Это может показаться странным, но я люблю стоять в вечерних московских пробках, особенно в декабре: едешь и не торопишься, потому что от тебя ничего не зависит. На стекло липнут снежные мухи, стекают капли воды, а ты выжимаешь сцепление, не убирая руки с коробки передач, слушаешь радио или аудиокнигу и не думаешь ни о чем. Магазины работают допоздна и завлекают прохожих сверкающими витринами, украшенными елями у входа, движущимися фигурками оленей и Санта Клаусов, предложениями согреться глинтвейном. Задумчивые улыбающиеся лица прохожих, кажется, излучают надежду на то, что вот-вот начнется новая жизнь — исполнятся желания, и все, наконец, будут любимы и счастливы. Завтра — сообщают по радио — на Москву обрушится сильнейший за последние несколько лет снегопад. Снег пойдет в середине ночи, к утру закружат метели, и сугробы вырастут до семнадцати сантиметров. После выпуска новостей классические джазовые стандарты сменяются жизнеутверждающими голосами ABBA, и меня не покидает ощущение, что вот-вот должно случиться чудо. Разве может быть Новый год без чуда?
В том районе Москвы, где теперь живет моя мама, место для парковки найти непросто, но мне удается. Мама сидит в кресле и смотрит очередную серию своего любимого сериала.
— Мам, а помнишь, как перед Новым годом всегда приезжала тетя Света? — спрашиваю я, выкладывая продукты в холодильник. — Однажды мы с Юлькой стащили у вас полбутылки шампанского, и пока вы разговаривали, пытались сделать его вкусным: добавляли сахар, варенье, но оно так и осталось противным. Сами пить не стали, но пробовали напоить Мурзика.
— Да, было время…
— А потом вы слушали кассету ABBA и танцевали, а мы в другой комнате подпевали — думали, вы нас не слышите, а вы нам так и не сказали, почему смеетесь.
— Твой отец первый раз меня пригласил на танец под песню ABBA, они тогда еще только появились, — мама делает паузу, — потом я сломала ногу, и он приходил за мной ухаживать. Доухаживался… Козел. Всю жизнь потом мне нервы трепал.
Речь заходит об отце, и я начинаю заводиться. Продолжать разговор бессмысленно — он закончится как обычно: я начну защищать отца, и мама снова скажет, что я неблагодарная дочь.
Родители развелись, прожив в браке пятнадцать лет. Следующие двадцать лет после развода они избегали встреч и не здоровались. Недавно отец умер — сначала потерял работу, потом начал пить, потихоньку снимая все накопления, старательно отложенные за последние годы, когда он жил один и много работал, а все свободное от работы время ухаживал за лежачей бабушкой. После смерти бабушки мы часто созванивались. По телефону отец говорил мне, что у него все хорошо, просил не волноваться, рассказывал, что занимается дачей, ездит на рыбалку, завел собаку («Заботиться надо как о ребенке, не расслабишься»), поэтому к нам в Москву приехать пока не получается. И только от мамы я узнавала, что его видели пьяным («Какой позор, алкаш проклятый, хорошо, что я с ним развелась»), что он опоздал на работу и писал объяснительную на имя директора («Пусть выгонят его — так ему и надо, будет знать») или что он подвозил в соседний двор молодую девушку («Старый пердун, ей-то только деньги нужны, лучше б своим внукам помог»).
Когда отец умер, мама возликовала: «Я ему всю жизнь говорила, а он меня никогда не слушал. Вот жизнь и показала, кто чего стоит. Допился… Забери у этой потаскушки ключи, пока она все твое наследство не растащила. Хорошо, что хоть жениться на ней не успел, уберег Господь».
Я всегда считала, что помогать надо живым, а не мертвым, поэтому от маминой помощи с организацией похорон я отказалась категорически и принципиально, но мама не унималась: «Я заказала место на кладбище и памятник присмотрела — ничего такой, на кладбище таких еще ни у кого не видела. Давай обсудим, что будет на столе — роскошествовать, конечно, не надо, но и опозориться не хочется, все же одноклассники наши приедут».
— Он тебя бросил, а ты все защищаешь его… — Мама продолжает свой монолог, который я и так знаю почти наизусть. Я и не защищаю — молчу, только начинаю собираться домой.
— Мне пора. Мам, ты витамины пей, я вот здесь поставлю…
Тверская переливается огнями. С огромных люстр, установленных вдоль улицы, свисают блестящие звезды, развеваются нити, богато усыпанные золотыми монетами. Люди торопятся, перебегают дорогу, радостно и по-новогоднему бросаясь под колеса тянущихся в медленном потоке машин. «Маршрут перестроен. Все, что ни делается — к лучшему», — успокаивает меня навигатор. Из динамика снова играет ABBA: «Thank you for the music… Thanks for all the joy…» Я представляю, как у елки, установленной в ДК моего родного города и украшенной местными школьниками бумажными фонариками, гирляндами из разноцветных колец и тонкими полосками дождика, мама с папой танцуют: он не находит что сказать, и напускает серьезный вид, как будто совсем не волнуется, и под его строгим взглядом смущается и краснеет мама, радуясь, что сегодня папа пригласил на танец именно ее.
Рецензия писателя Романа Сенчина:
«Очень хороший получился рассказ. Грустный, добрый, лиричный. Про любовь. Композиция интересная, никаких претензий к ней нет. Хорошо, что автор сделал так: дочь не слушает монолог матери, а вместо этого вспоминает историю отца. Можно усилить — дочь и не спорит, а матери это кажется. Вот здесь: «Он тебя бросил, а ты все защищаешь его… — Мама продолжает свой монолог, который я и так знаю наизусть». — «Он тебя бросил, а ты все защищаешь его… — говорит мама с обидой, хотя я не защищаю, всё это время молчу». Что-нибудь подобное.
Написано замечательно. Первый абзац вообще льется, как стихотворение в прозе. Замечаний у меня практически нет. Очень рад такому результату.»
Рецензия писателя Екатерины Федорчук:
«Какой прекрасный рассказ получился! Я прочитала его с огромным удовольствием.
В нем есть светлое ощущение Нового года и трепет перед ощущением ушедшего времени. Ведь Новый год — это такая маленькая машина времени, да, которая заставляет нас не только смотреть в будущее, но и в прошлое, в такие же огни, елки, сверкающие витрины. Грустный праздник, если вдуматься. Очень тонко сделано: в рассказе звучит АББА, но не ожидаемое «Happy New Year», а другая композиция.
Мне нравится интонация повествователя, мне нравится, как легко и ненавязчиво автор переходит от темы к теме, не теряя при этом динамики сюжета и не нарушая единства повествовательного полотна.
В целом рассказ о любви живой и умершей. Мама с папой не сохранили этого трепетного чувства. Но где-то в вечности, в вечном Новом годе они все равно вместе, потому что любовь, как и человеческая душа — бессмертна.»