскоре по периметру площадки зашуршали юбки из вискозы и льняные брюки. Некоторые приходили парочками, кто-то уверенно шагал в одиночестве. За дружественными объятиями и въедливыми взглядами, за сухими кивками и пожатием рук Агата всё ещё наблюдала со стороны. Тележка с мороженым осталась вдалеке, но вес её будто влили ей прямо в туфли. Пятку сдавливало домкратом и бешено жгло по бокам стопы.
— Вы пришли! — Рядом с Агатой остановилась девушка с браслетом из ракушек. — Знаете, я такие же туфли мерила, но мне размер не подошёл. Маленький.
Вместе они спустились по центральной лестнице. С каждой ступенькой Агата сжимала челюсть всё сильнее.
Как там было? Повернуться боком, где разрез. Ну что за окорок, надо было другое платье надевать! Развернулась другой стороной. «Идет? Не ко мне. Взгляд держать, приосаниться. Ещё можно уйти незаметно. Можно же? Руку тянет. Хорошо, что не ко мне. Последний шанс выпустить живот и втянуть заново. Ой».
Агата шагнула навстречу партнеру. Рука его держалась строго, как полагается, не ниже её лопатки. Приличный попался. Шагать в такт не без боли, но получалось. Музыка ускорялась, и Агата уже перестала замечать даже зуд разодранной кожи. Шаг. Шаг. Разворот. Крест. «Почему же раньше не сподобилась!» — почти вслух вскрикнула она. Штифт в ноге напомнил почему.
Траспи — так называют последовательность шагов с частой сменой позиций. Движение для зрителя может показаться хаотичным перебором ног, при котором можно запнуться. Особенно на каблуках. Особенно на дощатой площадке.
Падать было не страшно. Страшнее — подняться после. Увидеть искривленные губы и нахмуренные брови. Отряхивать платье под перешептывание и смешки. Содранные колени теперь будут напоминать о случившемся позоре ещё пару недель. Лицо Агаты обдало жаром. Хромая на одну ногу, она покинула место происшествия.
Как только танцплощадка осталась за поворотом, каблук Агаты зацепился за что-то упругое. Не плитка, не трава… провод! Она впёрлась взглядом в сплетение шнуров, перевязанных синей изолентой. Секунда — и Агата навалилась на розетку, дернув шнур на себя. Партия контрабаса оборвалась на полуноте. В висках застучало. Женщина попятилась в тень. Танцплощадка загудела разочарованием. Агата засеменила прочь.
Сначала на горизонте появился зонтик, возвышающийся над тележкой, а затем уже Миша. Отойдя от рабочего места на пару шагов, он густо курил. При виде напарницы с ссадинами на руках и ногах он поперхнулся дымом.
— Да тебя словно мясорубка поцеловала, — цокнул Миша вместе с дымом.
— Достань льда.
Она пересиливала желание засунуть ноги в саму тележку. Миша сгреб ледышки, оставив в морозильнике маленькую лунку возле стенки.
— Ты откуда такая облупленная?
Агата сгорбилась и стала тереть колючие куски льда о кожу до тех пор, пока те не начинали таять. На шпильках её качало из стороны в стороны.
— Ну, чё ты так, как мочалкой! Положь!
Миша бросил окурок и не спрашивая, подхватил Агату за талию. Пахло от него горькой смолой и хвойной настойкой. Дымной пихтой.
— Давай, скидавай! — Миша кивнул на её туфли.
С усилием Агата стащила с себя каблуки и встала на теплый асфальт босыми ногами.
— Танцевала я, — почти шёпотом произнесла Агата. — Дотанцевалась.
— Я, когда на стройке работал, мы там тоже музыку включали. Не эту ваше ча-ча-ча, но тоже веселую.
Напарник поднял руку с талии на лопатку, выпрямил спину и начал неуклюже переступать на месте. Впервые за неделю Агата рассмеялась. Она опустила плечи, расслабила живот и тоже закачалась мимо такта отдаленной музыки.